Богач, бедняк - Ирвин Шоу

— Завтра же попрошу его выслать остальные, — сказал Рудольф.

— Давно пора, черт бы его побрал, — проворчал Шульц. — Что теперь ему нужно от меня? Что, снова кого-нибудь изуродовал?

— Нет, — ответил Рудольф. — С ним все в порядке.

— Очень жаль, — сказал Шульц.

— Он просил меня узнать у вас, идет ли еще дым? — Какие-то странные слова, ему было непривычно их произносить.

Лицо у Шульца вдруг стало хитрым, каким-то таинственным, и он старался не смотреть прямо на Рудольфа.

— Вы уверены, что завтра он вернет мне долг?

— Абсолютно, — заверил его Рудольф.

— Ну-у, — протянул Шульц. — Больше дыма нет. Вообще больше ничего нет. Эта толстая задница Куэйлс не выиграл ни одного поединка после того, как ваш засранец-братишка разделался с ним. У меня тогда был реальный шанс надежно заработать на нем. Хотя итальянцы могли обмануть и лишить меня моей доли. А ведь это я нашел Куэйлса, это я привел его на ринг. Нет, дыма уже нет. Кто уже умер, кто сидит за решеткой. Никто, по сути дела, и не помнит имени вашего братца. Может разгуливать по Пятой авеню во главе колонны на параде в честь Дня Колумба[82], и никто не тронет его и пальцем. Можете сообщить ему об этом. Скажите ему, что моя новость стоит гораздо больше ста пятидесяти долларов.

— Скажу, мистер Шульц, обязательно передам. — Рудольф старательно изображал, что ему якобы понятно, о чем идет речь. — У меня еще один вопрос…

— Не много ли вопросов за такие деньги?

— Он хочет знать, как там его жена.

Шульц рассмеялся.

— Эта проститутка? — спросил он, выговаривая каждое слово по слогам. — Ее фотография попала в газету. В «Дейли ньюс». Причем дважды. Ее задержали за приставания к мужчинам в барах. Репортеру она назвалась Терезой Лаваль. Чтобы подумали, что речь идет о француженке. Но я-то сразу узнал эту сучку. Все они — б… все, до последней. Я мог бы рассказать вам многое, мистер…

— Не знаете ли вы, где она живет? — Рудольфу совсем не улыбалось проторчать весь день в этой жаркой, вонючей комнате, выслушивая мнение Шульца о женщинах. — И где их сын?

Шульц покачал головой:

— А кто знает? Я не знаю толком, где сам живу. Надо же, Тереза Лаваль, француженка. — Он снова засмеялся. — Тоже мне француженка!

— Благодарю вас, мистер Шульц, — сказал Рудольф. — Больше не буду вас беспокоить.

— Ничего страшного. Очень рад был побеседовать с вами. Вы на самом деле пришлете мои деньги завтра утром?

— Гарантирую.

— На вас такой дорогой костюм, — сказал Шульц. — Но это все же еще не гарантия.

Рудольф вышел, а Шульц так и остался сидеть на своей кровати, в жаркой комнате, покачивая головой. Даже Пятьдесят третья улица теперь показалась Рудольфу вполне привлекательной после того, как он оставил за спиной эти вонючие меблированные комнаты.

Когда он сходил по трапу самолета в аэропорту Кеннеди, в кармане у него лежала телеграмма от Рудольфа. Вместе с сотнями других пассажиров Томас встал в очередь, чтобы покончить с формальностями в секциях санитарной и иммиграционной служб. Когда он был здесь в последний раз, аэропорт назывался Айдлуайлд. Чтобы назвали аэропорт твоим именем, оказывается, достаточно получить дырку в голове. Сомнительная, весьма дорогостоящая честь.

Крупный ирландец со значком «Иммиграционная служба» на лацкане смотрел на него так, словно ему не нравилась сама мысль о том, чтобы впустить его обратно в страну. Он долго листал большую черную тетрадь, испещренную фамилиями, пытаясь отыскать на ее страницах фамилию Джордах, и, казалось, сильно расстроился, когда не обнаружил ее.

Томас прошел на таможню, где стал дожидаться своего багажа. Как много, однако, здесь народа! Казалось, все население Америки возвращается из отпусков, проведенных в Европе. Откуда у людей столько денег?

Он посмотрел на балкон, где за стеклом толпились встречающие — друзья, родственники тех, кто сейчас находился внизу. Узнавая своих, они принимались энергично махать им руками. Он указал в телеграмме Рудольфу номер своего рейса и время прибытия самолета, но не увидел его в густой толпе встречающих на балконе. Он почувствовал, как вспыхнуло раздражение. Не для того он прилетел, чтобы по всему Нью-Йорку вылавливать своего братца!

После возвращения в Антиб из рейса с Хитом и его женой Тома ждала телеграмма от Рудольфа.

«Дорогой Том, — сообщал тот в телеграмме, — здесь все о'кей. Точка. Надеюсь найти адрес сына в самое ближайшее время. С любовью Рудольф».

Он наконец увидел на конвейере свой чемодан, схватил его и занял очередь к стойке таможенника. Какой-то идиот из Сиракуз, потея, запинаясь, рассказывал инспектору длинную историю о том, где он достал два одинаковых вышитых платья с широкими юбками и кому они предназначались. У Томаса в чемодане не было никаких подарков, и инспектор пропустил его без задержки.

Он отказался от услуг носильщика и сам донес свой чемодан до выхода и тут увидел Рудольфа: тот махал ему рукой. Рудольф стоял среди толпы встречающих без головного убора, в узких брюках и спортивном пиджаке. Они пожали друг другу руки. Рудольф хотел было взять у него из рук чемодан, но Томас не позволил.

— Ну, как долетел? — спросил Рудольф, когда они вышли из здания аэровокзала.

— Отлично.

— Мой автомобиль на стоянке. Подожди здесь. Я вернусь через пару минут.

Провожая его взглядом, Томас отметил, что у Рудольфа все та же легкая скользящая походка и он абсолютно не двигает плечами при ходьбе.

Расстегнув воротник, он ослабил галстук. Хотя уже было начало октября, но стояла удушливая жара, чувствовалась влажная вонь от смога: воняло отработанным керосином. Он уже давно забыл о своеобразном климате Нью-Йорка. Как тут живут люди?

Минут через пять Рудольф подкатил к нему в голубом двухместном «бьюике». Томас бросил чемодан на заднее сиденье и сел рядом с ним. В машине работал кондиционер, это было весьма кстати. Рудольф ехал на дозволенной скорости, а Томасу вспомнилась их поездка много лет назад, когда они ехали к умирающей матери, как их задержал дорожный патруль, и бутылка бурбона, и револьвер «смит-и-вессон». Времена изменились, и явно к лучшему.

— Ну, что скажешь? — спросил Томас.

— Я нашел Шульца, — ответил Рудольф. — Вот я и послал тебе телеграмму. Шульц сказал, что дыма больше нет. Кто уже умер, кто — в тюрьме. Я не стал уточнять, что он имел в виду.

— Ну а что Тереза, малыш?

Рудольф, нахмурившись, подергал рычажок кондиционера.

— Шульц не знает, где они находятся — ни сын, ни она. Но сказал, что фотография твоей жены появлялась в газетах. Причем дважды.

— Это по какому же случаю, черт бы ее побрал? — Томас был на мгновение ошарашен. — Может, эта сумасшедшая все же пробилась на сцену? Или устроилась в каком-то ночном клубе?

— Ее арестовали за приставания к мужчинам в баре. Дважды, — подчеркнул Рудольф. — Мне, конечно, очень неприятно сообщать тебе об этом, Том.

— Забудь, — зло бросил он. — Этого следовало ожидать.

— Шульц сказал, что она назвала репортерам вымышленное имя, но он все равно ее узнал, — продолжал Рудольф. — Я навел справки. Это на самом деле она. В полиции мне дали ее адрес.

— Если она не заломит цену, — мрачно сказал Томас. — Может, стать на время ее клиентом? Может, она наконец научилась это делать как следует?

Томас видел, как гримаса исказила от его слов лицо Рудольфа, но он ведь летел через океан не для того, чтобы здесь миндальничать.

— Ну а что насчет сына?

— Он учится в военном училище возле Покипси, — сказал Рудольф. — Я это выяснил всего пару дней назад.

— Военное училище, боже мой, — произнес Томас. — Может, его приняли туда, чтобы офицеры могли трахать его мать на маневрах?

Рудольф ехал молча, не обращая внимания на слова Тома — пусть изольет свою горечь.

— Да, только об этом я и мечтал, — вздохнул Том. — Чтобы мой сын стал солдатом! Ничего себе! А как тебе удалось раздобыть все эти сведения?

— Нанял частного детектива.

— Он разговаривал с этой сукой?

— Нет.

— Значит, никто не знает, что я здесь?

— Никто, — подтвердил Рудольф. — Кроме меня, разумеется. Но я сделал еще кое-что. Надеюсь, ты на меня не обидишься.

— Что такое?

— Я поговорил с одним адвокатом, своим приятелем. Не называя никаких имен. Ты можешь получить развод и опеку над сыном. Без всяких проблем. Из-за двух ее задержаний.

— Остается только надеяться, что рано или поздно ее запрут в тюрьму, а ключ от камеры выбросят.

— Пока ее запирали на одну ночь и в первый, и во второй раз и штрафовали.

— В этом городе есть хорошие адвокаты? — Томас вдруг вспомнил те дни, что провел в тюрьме в Элизиуме. Таким образом, за решеткой побывали двое из их семьи.