Ельцин - Тимоти Колтон

Местные коммунисты активно добивались государственных вложений в металлургическую промышленность и в 1930 году предложили план «Большой Урал», по которому Уральская земля (и, естественно, Свердловск) должна была стать мотором советской тяжелой промышленности вместо юго-востока Украины[195]. План так и не осуществился, но основная задумка, заключавшаяся в том, чтобы обрабатывать уральские металлы с использованием коксующегося угля, доставляемого из Западной Сибири и Казахстана, была реализована. Сталинские пятилетки стимулировали развитие региона. «Куда ни поедешь, — вспоминал Леонид Брежнев, который в те годы работал в Свердловске и поблизости от него, — везде встают перед глазами фабричные трубы и дымки над ними»[196]. Современные доменные печи изменили облик построенного в XVIII веке Верхне-Исетского завода в Свердловске и Демидовского завода в Нижнем Тагиле, втором по значению городе области, превратив их в современные предприятия, бесперебойно вырабатывающие чугун и сталь. Новые заводы давали стране медь, никель, алюминий и титан. В 1933 году в Свердловске открылся Уралмаш — Уральский машиностроительный завод, крупнейшее машиностроительное предприятие в СССР, поистине «завод заводов», производивший оборудование для горной, нефтедобывающей, обрабатывающей и строительной промышленности. В 1936 году в Нижнем Тагиле начал работать Уралвагонзавод — Уральский вагоностроительный завод, позволивший Советскому Союзу наладить собственное производство железнодорожных вагонов. К концу 1930-х годов Уралмаш и многие другие заводы были переориентированы на производство военной продукции. В 1941–1942 годах эвакуация сюда заводов из прифронтовых городов еще больше повысила значимость Свердловска, а городская промышленность стала еще более милитаризованной[197]. Уралвагонзавод, объединенный с эвакуированным харьковским предприятием, стал лидером по производству танков на советской территории, Уралмаш был также конвертирован для производства танков, гаубиц и самоходных артиллерийских установок. Два вышеперечисленных завода и челябинский «Танкоград» в 1942–1945 годах собирали все тяжелые, а также 60 % средних танков для Красной армии. Конверсия военного производства в гражданское после 1945 года происходила с перебоями. Во время холодной войны, надежно скрытые от глаз иностранцев, на Урале укоренились отрасли военно-промышленного комплекса, основанные на высоких технологиях, такие как атомная энергетика и ракетостроение.

Население областного центра стремительно росло в соответствии с ростом потребности в продукции тяжелой и военной промышленности. В 1929 году в Свердловске жило 150 тысяч человек, в 1939-м — 426 тысяч, а к середине века уже 600 тысяч. Безземельные крестьяне, составлявшие большинство свердловчан, жили в заводских домах на окраинах города столь же неустроенно, как это было в Березниках. Центр Свердловска представлял собой совершенно иной срез советской действительности. Американский историк австралийского происхождения, которая побывала там в 1990 году, когда это позволили иностранцам, сказала, что, несмотря на промышленный пейзаж и разруху на окраинах, деловая часть Свердловска напомнила ей викторианский Мельбурн — «солидный, почтенный, уважающий себя город»[198]. Когда в 1949 году здесь сошел с поезда прибывший из Березников Ельцин, в Свердловске еще сохранились дома XVIII–XIX веков и постройки конструктивистов-авангардистов 1920-х годов, соседствовавшие с помпезными официальными зданиями и элементами утонченной городской жизни — оперным театром, концертным залом, киностудией, университетом и филиалом Академии наук СССР. Во время войны сюда перевели множество культурных и научных учреждений из Европейской России. Многочисленные художники, актеры, музыканты и ученые остались в Свердловске, и отчасти поэтому еврейская община этого города оказалась одной из самых больших в России[199]. Для деревенского парня, только что выбравшегося из бараков на Ждановских Полях, эта среда была совершенно невиданной и вдохновляющей.

УПИ, созданный в 1920 году, был по репутации лучшим институтом подобного рода на Урале и одним из лучших в стране. В 1949 году здесь обучалось 5 тысяч студентов. На факультетах готовили специалистов как для гражданских профессий, так и для работы в секретной сфере обороны[200]. Строительный факультет располагался в главном здании института на проспекте Ленина, выполненном в стиле сталинской готики, а студенческий жилой район («Втузгородок») — в восточной части Свердловска. На факультете готовили инженеров-строителей, архитекторов и градостроителей. В 1930-х годах сюда направляли рабочих, отобранных партячейками и профсоюзами без учета образовательного уровня; некоторые студенты не знали даже арифметики. Во время войны они, не окончив курса, сотнями отправлялись на фронт или на военные заводы, а в главном общежитии разместили госпиталь. После войны в институт стали принимать по результатам экзаменов; абитуриенты обязательно должны были пройти школьный курс по математике и физике. Теперь уже студенты без всяких перерывов учились вплоть до диплома. Среди профессоров поощрялась научная деятельность и работа с аспирантами. В каждом выпуске УПИ было несколько сотен студентов из восточноевропейских стран, входящих в новый советский блок, а также из стран Восточной Азии[201].

Вступительные экзамены, сданные Ельциным в августе 1949 года, считались относительно легкими, поскольку на стройфакультете не сдавали химию — не все студенты проходили этот предмет в средней школе, хотя в Пушкинской школе химию преподавали. Борис был обязан продемонстрировать умение плавать на дистанцию 25 м и пробежать стометровку на время; ни то ни другое не представляло для него сложности.

Ельцин окончил институт в июне 1955 года по специальности «промышленное и гражданское строительство» вместе с еще 48 выпускниками (всего 33 мужчины, 16 женщин) этой кафедры. Первоначально планировалось, что он получит диплом в 1953 году, но в 1951 году приказом Министерства образования курс обучения во всех советских технических институтах продлили с четырех до пяти лет с целью повышения квалификации инженерных кадров. Весной 1952 года Ельцину пришлось взять академический отпуск по болезни (ангина и ревматическая лихорадка) и прервать обучение на третьем курсе. Он восстановился в институте осенью и окончил третий курс в 1952–1953 годах. В программе обучения особое внимание уделялось математике, физике, материаловедению, почвоведению и черчению. Обязательные для посещения лекции и семинары продолжались семь-восемь часов в день. По окончании курса студенты готовили дипломный проект.

Студенты дневного отделения УПИ получали мизерную стипендию в размере 280 рублей в месяц — столько стоила пара ботинок, зато им не приходилось платить за обучение и общежитие, и Ельцин впервые поселился в доме, оборудованном водопроводом и канализацией. В институтской столовой вполне прилично готовили, а если были деньги, то можно было пообедать в фешенебельном кафе, где посетителей обслуживали официантки в накрахмаленных белых фартуках и наколках. Отмена продовольственных карточек и эйфория «духа победы», которую подкрепляли военнопленные, работавшие в Свердловске, вселяли в студентов оптимизм. «Была какая-то уверенность в будущем, в том, что все будет нормально, — вспоминал однокашник Ельцина. — Трудные условия… выработали какое-то определенное отношение к жизни, не слишком высокую требовательность, может быть. То есть мы довольствовались малым»[202]. 15 % учебного времени отводилось на занятия на военной кафедре (Ельцин был танкистом), а 20 % — на изучение марксистско-ленинской идеологии. Ельцин продолжил заниматься немецким языком. Толку от этих занятий было мало — в партийной анкете в 1960-х годах Борис указал, что может читать и переводить со словарем, но на слух не мог отличить немецкий от английского[203].

Хотя сталинская политика мало затрагивала студенческую жизнь в УПИ, так было не всегда. В 1949–1950 годах развернулась ксенофобская кампания против «безродных космополитов» — читай, евреев, и в результате несколько студентов-евреев были исключены из института, кое-кого выгнали из общежития[204]. В 1953 году за неуважительные высказывания о Сталине был арестован 20-летний студент-комсомолец В. Л. Окулов. В апреле 1953 года его признали виновным в антисоветской агитации и пропаганде и приговорили к году тюремного заключения[205]. 9 марта 1953 года, в день похорон Сталина, в УПИ был объявлен траур: занятия отменили, и студенты и преподаватели собрались перед главным зданием, где слушали восхваления в адрес диктатора[206]. Немало присутствующих плакали. Впрочем, у студентов УПИ существовала одна возможность позволить себе довольно рискованные шуточки. Для этого в институте была стенгазета «БОКС» («Боевой орган комсомольской сатиры»), печатавшая без цензуры карикатуры и эпиграммы.