Адвокат. Судья. Вор (сборник) - Андрей Константинов

Пока шли приготовления к чаепитию, они почти не разговаривали, обменивались лишь ничего не значащими фразами, выкурили по сигарете и больше поглядывали друг на друга, словно ждали чего-то. Лида уже не сомневалась, что у Андрея действительно случилось что-то очень серьезное – от него шла плотная волна боли и тоски…

Обнорский чувствовал себя абсолютно не в своей тарелке, после того как осознал бредовость идеи допроса с пристрастием. О чем говорить? Все-таки Лидия Александровна была следователем, и Андрей не знал, насколько ей можно довериться. А заигрывать и флиртовать Серегин просто не мог, слишком уж это было бы цинично – Женькин труп еще, наверное, из бани увезти не успели… Поэтому Андрей молчал, хмурился и не знал, куда деть трясущиеся руки. Когда чай наконец был готов, Андрей смог выпить только полчашки, потому что его вдруг прямо перекосило всего от приступа головной боли. Обнорский молча выскочил из-за стола в прихожую, где на вешалке висела его куртка, нашарил в кармане таблетки анальгина. Вернувшись в кухню, он вылущил из упаковки две таблетки и запил их теплым чаем. Виновато взглянув в глаза Поспеловой, пробормотал:

– Извините, Лида… Я… я не наркоман… Просто с головой что-то… У меня бывает иногда…

Поспелова кивнула, улыбнулась участливо:

– Я понимаю, вы говорили… Вас ранило когда-то давно… Вы были в Афганистане?

– Нет, – качнул головой Андрей. – В Афгане я не был… Я же на арабском отделении учился… Это меня в Южном Йемене приголубило. Сначала осколком, а потом один хороший парень мне почти в то же самое место из «макарова» засадил… Интересный был человек, и главное – добрый… Теперь снится мне все время, когда у меня пакость какая-то начинается…

– Южный Йемен? – удивленно приподняла плечи Лида. – Это рядом с Саудовской Аравией? Совершенно забыла географию… А там, в Йемене этом, что – тоже наши войска были? Мы что – воевали там?

– Хрен его знает, что мы там делали, – сморщился досадливо Обнорский. – Кому сейчас это все нужно?.. Ерундой мы там занимались. Надо было не интернациональный долг выполнять, а фарцовкой заниматься и валютой спекулировать, готовить, так сказать, плацдарм для новой России…

Таблетки еще не успели подействовать, боль у левого виска становилась все сильнее, и голос его постепенно угасал, переходя в шепот… А потом Андрей и вовсе замолчал, прикрыл глаза и откинулся на спинку дивана, уперся затылком в стену, потому что приступ вышел на свой пик. Обнорскому было так больно, что он уже не думал о правилах приличия, он замер и сосредоточился только на одном – лишь бы не застонать… Поспелова тоже замерла с чашкой в руке, она неотрывно смотрела на подрагивающие веки Серегина, на его покрывшийся бисеринками пота лоб, и внезапно на нее нахлынула волна почти материнской нежности к этому странному, вдрызг измученному парню…

Лида тихонечко поставила чашку на стол, наклонилась вперед и вдруг совершенно неожиданно для себя положила ладонь на горячий лоб Андрея. Обнорский вздрогнул от этого прикосновения, но глаза не открыл и не отстранился… Несколько секунд они не шевелились, а потом Поспелова начала осторожно поглаживать его лоб и виски, ее прохладные пальцы словно забирали в себя боль Андрея… Незаметно к ее правой руке присоединилась левая, они разглаживали морщины у глаз Обнорского, бережно ерошили его черные, с редкой проседью волосы… Со стороны все это выглядело достаточно странно: едва знакомые люди (да и познакомившиеся, между прочим, не где-нибудь, а на допросе) – и вдруг такие, можно сказать, нежности. Но Лиду и Андрея никто ведь не видел… А в жизни случается много очень странных и подчас совсем необъяснимых вещей…

Боль начала потихоньку стихать. Обнорский, по-прежнему не открывая глаз, осторожно повернул голову и коснулся ее руки губами – сначала один раз, потом другой… Она не отвела рук, продолжала гладить его по голове, словно не замечая его нежных поцелуев. Лида наклонилась к нему еще ближе, он почувствовал на своем лице ее легкое дыхание, бережно приобнял ее за плечи и поцеловал в найденные ощупью мягкие губы… Она чуть напряглась, сделала даже робкую попытку отстраниться, но Андрей не пустил – он целовал ее все сильнее и сильнее, и в конце концов Поспелова не выдержала, подалась к нему, застонала глухо и начала отвечать на поцелуи… И вот тут случился какой-то провал во времени и пространстве, оба потом не могли вспомнить, почему очнулись уже не на кухне, а в комнате, в абсолютно развороченной и перебуровленной постели… Стоит ли при этом говорить, что из одежды на обоих находились лишь пара сережек, перстенек да крест на серебряной цепочке…

С полминуты они обалдело смотрели друг на друга в темноте комнаты, словно не понимали, что, собственно говоря, произошло… Обнорский очнулся первым.

– Вот это да, – сказал он и глупо улыбнулся. – Ну ни фига ж себе…

(Андрей, надо сказать, особо большим тактом никогда не отличался, сказывалось все-таки долгое пребывание в армии. Бесчувственным чурбаном он, конечно, не был, но часто мог сказануть что-нибудь этакое… Ну не совсем уместное, что ли…)

Поспелова от его слов дернулась, попыталась прикрыться перекрученным в жгут одеялом.

– Боже мой… Что это? Как же я?.. О Господи…

Обнорский закрыться ей не дал – навалился всем телом, схватил за руки и снова начал целовать с какой-то запредельной, сводящей его самого с ума нежностью.

– Нет, нет, не надо, Андрюша, не надо, – исступленно шептала Лида, видимо, вступив в антагонистическое противоречие с собственным телом, потому что ее руки говорили обратное – они словно сами по себе гладили Серегина по спине, а ноги разошлись в стороны и согнулись в коленях…

А потом снова случился провал во времени и пространстве, и когда они вернулись в реальность, то оказалось, что Лида лежит на животе, уткнувшись лицом в мокрую подушку, а Андрей закрывает ее сверху, целуя в затылок, в то самое место, где заканчивались пушистые завитки светлых волос… Обнорский осторожно скатился с нее, лег рядом и притянул Лиду к себе. Она всхлипнула и открыла глаза.

– Ты, наверное, думаешь, что я блядь? Да? Что я с каждым могу вот так вот – сразу… Да?

– Лидушка… Ну что ты мелешь… Что ты мелешь, хорошая моя… – Андрей стиснул ее крепко-крепко, до хруста, и снова начал целовать. – Ну что ты, Лидушка…

Его грубоватые утешения частично помогли – она обмякла в его руках, но все равно продолжала бормотать сквозь всхлипы:

– Не думай обо мне плохо… Пожалуйста… Я… я совсем не такая… Я…

– Ну конечно, не такая… – Андрей погладил ее по волосам. – Ну что ты? Почему я о тебе плохо думать должен? Зачем же ты меня-то раньше времени в сволочи записываешь? Лидушка, нежная моя…

Потом они снова начали целоваться – нежно, страстно и до исступления долго, а потом… Ну что может случиться после нежных, и страстных, и долгих поцелуев голой женщины и голого мужчины, лежащих, заметим, при этом в постели? Ежику понятно что. Вот оно и случилось, и при этом сознание у них уже не отключалось…

Ненадолго оторваться друг от друга они смогли лишь в четвертом часу ночи. Лида, покачиваясь, как пьяная, добрела до кухни, взяла там пепельницу, сигареты, бутылку минеральной воды и вернулась обратно. Когда они наконец закурили, было четыре часа утра. Курили молча. С первыми затяжками перед глазами Обнорского вновь появился окровавленный Женькин труп, а Лида, видимо, почувствовав, что мысли Андрея ушли к чему-то очень тяжелому и страшному, тихо лежала рядом, поглаживала его по плечу.

– Андрей… – осторожно позвала она, когда огоньки на сигаретах доползли до фильтров. – Ты говорил, у тебя какие-то серьезные проблемы появились… И что ты думал, будто я в курсе… Что случилось? Ты можешь рассказать?..

Она не договорила, но Обнорский явно уловил подтекст: «Теперь можешь рассказать, после всего, что случилось между нами?..»

Серегин тяжело вздохнул, загасил в пепельнице сигарету и забросил руки за голову.

– Рассказать… Понимаешь, долго очень рассказывать придется… Я… Пять дней назад я договорился о встрече с одним своим другом. Мне нужен был его совет, возможно, не только совет, но и реальная помощь… Сегодня… точнее, уже вчера… я приехал на место встречи… И немного опоздал – знакомого встретил в том дворе, где машину парковал… А когда пришел туда, где мы встретиться договорились, там… там уже мой приятель лежал… Убитый… Зарезанный…

Поспелова охнула и поднесла руку ко рту, даже в темноте было видно, как расширились ее глаза. Обнорский невидяще смотрел в потолок и продолжал говорить:

– Он еще теплый был… Я выскочил на улицу – милицию вызывать… Только в будку заскочил – она тут как тут, родимая… Только не гэзэшники районные, не опера из отделения… а два фургона спецгруппы ОМОН под руководством офицера ОРБ… Они как будто знали… Ну а потом я побежал… И в конце концов прибежал к тебе… Вот и все.