Осенний Донжуан - Наталия Гуревич

- Может быть, следовало пригласить Полину к нам? - сказала Катя, откладывая беспроводную трубку домашнего телефона на садовый столик.

На столике стоял трехлитровый электрический самовар, на верхушке самовара сидел коренастенький керамический чайничек. Были еще: плетеная корзиночка с пятью видами печений и две большие толстостенные чашки, одного семейства с чайничком. По разные стороны от стола сидели Варяг и Катя.

Варяг сидел в шезлонге, вытянув ноги и укрывшись до пояса тонким шерстяным пледом. На коленях у него стоял раскрытый ноутбук, но Варяг в кои-то веки не смотрел в монитор. Он курил крепкую сигарету и смотрел на яблоню. Старая дылда-яблоня, единственное дерево на дворе, росла прямо посреди огорода и превращала огороженный участок в подобие классического изображения необитаемого острова: маленький ровный клочок земли, а над ним раскинулась одинокая пальма. Варяг смотрел на яблоню и думал, что он напрасно так много работает. Кажется, он уже может позволить себе работать меньше. В этом случае результаты (должность и деньги) останутся теми же, а вот таких приятных выходных дома станет больше. Понятно, для чего он надрывался спервоначалу. Непонятно, почему он продолжает это делать. Работодатель ему что, отец родной, чтобы Варяг за ним все хвосты подчищал? Все так же глядя на яблоню, он дал себе слово: с понедельника никаких переработок и никаких загруженных выходных. Потом захлопнул ноутбук и повернул лицо к Кате.

Катя устроилась в плетеном кресле-качалке и слегка покачивалась, опустив руки с вязаньем. Ее взгляд скользил по безупречно прибранным грядкам, где летом выращивался стандартный набор овощей и зелени. Она обернулась к столику, чтобы взять чашку, встретила взгляд мужа, чашку не взяла, смущенно улыбнулась и сказала:

- Давно мы вот так не сидели, - сказала Катя.

- Давно, - согласился Варяг. - Я как раз думал, что теперь постараюсь, чтобы это случалось чаще.

- В самом деле? - сказала Катя и уткнулась в вязание.

- Не веришь?

Катя хмыкнула и чуть пожала плечом. Варяг обхватил ладонями затылок, расставил локти и осторожно потянулся.

- Я думал, главное - чтобы мы с тобой лет через тридцать могли сидеть вот так, как сейчас, и ни о чем не беспокоиться, потому что обо всем побеспокоились заранее, и на это надо направить все усилия. Сегодня мне открылось что-то новое. Может быть, завтра или даже сегодня к вечеру оно опять закроется, но вот только что я подумал... Если сейчас не сидеть в саду, глядя на солнечный свет, не чувствовать, как это хорошо, потом, глядишь, и не захочется. Гармонии, как всему на свете, учиться надо. Вот я сижу и постигаю: мне для гармоничного ощущения мира необходимо, чтобы ноги были в тепле, еда – в пределах досягаемости, чтобы умиротворяющие звуки природы ничем не перебивались. И чтобы ты сидела в кресле, слегка покачиваясь, то поглощенная своим вязанием, то забывающая про него.

Катя уже после первой фразы Варяга перестала вязать и слушала, опустив голову.

- То есть ноутбук тебе для гармонии не нужен? - усмехнулась она, дослушав.

- Глупая женщина, - проворчал Варяг. - Ей муж в любви объясняется, а она шутки шутит.

Катя отложила вязание, неспеша выбралась из кресла и подошла к Варягу. Одной рукой она взлохматила ему волосы, а другую прижала к его груди; склонившись, тихонько поцеловала в макушку. Потом выпрямилась, и они стали вместе смотреть на старую яблоню. Катя смотрела на верхушку кроны, а Варяг – на изогнутый и толстый сук, протянувшийся метрах в трех над землей. Лица созерцателей не выражали ничего особенного, во всяком случае, сторонний наблюдатель не смог бы по ним определить, что эти люди прямо сейчас ощущают земную гармонию. Просто спокойные и немного рассеянные лица, замечательно подходящие друг другу и всей окружающей обстановке.

Лицо Нелюбова тоже гармонировало с окружающей его обстановкой. Лицо было зеленоватое от недосыпа и перепоя, и зеленым было сукно бильярдного стола, над которым он как раз склонился.

Вчера он ушел с работы сразу после трех - один из многочисленных приятелей позвал его в баню, по случаю своей помолвки и всеобщей пятницы. Пара было много, тосты звучали часто, и часам к десяти стало совершенно очевидно, что вечер только начинается для четверых чистых и красивых парней. Поехали в клуб и клубились до середины ночи, потом будущий молодожен заявил, что устал, и повез всех интеллектуально отдыхать - в заведение, где недавно заменили неспортивную рулетку спортивным покером. Спорт предполагает удовольствие чистое, без примеси денег, но ребята перемигнулись с знакомым администратором, и Нелюбов остался в крупном выигрыше. Не дрогнув лицом, он сгреб фишки на поднос к подоспевшему администратору и запил выигрыш французским коньяком так буднично, даже вроде как скучая. Тот, который был в перспективе молодожен, похлопал Нелюбова по плечу и признался ему в ненависти. "К рассвету ты будешь ненавидеть меня еще сильней", - усмехнулся Нелюбов и велел вызвать лимузин. Катались два часа. Подобрали по дороге двух проституток. Одна из них - Люся - была очень даже ничего, и тот, который, может быть, когда-нибудь станет молодоженом, согрешил с ней, после чего сразу же заснул, не успев надеть штаны. Вся компания высадилась у фешенебельной бильярдной. Молодожена внесли туда на руках, Люся очень помогала. К рассвету, который наступил меньше, чем через час, на ногах оставался лишь Нелюбов да другая проститутка - Зоя, кажется. Остальные вповалку спали на красных кожаных диванах, расставленных вдоль стен по залу. Обслуга бильярдной, публика закаленная и к тому же не понаслышке знакомая с Нелюбовым, в происходящее не вмешивалась, почтительно наблюдала, собравшись у стойки бара. Если Нелюбов делал призывающий жест, официант проворно отчаливал от стойки. В половине десятого Нелюбов изъявил желание отдохнуть, и его вместе с Зоей сопроводили в один из кабинетов второго этажа. Через три часа криками "Просыпайся, скотина!" его разбудил молодожен. В греховном своем падении он винил Нелюбова и поначалу сильно бушевал. Потом плакал. Потом Нелюбов велел подать шампанского и закусок. Выпили, закусили, обнялись и спустились вниз уже вполне довольные судьбой. Разбудили остальных и тоже напоили шампанским. Двоих стошнило, и они, попялившись немного на интерьер, отправились по домам. Спровадили и проституток. Нелюбов заплатил им, не спрашивая о сумме, и увидев, сколько денег он дал, девицы были рады, что не спросил. Еще через час спекся молодожен. Он попрощался с Нелюбовым довольно сдержанно и вопрос "На свадьбу-то пригласишь?" оставил без ответа.

Наконец, Нелюбов остался один. Его догнало то измененное состояние духа, какое бывает у очень здоровых и правильно похмелившихся людей, - спокойное до полного тормоза, но в то же время с четко работающей мыслью, состояние легкой приподнятости над землей, всепрощенное и всеподавляющее. Нелюбов бил по шарам, а на ум ему сами собой приходили сюжеты, слоганы, механики. Он улыбался и чуть не жмурился от удовольствия. Тихая бильярдная была пуста, по субботам публика собиралась попозже; Нелюбов наслаждался покоем и сознанием, что ему еще достанет денег на какое-то количество этой роскоши. Его телефон, намеренно забытый в кабинете наверху, несколько раз принимался напевать нежную мелодию, призывая хозяина.