Наша Маша (Книга для родителей) - Алексей Пантелеев

Наслаждались безлюдьем, осенними запахами, влажной пахучей свежестью. В лесу тихо, только над головами у нас шумит и поет, а там, где просеку наискось пересекают телеграфные провода, - там уже не поет, а завывает и плачет (это Маша остановилась и спросила у меня: "Кто это плачет?").

Бродили довольно долго, но нашли всего два гриба: подберезовик и моховичок. Утром и днем кто-то основательно прочесал лес. Впрочем, нам и некуда было бы складывать грибы - корзинок мы взять с собой не догадались. Не такой и лес, чтобы запасаться корзинами...

* * *

Спать вчера легли рано - не было электричества.

Между прочим, Машка впервые увидела свечу. Маме в магазине подарили огарок, и она принесла его и стала зажигать.

- Это что? - спросила Машка.

Ей объяснили:

- Это называется свеча.

А Машкин папа когда-то, не очень, казалось бы, давно, спросил у своей мамы:

- Это что?

И ему объяснили:

- А это, Лешенька, называется электричество.

* * *

Совсем запуталась Машка. Где мама? Кто Маша? Кто папа? Кто Алеша?

Вчера вечером заходила ко мне. Просит конфетку. Я дал.

- А теперь, - говорит, - Маше дай.

И себя пальчиком в грудку. Хитрюга!

Я говорю:

- Ах, вот как? Ты - Маша?

- Нет, нет, я - мама!

Достаю конфету. Говорю:

- Это - Машеньке.

Не берет.

- Ты что ж не берешь конфету? Я ж сказал: это Маше.

Качает головой. Стойко держится. Для нее очень существенна почему-то эта метаморфоза с именами. Не знаю, так ли уж хорошо, что мы соглашаемся участвовать в этой затянувшейся игре. Что ж, она меня так всю жизнь и будет Алешей называть?!

Впрочем, педагогический смысл в этой игре есть. Алеша и Маша должны играть роль хороших детей. А маленькой "маме" мы имеем право в нужном случае сказать: "Какая же ты мама, если вести себя не умеешь?!"

А причина все та же: то, что Машка - единственная, что у нее нет братика и сестрички. Не хватает общества, коллектива.

Все-таки надо найти меру даже в игре.

Сегодня утром Машка завтракала. Кормит ее Минзамал. Я у нее спрашиваю:

- Куда ушла Елена Семеновна?

Минзамал не успела ответить, как ее перебивает Машка:

- Нет. Я - мама!

- А разве я сказал "мама"? Я говорю: Елена Семеновна.

Что же это, братцы, такое: значит, мы и между собой должны именовать себя "Машей" и "Алешей"? А Минзамал я должен говорить: "Где Машенька?", подразумевая под этим: "где Элико Семеновна?"

Нет, дружочек Маша, не выйдет!

Надо утвердить правило: делу время, потехе час.

28.8.59.

Перед завтраком слышу - горько плачет. В чем дело? Оказывается, мама стригла ей ногти и нечаянно отрезала кусочек того белого пятнышка, которое, как известно, предвещает получение подарка.

Рыдает и кричит:

- Где подаик? Подаик где?

Завтракая, тоже то и дело разглядывала свои ногти.

Показывает палец:

- Алеша, это что?

- Это пальчик.

- Нет, а что в пальчике?

* * *

Погода ненастная. Ветер. Дождь.

Но все-таки уже не так мрачно, как было все эти дни. Ветер повоет, повоет и отдыхает несколько минут. Небо посветлее стало.

Сегодня наша энергичная мамсинька ездила в Сестрорецк, хлопотала, чтобы починили электричество. Оказывается, в районе больше двухсот повреждений электрической сети: ураган рвал толстые провода как паутинку.

Все-таки холодно. В большой комнате топили сегодня печку.

29.8.59.

У Машки небольшая температура. Гулять ее не выпускали. Почти весь вечер играл с нею. Ездили на поезде в Москву. С нею и с ее двумя "понарошными" дочками. С вокзала на такси проехали к тете Вере Смирновой[4] и к дяде Ване Халтурину[5]. Позже приехал из Ленинграда папа (он тоже был воображаемый, "понарошный", так сказать папа-невидимка). Всей компанией мы собирались ехать в Московский зоопарк, но тут - о ужас! - Машу не понарошку, а по-настоящему позвали ужинать. Конечно, ей очень не хотелось идти ужинать. Но еще больше ей не хотелось вызвать сейчас мое недовольство. Поэтому она почти без возражений направилась к своему столику.

Я постарался как-то украсить этот вынужденный антракт в нашей игре. Сказал, что Маша пошла в буфет. Но когда нужно по-настоящему запихивать в рот сухарную запеканку, жевать ее и запивать кипяченым молоком, - трудно вообразить, что это буфет в Зоопарке. Буфет - это поэзия, а тут - серая проза. Однако в предвкушении соблазнительной поездки в Московский зоопарк Маша уплетала пудинг за обе щеки, давилась, но ела. И только под конец стала шалить, стала выталкивать языком жеваные сухари (наверно, уже не в силах была есть, не лезло).

Я сказал ей:

- Не надо так делать.

Она опять. Предупредил еще раз. Нет, расшалилась и уже не может остановиться.

- Ну что ж, - говорю, - в Зоопарк не поедем. До свидания.

И пошел к себе. Она опомнилась, спохватилась.

- Алеша! Алеша!

Но - уже поздно.

Пришел к себе, взял газету, прилег. Слышу на кухне голос Элико:

- Ты куда?

- Я к Алеше!

- Нельзя к Алеше.

- Пустите! Я - к Алеше!

- Нельзя, тебе говорят! Алеша работает.

А минуту спустя слышу за стеной душераздирающее:

- Але-о-о-оша-а-а!!!

Не только пожалел ее, но понял, что был неправ, что наказание несоразмерно с "преступлением", что ушел я скорее всего потому, что надоело играть, просто придрался к случаю.

Сменил гнев на милость. Вернулся. Поиграли еще в Зоопарк, покормили слонов сахаром, обезьянок - печеньем. Пришла мама и тоже побродила с нами по дорожкам парка.

* * *

Позже играли в магазин. По очереди были продавцами и покупателями. Мне надоело покупать шляпы, чулки, утюги и галстуки. Я пришел и говорю:

- Пинчук есть?

- Нет. Есть финчук.

Берет что-то с "полки".

- Нате.

- Что это? Ой, что это? Я боюсь!

- Это - финчук.

- А что это такое? Что его - есть надо?

- Это же игрушка!!!

- А-а! Вроде мячика?!

И я взял финчук и стал подбрасывать его.

30.8.59.

Дождя не было. Дачи уже пустеют. Тихо. Грустноватые августовские сумерки, которые так любит Машкин отец. Редкие огни на верандах. Пронзительно чистый воздух.

Вернувшись домой, с аппетитом поужинали. Машкин столик придвинули к нашему, большому, и она принимала участие в общей трапезе. На ужин был картофель в мундире. Машка с удовольствием чистила его (пожалуй, даже с большим удовольствием, чем ела), с хрустом грызла малосольный огурец, ела сама и давала коту жареную ряпушку. Были мы втроем, тетя Минзамал в городе, сегодня суббота.

* * *

Прибежала, стучит в дверь, что-то лихорадочно говорит.

Открыл дверь:

- Что такое?

- Иди!! Скорей! Люся на кроватке лежит!

- Где? Какая Люся? На какой кроватке?

Думаю: может быть, у меня она оставила свою Люсю?

Нет, тащит к себе. Вся дрожит, вся трепещет от страстного нетерпения.

- Люся! На кроватке! Посмотри! На кроватке Люся лежит!..

Выхожу на веранду. Там в тети Лялином складном бревенчатом домике - на настоящей кроватке, покрытая настоящим одеяльцем лежит крохотная кукла Люся. А у кровати - столик и еще что-то.

На все это надо смотреть через окошко. И по возможности - Машиными глазами.

31.8.59.

Вечером ходили втроем в лес. Бродили до девяти часов, но даже ни одной сыроежки не нашли. Набрали в Машину корзинку с полстакана брусники и клюквы, вволю накричались "ау", надышались пахучим лесным воздухом, немножко промочили ноги.

Между прочим, Машка "ау" не кричит, кричит "аву". Поставить рядом две гласные ей, по-видимому, еще трудно.

* * *

Идем мимо туберкулезной больницы.

- Бойница! Мама, смотри, бойница!

- Не показывай пальцем, Машенька.

- Я шишкой показываю.

В руке у нее и правда маленькая еловая шишка.

* * *

Собирались в лес. Выбирали покрепче обувь. Я говорю:

- Маша, принеси мамочке ботики.

- Я - мама.

- Принеси Машеньке ботики.

Открыла шкаф, увидела банку с вареньем.

- Я возьму варенье лучше.

* * *

В саду остановились под окном моей комнаты.

- Вон папа смотрит, - объявляет Машка.

Я спрашиваю:

- Где?

- Нет, он уехал.

- Куда?

- Он в Ленинграде.

- На поезде уехал или в автобусе?

- Да, на поезде.

- А что он делает в Ленинграде?

- Ляботает. К нему Мороз в гости пришел. Они ляботают.

- Что же они делают?

- Играют. В магазинчик. Еще в прятки.

* * *

Сегодня во время гимнастики, когда Маша лежала на столе и проделывала ножками "велосипедик", она вдруг почему-то заговорила о Деде Морозе.

- Дед Мороз придет?

- Придет.

- Подарки привезет?

- Да, детям привезет подарки.

- И мне?

- Ты же - мама?

- Нет, и мне, и мне!

- Я ж тебе говорю: взрослым Дед Мороз подарков не приносит. Ты же мама?..

- Да.

А в глазах мелькнуло что-то похожее на сожаление. Может быть, впервые подумала о том, что быть взрослым - это не сплошная масленица.