Осенний Донжуан - Наталия Гуревич

Отношение Полины к Левушке с самого начала было проникнуто исключительным уважением: все то, что ей хотелось бы делать самой (непринужденно читать философов, писать песни, учиться живописи, совершенствовать тело регулярными упражнениями, переводить средневековых итальянских поэтов), все это Левушка делал, кажется, нисколько не насилуя себя, а только лишь по природной склонности. Он как-будто бы начисто был лишен способности лениться и вечно был чем-нибудь занят (“Привет, Левушка, что делаешь?” - “Пишу реферат про дифференционные уравнения”), но при этом всегда находил время для желающих повидаться с ним. В какой-то момент он стал для Полины воплощением правильной целеустремленности, и поскольку ей самой такая целеустремленность не давалась, Левушка, при всей его душевности, казался далеким и величественным. 

Когда он первый раз пришел к ней в гости один, по собственной инициативе, Полина была польщена до обморока: ведь таким образом Левушка явил, что относится к ней персонально, а не как к малому составляющему тусовки. Ей хотелось оправдать доверие Левушки, поэтому она почти весь вечер молчала. Они выпили литр глинтвейна, но даже это не сбило Полину с намеченного курса, и она не перестала стараться произвести на Левушку впечатление Очень Умной Женщины. Она так старалась, что и не заметила, как оказалась с Левушкой в постели.

С тех пор всегда, когда Полина оставалась наедине с Левушкой, дело заканчивалось сексом: видимо, духовное общение требовало физического выражения. Однажды ей подумалось, что Левушка, может быть, любит ее, и она спросила его. Левушка растерялся.

- Ну, Полииина, - разочарованно протянул он.

Больше они не возвращались к этому вопросу. Но ощущение некоей двойственности их отношений стало все чаще посещать Полину. Если каждая встреча не была а-приори любовным свиданием, то и Полина каждый раз не имела в виду секс, не готовилась к нему и не ждала его. А он тем не менее случался, каждый раз вызывая у Полины внутреннее удивление, в общем-то ничем не оправданное.

Левушка не столь уж редко приходил к ней. Говорил с ней всерьез о важном (Кант и высшая математика, современные нравы и обычаи в контексте Книги Откровений, поэтика последних фильмов Бергмана... Единственное, чего Левушка никогда не выносил на обсуждение – поступки и характеры общих реальных знакомых). Читал стихи (он знал множество на память, читал превосходно). Презентовал свои свежие песни. Приглашал на прогулки. И провоцировал Полину на секс – как-то исподволь, невзначай, чуть не кончив фразы. А потом имел вид, будто секс в данном случай – что-то вроде непременного кусочка сахара к чаю или кофе, и спокойно заканчивал ранее начатую мысль. И Полина считала своим долгом делать точно такой же вид, хотя секс на скорую руку не слишком радовал, а главное - сбивал с толку. Полина никак не могла однозначно определить для себя: друзья они с Левушкой или любовники? Всякий раз до встречи она полагала, что друзья. После – что все-таки любовники... но прежде всего друзья?

Не имея четкого определения отношений, Полина никому о них не рассказывала и не позволяла себе на людях лишнего – вроде того, что позволяла себе Чуча. Когда у Чучи не случалось поблизости альтернативного мужчины, она прилеплялась к Левушке и вела себя так, словно вчера Левушка попросил ее руки, и она, хоть и не дала определенного ответа, все же склонна принять предложение. Робкие невербальные протесты Левушки она отметала, игнорируя их, и понятно, под ее напором другие претендентки на внимание Левушки (если таковые были на тот момент) отлетали, как щепки из-под топора. Наблюдая Левушку с другими женщинами, Полина чувствовала ревность и ее необоснованность: разве можно ревновать друга и разве можно не ревновать любовника?

Последний раз Полина ревновала Левушку, когда узнала, что он собирается жениться на Гале. А потом все стало на свои места. После женитьбы Левушка оставил свои отношения с Полиной в сфере только духовной.

Много времени спустя они мельком коснулись прошлого в разговоре.

- Я чертовски тебя боялся, - признался Левушка. - С одной стороны, слухи о твоей опытности, с другой – твой строгий и серьезный вид. Все это подстегивало, и мне страшно тебя хотелось, но сначала приходилось преодолевать страх нарваться на отказ, а потом надо было бороться с еще большим страхом – страхом не соответствовать твоему предыдущему опыту.

- Это очень в твоем духе, - ответила Полина. - Хлебом не корми – дай преодолеть какую-нибудь трудность...

Про себя она подумала, что, оказывается, в основе ее терзаний лежало банальное мужское самолюбие. А ведь отношения с Левушкой, хоть и имели искореженный формат, были самыми продолжительными в биографии Полины.

Второй по продолжительности стояла в списке игра в любовь с Доктором Глебом. Ее можно назвать романом, но по степени искореженности она далеко превосходила отношения с Левушкой. Даже спустя десятилетие Полина, вспоминая свою историю с Доктором, не могла однозначно решить: побеждена или победила. Ее бескомпромиссная борьба за право быть любимой так, как ей представлялось в детстве, не увенчалась успехом. Глеб ни разу не совершил ничего похожего на романтическое безумство. Но все-таки это она прогнала его, а не он ее бросил. Однако когда Полина думала об этом, она не могла не думать о том, что и прогоняя, втайне надеялась получить, наконец, от Глеба вожделенную серенаду под луной. Она поставила точку, подразумевая следующий абзац, но расчеты сценариста не оправдались: персонаж не пожелал вернуться в расставленные сети. Со стороны все выглядело так, как и хотелось Полине, но она-то знала, что поставленная ею точка – фальшивая, что у нее был соавтор, без ее согласия повернувший сюжет по-своему. Та настоящая точка, которую Полина могла бы поставить, до сих пор занозой сидела в ней, и Полина никак не могла почувствовать сюжетной завершенности в романе с Глебом. Поэтому в ее отношении к Глебу все еще присутствовала настороженность, как будто былое способно было вернуться в любой момент. И поэтому Полина никогда не звонила Глебу сама. Она, может быть, и хотела, чтобы в прогулке по поляне ее сопровождал Доктор Глеб, но и на сей раз звонить ему она не стала.

И правильно сделала, потому что Глеб все равно не откликнулся бы на ее призыв. Он лежал на развернутом диване, читал свежий выпуск “Laparoscopy Today”, а рядом на животе, медленно раскачивая в воздухе ступнями, лежала Лариса, - она рассматривала яркие картинки женского журнала. Время от времени, перелистнув страницу, Глеб не глядя протягивал руку и похлопывал жену по упругой мякоти зада. В ответ Лариса чуть виляла ягодицами и улыбалась, не отрываясь от картинок.