Друид - Клауде Куени

Когда наши легионы находились на расстоянии всего лишь нескольких дневных переходов от племен германцев, те отправили к Цезарю послов. В тот же день я под диктовку проконсула записал следующее:

«Он велел разбить лагерь в нескольких днях пути от германцев, и в тот же день к нему прибыли послы от узипетов и тенктеров, которые объяснили действия своих племен следующим образом: — Мы ни в коем случае не собираемся воевать против римского народа. Однако наши воины готовы отразить любое нападение, поскольку мы унаследовали от своих предков обычай давать отпор каждому, кто решит пойти на нас войной, и не собираемся, унижаясь, умолять врага о заключении мира. Мы перешли Ренус не по своей воле, а были вынуждены поступить так, поскольку наши племена были изгнаны из принадлежащих им же земель. Мы, послы узипетов и тенктеров, готовы поклясться тебе, что наши племена хотят мирно сосуществовать с римлянами, чтобы оба народа смогли извлечь пользу из добрососедских отношений друг с другом. Не желая воевать с Римом, мы просим указать нам, на каких землях мы должны поселиться, или же разрешить нам остаться на той территории, которую мы уже захватили силой. Кроме того, прежде чем принять какое-либо решение, ты должен тщательно взвесить все «за» и «против», поскольку по силе и могуществу мы уступаем только свевам, с которыми не могут сравниться сами бессмертные боги. Мы, послы узипетов и тенктеров, выражаем полную уверенность в том, что кроме германского племени свевов на земле нет народа, способного победить нас. Тем не менее мы предлагаем тебе заключить временное перемирие…

На эту похвальбу Цезарь ответил очень холодно:

— О дружбе между мной и вашими племенами не может быть и речи до тех пор, пока вы находитесь на территории Галлии. — Цезарь говорил уже не от имени Рима, а от своего собственного имени. — Вы не можете претендовать на право владеть чужими землями только по той причине, что вы не смогли защитить свою собственную территорию. Кроме того, в Галлии и так живут слишком много племен, поэтому, даже если бы я захотел, все равно не смог бы выделить вам земли, не ущемив при этом права других народов, живущих здесь испокон веков. Однако вы могли бы поселиться на территории убиев, расположенной на противоположном берегу Ренуса. Поскольку на данный момент в нашем лагере находятся вожди и князья этого племени, переговоры могут начаться завтра же. На ваше предложение заключить перемирие я отвечаю решительным отказом.

— Почему ты не захотел обсудить с ними условия перемирия, а сразу отказался? — спросил проконсула Лабиэн на военном совете, созванном после того, как послы покинули лагерь.

— Они не ставили перед собой цели заключить мир. Германцы пытались выиграть время. Большая часть их конницы рассеяна по близлежащим территориям, поскольку их жажда наживы сильнее здравого смысла. Скорее всего, всадники вернутся в лагерь не раньше чем через три дня. Узипеты и тенктеры знают об этом и потому хотят заключить перемирие. Любая задержка будет им на руку.

Наверное, услышав эти слова, все присутствовавшие на военном совете в палатке Цезаря вспомнили о том, как в Генаве он ответил гельветам, будто должен подумать над их просьбой пройти по территории римской провинции, а сам тем временем ждал, когда прибудет подкрепление.

— Почему бы нам не начать войну против свевов? Ведь именно они заставляют другие народы покидать принадлежащие им земли и переселяться на новые территории, — спросил Красс, который благодаря своей отваге и успехам на полях сражений заслужил всеобщее уважение.

— Ренус должен стать естественной границей, отделяющей Римскую империю от земель варваров. Если я со своими войсками перейду через эту реку, — сказал Цезарь и с улыбкой взглянул на меня, — то буду вынужден, как и предсказывал друид, покоряя народ за народом, пройти до самого конца земли. Тогда владения Рима станут столь обширными, что Рим будет граничить с Римом.

— Как ты собираешься поступить? — не унимался Лабиэн. — Ты в самом деле хочешь, чтобы узипеты поселились на земле убиев? Хорошо подумай, прежде чем принимать подобное решение, ведь рано или поздно они вновь перейдут через Ренус и начнут теснить галльские племена.

— Предлагаю сняться с лагеря и идти навстречу германцам. Каждый час разведчики должны приносить мне донесения, — ответил проконсул. На его губах играла та же загадочная улыбка, которую я видел на его лице, когда войска Цезаря входили в Генаву.

Ванда не могла уснуть. Последние несколько дней она почти ничего не ела. Что-то не давало ей покоя. Я очень удивился, когда она отказалась присутствовать на переговорах с послами узипетов и тенктеров. Ванда то и дело жаловалась на тошноту и головную боль. Тем не менее она не стала пить целебный отвар, приготовленный мной, а тайком вылила его, надеясь, что я ничего не замечу.

— Что тебя беспокоит, Ванда? — спросил я, пытаясь разглядеть в темноте ее лицо. Но она притворилась спящей, а когда услышала мой вопрос, легла на бок, повернувшись ко мне спиной.

— Я знаю, что ты не спишь. Твое сердце стучит так, словно вот-вот вырвется из груди.

Пододвинувшись вплотную к Ванде, я обнял ее за талию и положил ладонь ей на живот.

— Похоже, свевов боятся все, — попытался я завязать разговор.

— Да кто они такие, эти свевы! — не выдержала Ванда. — Среди них нет ни одного отважного воина. Они побеждают только благодаря тому, что их очень много.

Я удивился, что она решила ответить на мои слова.

— Каждый год они отправляют тысячи своих головорезов на войну, чтобы те грабили и убивали. Их племя слишком многочисленно. Когда через год свевы возвращаются назад, они везут с собой горы добычи. Они только и ждут, что торговцы скупят у них все, что им удалось отобрать у других. Больше свевы ничего не продают — лишь награбленное. А через год на войну отправляются те, кто в прошлом году возделывал немногочисленные поля.

— Это свевы продали тебя в рабство? — тихо спросил я Ванду.

Она не ответила на мой вопрос.

Я убрал руку с ее талии и перевернулся на другой бок. В тот момент я мог думать только о деревушке рауриков и о страшной ночи, когда свевы неожиданно напали на нас. Ванда осталась со мной. Тогда я сделал слишком много предположений, большинство из которых в конце концов оказались неверными. Если Ванда так ненавидела свевов, то она ни за что в жизни не решилась бы сбежать с их воинами. Если разобраться, то я зря мучил себя бесполезными размышлениями. Я любил Ванду, и она любила меня. Какая разница, что заставило ее в ту злополучную ночь остаться со мной: какие-либо чувства ко мне или отсутствие других приемлемых возможностей? Она сделала свой выбор, и после этого все встало на свои места.