Друид - Клауде Куени

По-видимому, боги не хотели помогать мне, когда я самыми разнообразными настойками и отварами пытался поставить Ванду на ноги. Для друида подобные ситуации всегда становятся одним из самых тяжелых испытаний. Что бы я ни делал, все мои усилия оставались напрасными, я не мог вылечить женщину, которую любил больше всего на свете. Я не думал, что Ванда в самом деле больна, потому что жар спал очень быстро. Но достаточно было посмотреть ей в глаза, чтобы понять: ее душу что-то гложет. Во время третьей ночной стражи я по-прежнему не мог уснуть и решил отправить Криксоса за вином. Выпив кубок разбавленного красного, я наконец-то уснул беспокойным сном. Меня мучило одно и то же видение, повторявшееся раз за разом. Вдруг я проснулся. Что вырвало меня из тяжелого забытья? Жуткие видения, проплывавшие перед моими глазами? Крик? Чья-то рука? Я прислушался и услышал снаружи мужские голоса. Легионеры оживленно переговаривались друг с другом. Инстинктивно я попытался обнять Ванду, но моя рука нащупала лишь медвежью шкуру. Испугавшись, я обшарил руками всю кровать, но так и не нашел Ванду. Через мгновение в нашу комнату из прихожей вошел Криксос, державший в руках масляную лампу. В неверном свете мерцающего огонька я увидел, что Ванда исчезла.

— Мой господин, — заикаясь, начал Криксос, — мне кажется, произошло нечто ужасное…

Я вскочил на ноги и, прихрамывая на каждом шагу, так быстро, как только мог, направился к выходу из палатки. За то время, пока легион стоял лагерем на этом месте, я успел запомнить каждую неровность в полу моего жилища, поэтому без труда прошел через спальню, а затем через прихожую. Однако как только я откинул закрывавший вход полог, я увидел около дюжины преторианцев, стоявших полукругом. В руках они держали гладиусы и, без сомнения, были готовы пустить их в ход, если бы возникла такая необходимость.

— Даже не пытайся сопротивляться, друид! — пригрозил один из офицеров.

Только сейчас до моего слуха донеслись женские крики. Я узнал этот голос! Вайда! Я инстинктивно сделал шаг вперед, но в то же мгновение преторианцы бросились на меня и скрутили мои руки за спиной. Один из них накинул мне на шею петлю, продел между тонкой бечевкой и моим затылком палку и туго затянул. Из моего горла вырывались хрипы, я едва дышал. Криксос хотел было броситься мне на помощь, но десяток острых пилумов, прикоснувшихся к его груди, заставили его остановиться. Он лишь беспомощно смотрел на меня.

Преторианцы отвели меня в палатку Цезаря. Тяжелый полог, закрывавший вход в его спальню, был откинут. Рядом с ложем проконсула на коленях стояла Ванда. Кто-то из стражников связал ей руки за спиной толстой веревкой. Рядом на полу лежал измазанный кровью нож для жертвоприношений — священный кинжал друидов с бронзовой рукояткой в виде человека без рук и без ног.

Глядя на Ванду сверху вниз, перед ней стоял Цезарь. По выражению его лица я понял, что он настроен решительно, но в то же время чем-то очень огорчен. Офицеры с обнаженными мечами стояли вокруг своего полководца. Он жестом велел им отойти в сторону.

— Отпустите друида! — велел Цезарь.

Державшие меня преторианцы тут же выполнили приказ, и я рухнул на пол. Оглянувшись по сторонам, я медленно поднялся.

— Что произошло, Ванда?

— Она совершила покушение на жизнь проконсула! — ответил Рустиканус, выйдя вперед из-за спин офицеров. — Завтра утром ее казнят. Она будет распята на кресте.

— В соответствии с действующими законами ты имеешь право пожертвовать своим рабом Криксосом, — сказал Требатий Теста.

Не желая верить услышанному, я в отчаянии качал головой:

— Нет-нет! Ванда! Зачем ты это сделала?!

Ванда подняла голову и, всхлипывая, прошептала:

— Он уничтожил мой народ… Я не могла поступить иначе…

По ее измазанному кровью лицу ручьем текли слезы.

Я хотел подойти к своей возлюбленной и встать на колени рядом с ней, чтобы обнять и хотя бы немного успокоить, но как только я сделал шаг вперед, между Вандой и мной тут же оказались два преторианца. Я беспомощно взглянул на Цезаря и взмолился:

— Цезарь, она не моя рабыня, она моя жена!

Рустиканус покачал головой.

— Нет, друид. Если бы она была твоей женой, то не имела бы права находиться в военном лагере. Насколько я помню, тебе разрешили брать ее с собой повсюду, потому что она помогает тебе ходить — эта женщина твоя рабыня, которая заменяет тебе больную левую ногу. Должен быть казнен каждый раб, который попытается…

— Нет, Цезарь! Ведь ты истребил ее народ! Подари жизнь хотя бы ей!

Цезарь отвернулся от меня. Очевидно, услышав эти слова, он разочаровался во мне. Вдруг, не глядя на меня, он прокричал:

— Неужели жизнь какой-то рабыни для тебя дороже, чем здоровье проконсула?!

Насколько я мог судить, на теле Цезаря не было ни одной раны.

— Я знаю, — медленно начал я, осторожно взвешивая каждое слово, — что к тебе благоволят всемогущие боги. Здесь, в Галлии, никто не сможет причинить тебе вред, — сказал я уверенно.

Вдруг все замолчали, и в палатке воцарилась напряженная тишина. Взгляды всех присутствующих были устремлены на меня. В моей голове роились сотни мыслей. Я лихорадочно пытался найти выход из сложившейся ситуации. Мне показалось, что Цезарь тронут услышанным. Он повернулся ко мне и, не отводя взгляда, потребовал, чтобы я продолжал говорить. В очередной раз я убедился, что прослыть пророком довольно легко — достаточно предсказать человеку что-то хорошее. Но в ту ночь я не обманывал Цезаря ради спасения жизни Ванды. Я в самом деле считал, что в Галлии он не найдет свою смерть. Никто не смог бы убедить меня в обратном, поскольку мной овладело то же самое чувство, которое я испытал в ночь, когда умер Фумиг.

— Можешь не опасаться варваров, ты погибнешь от руки римлянина. И не здесь, в Галлии, а в Риме. Ты умрешь как бог, Цезарь.

Услышав такое предсказание, проконсул устало усмехнулся. Он рад был услышать от меня, что в Галлии ему не угрожает никакая опасность. Тогда Цезаря совсем не беспокоили события, которые должны были произойти в Риме.

— Прошу тебя, Цезарь! Подари моей рабыне жизнь так же, как тебе этой ночью подарили жизнь бессмертные боги!

— Мы должны казнить ее, Цезарь. Как к этому отнесутся легионеры? Что они подумают, когда узнают, что германская рабыня смогла пробраться в твою палатку, совершила покушение на тебя и не понесла наказание… — начал префект.

— Они не узнают об этом инциденте, — спокойно прервал Рустикануса проконсул. — Все, кто сейчас находится в этой палатке, не имеют права говорить о том, что случилось этой ночью. Моих легионеров это не касается! — добавил он и показал пальцем на Ванду, но при этом даже не взглянул на нее. — Уведите ее прочь! Продайте ее первому попавшемуся работорговцу, а деньги бросьте в реку.