Весы змея - Ричард Кнаак

Каждый мускул воина напрягся, когда Ульдиссиан навис над ним. Одна рука дёрнулась, и сын Диомеда заметил, что рядом с пальцами свисает кинжал.

— Я могу позволить тебе взять этот кинжал, если хочешь, — сказал он без всяких эмоций. — Но добра он тебе не принесёт.

Однако человек всё равно тянулся к слабому оружию. Вздохнув, Ульдиссиан выпрямил надзирателя мира, а затем освободил ему одну руку.

Рука немедленно схватила клинок. Надзиратель мира поднял кинжал вверх — и, к удивлению Ульдиссиана, перерезал своё собственное горло.

Толпа затихла, но когда Ульдиссиан, ошеломлённый самоубийством, дал окровавленному человеку упасть, он увидел, что они думают, что это их лидер заставил воина убить себя. Они думали, что смертельный удар был наказанием Ульдиссиана и доказательством его верховенства над такими убийцами.

Всё ещё умудряясь скрывать своё ошеломление, Ульдиссиан поглядел на надзирателя мира. Мужчина дважды булькнул, его тело дёрнулось… И затихло.

«Он хотел только убить самого себя! Он потерпел неудачу и не знал иного пути…» — такой фанатизм поразил Ульдиссиана. Возможно, мужчина думал, что его ждёт какая-то более ужасная судьба, но почему-то это было сомнительно. На самом деле, Ульдиссиан подумывал о том, как бы обыграть дело так, чтобы оставить убийцу жить. Довольно погибло прошлой ночью, и теперь, с приходом нового дня, состоялось новое кровопролитие. Он был сыт всем этим по горло.

«Но ты выбрал этот путь» — напомнил он себе.

— Мастер Ульдиссиан! Мастер Ульдиссиан!

Ульдиссиан с благодарностью взглянул на Ромия — любая передышка была кстати. Бывший преступник указал за спину, откуда двое других партанцев тащили к остальным безвольное тело.

Третий надзиратель мира. Только теперь Ульдиссиан подумал о том, что первые звёздочки прилетели издалека.

— Мы обнаружили его сразу, где начинаются джунгли, — объяснил Ромий, потирая свою лысую макушку.

Когда партанцы бросили тело, причина смерти стала сразу ясна. Кто-то искусно подстрелил убийцу, угодив стрелой в основание шеи, очевидно, полагаясь больше на отточенный талант, нежели на всё ещё сомнительные силы.

Это была ещё одна смерть, но смерть неизбежная. Надзиратель мира сам её на себя навлёк.

— Хорошая работа, Ромий.

— Не моих рук дело, мастер Ульдиссиан.

Двое других также покачали головами. Ульдиссиан секунду обдумывал это.

— Тогда кто?

Но никто не признал за собой заслугу.

Хмурясь, Ульдиссиан склонился над телом. Выстрел был великолепным — как он заметил ранее, работа без сомнения искусного лучника. Малейшая смена направления — и стрела либо прошла бы мимо, либо броня защитила бы тело.

На древке было что-то тёмное. Ульдиссиан оттёр немного. Его брови поползли вверх.

Это была влажная грязь… Влажная грязь, покрывающая большую часть стрелы, словно кто-то перед выстрелом зарывал её в землю.

Глава пятая

Он был холодным. Даже в запаренных джунглях он был холодным. По сути, он никогда теперь не был тёплым, за исключением, разве что, случаев, когда оказывался недалеко от них… Или, возможно, от неё. Да, думал он, вероятно, это случалось из-за неё. Разве могло быть иначе?

Это был риск — идти на такое, но в противном случае надзиратель мира мог уйти. Имело ли это значение, его притуплённый ум не мог ответить, но он решил, что проверять не стоит. Стрела в шею — и готово.

Но теперь ему пришлось как можно скорее двигаться прочь от остальных. Он не осмеливался показаться на глаза. Они увидят в нём угрозу… И он был не так уж уверен, что они окажутся неправы.

С луком через плечо он пробирался сквозь густые заросли. Время от времени, когда ему приходилось прислоняться к стволу, он оставлял за собой грязные отпечатки. Грязь была мягкой и влажной. Видно, как он ни пытался очистить свои руки, от всей грязи избавиться не удавалось.

Внезапно он напрягся, поняв, что он не один. Что-то крупное, но гибкое скользило сквозь джунгли, зная о его передвижениях, хотя он и думал, что ступает тихо. Одна рука медленно потянулась к луку…

Черты дикой кошки с двумя длинными, похожими на сабли зубами промелькнули среди листвы. Болотная рысь зарычала.

Но так же быстро рык перешёл в шипение. Зверь отпрянул.

Он опустил руку. Он должен был догадаться, что опасности нет. Как и все животные, кошка могла почувствовать неправильность в нём.

Равно из отвращения к самому себе, как и из нетерпения покончить с этим маленьким фарсом, он сделал шаг по направлению к огромной кошке. Та немедленно отступила на равное расстояние, на ходу брызгая слюной.

— У меня нет… Времени… На тебя… — это были первые слова, которые он произнёс за много дней, и хриплый их звук напугал его так же, как, похоже, и животное. Без дальнейших притворств крупная кошка развернулась и побежала, поджав хвост.

Лучник стоял некоторое время на месте, вникая в реакцию существа. Она только подтвердила его собственные мысли о том, что случится, если кто-нибудь увидит его.

Но он должен был оставаться поблизости. Не только потому, что хотел этого, но и потому, что что-то заставляло его. Даже теперь побуждение развернуться росло. Ещё немного, и он будет вынужден повернуть назад. Он мог даже посчитать число шагов, но всё равно он знал, что попытается увеличить их хотя бы на один. Того от него требовало врождённое упрямство.

Кошка давно убежала. Отклоняя в сторону крупный лист размером с его голову, он продолжал путь.

За собой, на листе, он оставил очередной грязный отпечаток.

Потребовалась немалая часть утра, что разобраться со всеми новыми обращёнными, но, несмотря на данное обещание, Ульдиссиан отказывался уйти прежде, чем каждый поймёт, что такое он пробудил в них. Это не означало, что они смогут овладеть любой силой, но, по крайней мере, это могло послужить им, нависни над их головами опасность… Что, он чувствовал, должно было случиться довольно скоро. К счастью, остальные сторонники, особенно партанцы, — у которых была возможность практиковаться дольше, — постоянно пытались вдохновить своих тораджанских собратьев.

По словам Лилит, они становились «нефалемами», но это слово не только оставляло горький вкус на губах Ульдиссиана, но также и не подходило… Во всяком случае, в том плане, в котором был заинтересован он. От тораджанцев он услышал новое название, древнее, так что оно было даже похоже на первое.

«Эдиремы». Это означало «тот, кто узрел», и, по мнению Ульдиссиана, это описание идеально подходило ему и остальным. Он уже использовал его в это самое утро и убедился, как легко оно сходит с языка. Уже многие использовали этот термин вместо старого…