Мемуары убийцы - Ким Ёнха

Кто бы это мог быть? Кто может испытывать ко мне такую враждебность? Мне стало не по себе. Сначала по старой привычке подумал, что это сыщик. Но дома полистал свои записи и понял, что ошибаюсь. Это был Пак Чутхэ.

Почему я никак не могу запомнить его лицо? Это меня угнетает. Записываю, пока не забыл. Его очередное появление.

Ынхи снова завела разговор о доме престарелых. Предлагала поехать туда посмотреть. Мне вдруг стало интересно, как могут жить люди, страдающие болезнью Альцгеймера, так что решил съездить. Однако в ответ Ынхи разозлилась. Я спросил, в чём дело, и она сказала, что я только что упирался и слышать не хотел о поездке.

– Правда? Не помню.

Она снова стала меня убеждать, и мы сразу же отправились в путь. Когда позже прослушивал запись, обнаружил, что в машине я спрашивал у Ынхи, куда мы направляемся.

Она терпеливо отвечала:

– Ты сказал, что хочешь увидеть дом престарелых, туда мы и едем. Просто посмотреть.

Ынхи сняла на видео каждый уголок заведения, сказав, что так мне будет легче вспомнить, что я здесь видел. Сам я делал пометки в блокноте и записывал наблюдения на диктофон.

Постояльцы выглядели умиротворённо. Я немного посидел со стариками, занятыми настольной игрой вроде «Дженги». Они радушно меня приветствовали. Играть у них получалось плохо: деревянная башня, которую они пытались сложить, вытаскивая блоки из её основания, всё время падала. Тем не менее, они явно получали удовольствие.

– Смотри, все прекрасно проводят время, – сказала Ынхи.

Она не знает, что в моих удовольствиях нет места другим. Не помню ни одного случая, когда мне было приятно заниматься чем-то совместно с людьми. То, что доставляло мне наслаждение, находилось не снаружи, а внутри, и я всегда глубоко погружался в себя. Тем, кто держит у себя дома змей, приходится покупать мышей для прокорма домашних гадин, так и моему внутреннему монстру постоянно требовалась пища. Только в такие моменты посторонние люди имели для меня значение. Увидев хлопавших в ладоши довольных стариков, я тут же их возненавидел. Смех – это проявление слабости. То же самое, как разоружиться и сдаться. Знак того, что готов признать себя кормом, пищей для другого. Они выглядели бессильными, заторможенными и впавшими в детство.

Мы также зашли в комнату отдыха, где старики якобы общались друг с другом. Только это общение было совершенно бессвязным. Один из постояльцев, очевидно, в тяжёлой стадии, без конца повторял какую-то бессмыслицу, а все остальные, слушая его, разом бубнили каждый своё. Хотя никто из них не произносил ничего смешного, то и дело раздавался смех.

Ынхи обратилась к сопровождавшему нас социальному работнику:

– Разве они понимают друг друга?

Похоже, подобный вопрос задавали не раз и не два, так как работник ответил без промедления:

– Пьяным людям ведь тоже весело от своих собственных слов. Для того, чтобы наслаждаться разговором, интеллект не обязателен.

Обнаружил записку с неожиданными словами: «Память о будущем». Что я пытался этим сказать? Почерк точно мой, но сколько ни думаю, понять не могу. Разве память – это не то, что относится к уже прошедшему? Но тут сказано о будущем!

Раздосадованный, полез смотреть в Интернет. Оказалось, смысл в том, чтобы запоминать те дела, которые только предстоит сделать. Написано, что страдающие болезнью Альцгеймера быстрее всего теряют именно эту способность. «Примите лекарство через полчаса после еды», – помнить подобные указания и означает иметь память о будущем. Если утратить воспоминания о прошлом, не будешь знать, кто ты такой; если лишиться возможности «запоминать будущее», навсегда застрянешь в настоящем. Какой смысл в настоящем, если исчезнут прошлое и будущее? Но что поделаешь: когда заканчиваются рельсы, поезд вынужден остановиться.

Беспокоюсь, так как мне ещё предстоит важное дело.

Я люблю тишину. В городе жить не могу: там со всех сторон атакуют звуки. А ещё уличные указатели, вывески, люди с разнообразными выражениями лиц, которые я не умею правильно интерпретировать. Всё это внушает мне страх.

Впервые за долгое время сходил на собрание местного писательского цеха.

Наши литераторы тоже сильно постарели. Один из них, когда-то увлечённо писавший роман, теперь занялся изучением генеалогий. То есть, встал на путь, который приведёт к полному внутреннему опустошению. Несколько бывших поэтов теперь увлеклись каллиграфией. Типичное занятие для тех, кто уже мёртв внутри.

– Теперь мне нравится читать других, – изрёк один из стариканов.

Другие с энтузиазмом его поддержали.

– Всё восточное искусство основано на подражании.

Постарев, все снова заинтересовались Востоком.

Среди присутствовавших был вышедший на пенсию директор бизнес-школы по фамилии Пак. Раньше к нему относились с особенным уважением.

Он спросил, продолжаю ли я писать стихи.

– Конечно, пишу.

Он попросил дать почитать.

– Да нет ничего такого, что стоило бы выносить на публику.

– Ты всё равно молодец, что продолжаешь писать.

– Как раз сейчас обдумываю новую вещь. Но пока не складывается. Наверное, уже слишком стар.

– А о чём будет стихотворение?

– Да как обычно.

– Опять кровь и трупы? Ну что же ты так, с возрастом надо становиться добрее и мягче.

– Я и стал таким. Просто перед смертью