Свободное владение Фарнхэма - Роберт Хайнлайн

Теперь о Киске. Я не верю твоим вероломным словам насчет ваших отношений. Собственный опыт подсказывает, что ты склонен к соблазнению невинных девушек. А она очень хорошенькая… Теперь серьезно. Милый, я знаю, насколько ты благороден, и ни на миг не заподозрила чего-либо дурного. Но вдруг благородство изменит тебе… Что ж, я не буду тебя осуждать. В конце концов эта девушка выполняет определенные функции. Я даже постараюсь не ревновать… но дай слово, что ваши отношения не станут постоянными. Я не хочу думать, что ты можешь забыть обо мне теперь, когда вновь просыпаются мои желания. Но с другой стороны, избавиться от нее сейчас — это потерять единственную возможность связи между нами. Будь добр с ней, она — чудесное дитя. Хотя я знаю, что ты всегда очень добр со всеми.

Буду писать каждый день и всякий раз, не получая твоей записки, буду плакать в подушку от смертельной тревоги за тебя.

До свидания, мой любимый.

Ныне и присно и во веки веков…

Б.

P.S. Это пятно — отпечаток ножки маленького Хью».

Хью нежно поцеловал письмо и лег в постель, прижимая его к себе.

Киска так и не проснулась…

8

Хью обнаружил, что чтение и письмо на Языке дается ему довольно легко. Написание было фонетическим, для каждого звука имелась соответствующая буква. Незначащих букв не было, как не было и никаких исключений в произношении или в написании слов. Произношение точно соответствовало написанным буквам или имелись специальные знаки, указывающие на необходимое изменение звука. Система была полностью свободна от ловушек, как, например, эсперанто. Таким образом, как только был выучен 47-буквенный алфавит, он мог написать любое знакомое слово, а слегка поразмыслив, и прочитать любое написанное слово.

Печатные буквы были очень похожи на рукописные, поэтому страницы книг выглядели так, как будто их от руки написал какой-нибудь опытный писец. Он не удивился, обнаружив, что буквы похожи на арабские. Посмотрев соответствующую статью в Британике, Хью окончательно утвердился в мысли, что, скорее всего, этот алфавит развился из арабского письма его времени. Около полудюжины букв вообще не претерпели никаких изменений, несколько хотя и изменились, но не сильно. Было много новых букв, которые призваны были обозначать звуки, отсутствующие в арабском языке XX века. Проконсультировавшись еще раз в Британике, он понял, что основными корнями Языка были арабский, французский и суахили, и еще Дядя знает что. Подтвердить он этого не мог, поскольку словаря, отражающего исторические изменения в лексике, не было, видимо, вовсе. А его учителя, кажется, были свято убеждены в том, что Язык всегда был таким, каким они знали его. Они даже понятия не имели ни о каких изменениях.

Впрочем, все это представляло теоретический интерес. Хью не знал ни арабского, ни французского, ни суахили. В университете он владел начатками латыни и немного немецким, а в последующие годы пытался учить русский. Поэтому он не обладал знаниями, достаточными для выяснения истоков Языка, им двигало чисто человеческое любопытство.

Но даже и на простое любопытство он не имел права тратить драгоценное время. Если он хотел ублаговолить их Милость, то ему нужно было чем-то заинтересовать его — в данном случае переводами, для того чтобы тот разрешил ему повидаться с Барбарой. Это значило, что он должен просто-таки завалить Понса материалами. Хью работал не покладая рук.

На второй день своего назначения Хью попросил, чтобы ему прислали Дьюка, и Мешток удовлетворил его просьбу. Вид у Дьюка был довольно измученный: под глазами мешки. На Языке он говорил, хотя и не так хорошо, как его отец. Видимо, в процессе учебы ему не раз пришлось отведать хлыста, так как он находился на грани отчаяния и довольно заметно хромал.

Мешток не имел абсолютно ничего против передачи Дьюка в Департамент Древней Истории.

— Только рад буду избавиться от него. Для жеребца он чудовищно велик, хотя, по-видимому, ни на что другое не годен. Конечно, пусть работает у тебя. Не переношу вида слуг, которые шляются без дела и только дармоедству ют…

И Хью взял его к себе. Дьюк окинул взглядом апартаменты Хью и присвистнул:

— Ну и ну! Да ты, я вижу, из дерьма ухитрился выбраться, благоухая, как роза! Как это ты?

Хью объяснил ему ситуацию.

— Вот поэтому я и хотел бы, чтобы ты перевел статьи, касающиеся юриспруденции и родственных ей отраслей знаний — то, что тебе удастся лучше всего.

Дьюк упрямо сжал кулаки.

— Сам переводи…

— Дьюк, оставь такой тон. Ведь это прекрасная возможность для тебя.

— Скорее для тебя. А что ты сделал для матери?

— А что я мог сделать? Встречаться мне с ней не разрешают, как, впрочем, и тебе. Сам знаешь. Но Джо уверяет меня, что она не только прекрасно устроилась, но и счастлива.

— Информация со слов Джо меня не устраивает. Я хотел бы убедиться в этом собственными глазами. Я, черт возьми, настаиваю на этом.

— Настаивай, сколько хочешь. Пойди скажи Мештоку. Хочу предупредить заранее, что я не смогу защитить тебя от него.

— Я и так знаю, что мне скажет и что сделает этот маленький грязный человек. — Дьюк поморщился и потер больную ногу. — Зато ты должен побеспокоиться обо всем. Раз уж ты так ловко втерся в доверие, то тебе и карты в руки. Используй хотя бы часть своей власти на то, чтобы спасти мать.

— Дьюк, я не могу ничего поделать. Со мной обращаются хорошо по тем же причинам, что и с породистой лошадью. И потребовать я могу примерно столько же, сколько эта самая лошадь. Я могу помочь тебе добиться сравнительно хороших условий, если ты будешь сотрудничать со мной, — удобное жилье, сносное обращение, нетяжелая работа. Но я ни в малейшей степени не могу вмешиваться в женские вопросы. Мне легче слетать на Луну, чем получить разрешение на перевод сюда Грейс. Ты ведь знаешь, что порядки у них как в гареме.

— Значит, ты собираешься выполнять роль ученого тюленя для этой черной обезьяны и даже пальцем не пошевелишь, чтобы помочь матери? Ну уж, уволь меня!

— Дьюк, я не намерен спорить с тобой. Я выделю тебе комнату и каждый день буду посылать тебе по тому Британики. Если ты не будешь переводить, я постараюсь сделать так, чтобы Мешток не узнал об этом. Но, скорее всего, у него всюду есть осведомители.

На том разговор и закончился. Сначала Дьюк действительно не помогал ему. Но скука сделала свое дело там, где не сработали доводы. Дьюк не выдержал ничегонеделания в запретной комнате. В принципе, он мог бы выйти из нее, но останавливала возможность наткнуться на Мештока или на кого-нибудь из старших слуг, которых могло заинтересовать его присутствие здесь. Слуги всегда должны были казаться занятыми каким-нибудь делом, даже когда и бывали свободны — от утренней молитвы до вечерней.