Анафем - Нил Стивенсон

— От той, которая не противоречит законам природы?

— Да.

— Не знаю.

Я рассмеялся.

— Ну вот. Наконец-то я начал понимать, что Ороло говорил мне про светителя Эвенедрика. Эвенедрик изучал датономию — отрасль булкианской философии. То, что нам дано, что мы наблюдаем. В конечном счёте это всё, что у нас есть.

— Ладно, — сказал Эмман. — Так что мы наблюдаем?

— Не просто приемлемые мировые точки, то есть без льда в звёздах, но приемлемую серию таких точек. Мировой путь, который мог случиться.

— В чём разница?

— Глыба льда в звезде не просто невозможна — её нельзя туда доставить и нельзя там сохранить. Нет связной истории, которая бы её включала. Речь не просто о возможном — в Гемновом пространстве возможно всё, — но о согласованном, в смысле всего того, что должно быть справедливым в отношении вселенной, где в звезде оказалась глыба льда.

— Ну, думаю, такое возможно, — сказал Эмман. В его голове заворочались праксические шестерёнки. Собственно, этим он и зарабатывал на жизнь — его выдернули из ракетного агентства и приставили техническим советником к Игнете Фораль. — Можно спроектировать ракету с боеголовкой из жаропрочного материала и поместить туда глыбу льда. Запустить её в звезду с большой скоростью. Жаропрочный материал сгорит. Но потом, на долю мгновения, у нас будет глыба льда в звезде.

— Отлично, всё это возможно, — сказал я. — Но ты сам ответил на вопрос: «что должно быть справедливым в отношении вселенной, где в звезде оказалась глыба льда?» Если бы ты отправился в тот космос и остановил время…

— Хорошо, — сказал он. — Пусть гемнопространственный телепортатор может останавливать время, снова и снова возвращаясь в одну точку.

— Замечательно. Ты остановил время и смотришь на область вокруг льда. Ты видишь тяжёлые ядра расплавленного корпуса в звёздном веществе. Ты видишь следы отработанного ракетного топлива, ведущие к выгоревшему месту на стартовой площадке. Стартовая площадка должна быть на планете, способной поддерживать жизнь достаточно разумную, чтобы запускать ракеты. Вокруг площадки ты видишь людей, посвятивших жизнь конструированию и постройке ракеты. В их нейронах закодирована память о работе и о запуске. В их авосети есть спили запуска. И все воспоминания и записи должны по большей части согласовываться друг с другом. Все воспоминания и записи сводятся к положению атомов в пространстве, так что…

— Воспоминания и записи сами входят в ту конфигурацию, которой закодирована точка в Гемновом пространстве, — сказал Эмман громко и твёрдо. Он видел, что понял правильно. — И это ты имел в виду, говоря о совместимости.

— Да.

— Лёд в звезде может быть закодирован многими точками Гемнова пространства, — сказал он, — но лишь небольшое их число…

— Исчезающе малое, — сказал я.

— Содержит все записи — последовательные, взаимосогласующиеся — как он туда попал.

— Да. Когда ты в приступе праксиса выдумал ракету для доставки льда, ты на самом деле сообразил, какое повествование создаст условия — следы, оставленные в космосе исполнением твоего проекта, — совместимые со льдом в звезде.

Некоторое время мы шли молча, потом Эмман сказал:

— Или, если взять другой пример, невозможно увидеть наряд сууры Карваллы…

— И не реконструировать мысленно последовательность операций, нужных, чтобы завязать все эти узлы.

— Или развязать.

— Она столетница, — предупредил я, — а конвокс не навсегда.

— Не слишком увлекаться. Понял. Но я всё равно могу условиться с ней о свидании в три тысячи семисотом…

— Или стать фраа.

— Может, ещё и придётся. Эй, ты знаешь, куда мы идём?

— Я иду за тобой.

— А я за тобой.

— Отлично. Значит, мы заблудились.

Некоторое время мы шарахались в темноте, пока не наткнулись на двух гуляющих прасуур и не спросили, где здание эдхарианского капитула.

— Итак, — сказал Эмман, когда мы вышли на правильную дорогу, — суть в том, что в каждом конкретном космосе — прости, на каждом конкретном мировом пути — всё логично. Законы природы выполняются.

— Да, — сказал я. — Это и есть мировой путь — последовательность точек в Гемновом пространстве, соединённых ровно так, чтобы это выглядело, как будто законы природы выполняются.

— Я вернусь к терминологии телепортатора, потому что так я буду объяснять это другим, — сказал он. — Вся суть телепортатора в том, что можно мгновенно перенестись в любую другую точку. Можно произвольным образом прыгать из одного космоса в другой. Но лишь одна точка в Гемновом пространстве описывает состояние твоего космоса в следующий миг при соблюдении законов природы. Верно?

— Ты на правильном пути, — сказал я. — Но…

— Я вот к чему веду, — продолжал он. — Люди, которым я буду всё это объяснять, слышали о законах природы. Некоторые их даже изучали. Тут появляюсь я и начинаю говорить про Гемново пространство. Концепция для них совершенно нова. Я долго объясняю — говорю про телепортатор, про глыбу льда, про выжженное место на пусковой площадке. Рано или поздно кто-нибудь поднимет руку и спросит: «Господин Белдо, вы потратили несколько часов нашего бесценного времени на кальк о Гемновом пространстве — в чём, скажите на милость, ваш вывод?» Я отвечу: «С вашего позволения, вывод в том, что в нашем космосе выполняются законы природы».

— Он скажет: «Идиот, это мы и так знаем, ты уволен!»

— Вот именно! Тогда-то мне и придётся сбежать и сделаться фраа, желательно в матике Карваллы.

— Так ты спрашиваешь меня…

— Что существенного мы выигрываем, приняв модель Гемнова пространства? Ты уже говорил, что она облегчает занятия теорикой, но бонзы теорикой не занимаются.

— Ну, во-первых, неверно, что в каждый конкретный момент есть лишь одна следующая точка, согласующаяся с законами природы.

— А, сейчас ты начнёшь рассказывать про квантовую механику?

— Да. Элементарная частица может распасться. А может не распасться, что тоже совместимо с законами природы. Однако распад и нераспад приводят нас в различные точки Гемнова пространства…

— Мировой путь раздваивается.

— Да. Мировые пути раздваиваются всякий раз, как происходит коллапс волновой функции, то есть очень часто.

— И тем не менее, на каком бы мировом пути мы ни находились, он по-прежнему всегда подчиняется законам природы, — сказал Эмман.

— Боюсь, что да.

— Так, возвращаясь к моей исходной проблеме…

— Что даёт нам Гемново пространство? Ну, например, так гораздо легче думать про квантовую механику.