Если бросить камень вверх - Елена Усачева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что у вас там творится?
Ну, конечно! Все-таки забыть телефон – не лучшая Сенькина идея. Как и все прочие в его бестолковой жизни.
– Где твоя мать? Что она творит? Что же вы по-людски-то не живете!
– У нас все очень даже по-людски.
Спорить с бабушкой – это она зря. Бабушку не переспоришь. Десятый регион – может, это зона сейсмической активности, а она туда мирный камешек отправила. Надо лучше готовиться. Отец бы так не поступил.
– Где же по-людски? Где? Я звоню тебе, а попадаю на какую-то медсестру, которая сообщает, что Арсений сбежал из больницы. К нему мать поехала? Как она его искать будет?
– По общим приметам. Дадим объявление в газету.
– А вы все шутите? Ну, шутите, шутите. Потеряете парня.
Саша хотела сказать, что никуда он не денется. Проголодается и вернется в больницу. Но бабушку лучше было не злить. Это бабушка, это серьезно. Зачем ее расстраивать по пустякам, когда впереди глобальные потрясения. Цунами, землетрясения и немножечко переездов.
– Баб, не переживай. Все хорошо. Я уже звонила тренеру…
– Что ты мне все время врешь? Что у матери с телефоном? Опять выключила? Хорошей палки на вас нет. Как вы вообще могли отпустить больного парня в поездку? Куда мать смотрела? А это все ваши разъезды, все какие-то проекты. В нормальных семьях родители дома сидят, за детьми следят, а не мотаются, черт знает где. Или хотя бы немного о них беспокоятся. А здесь – кукушкино племя. Разбросали детей по гнездам и поют себе. Правила надо соблюдать! Правила. Чтобы как все. Учиться хорошо, профессию выбрать подходящую, выйти замуж за человека, а не за поэта какого-то, прости Господи! Ты же хорошая девочка, все понимаешь.
Нет, нет, она не будет с бабушкой спорить. Не будет!
Саша шагала, слушала. Бабушка говорила категорично, перебивать себя не давала.
Туда-сюда. Дверь. От нее по прямой до кухни. Развернуться около барной стойки, три шага до стены. Обратно до двери. От движения – сквозняк. Он заставляет шуршать на стене маски.
Туда-сюда. По схеме.
Что и требовалось доказать.
– Ты вообще представляешь, кем ты вырастешь? Алло! Александра! Ты меня слышишь? Что ты за человек?
– Хороший. Наверное.
– Наверное… Ты даже в этом не уверена! А что будет дальше?
Если долго смотреть на свое отражение в зеркале, когда в прихожей не горит свет, становится страшно. Из темноты выступает что-то еще более темное. От уха идет свет. Он вылизывает щеку, та наползает на нос. Глаз ненормально блестит.
– Хорошо, бабушка, если тебе хочется без «наверное», то я хороший человек. И семья у нас очень хорошая, веселая. Нам она нравится. И мне, и Сеньке, и Варваре. А что она не похожа на других – так это не беда. Никто ни на кого не должен быть похож. Чем больше будет непохожих, тем интересней. И это хорошо, что запутано и ничего нельзя понять. Это замечательно. А когда вырасту, я тоже буду все запутывать, чтобы в моей жизни не завелось ничего правильного. И я не хочу нравиться всем. Я буду нравиться папе и маме.
– Так заговорила, да? – скрипуче спросила бабушка. – Считаешь себя взрослой? Ну, конечно, тебя же постоянно одну оставляли, с Сенькой возиться приходилось. Так вот послушай меня, лапочка, никакая ты не взрослая. И все, что ты мне сейчас говоришь, глупости младенца. А будешь сильно выделяться, получишь по шапке как миленькая. Родители ей нравятся. Ничего. Они еще получат свое, по полной. Так люди не живут.
– Только так и живут! И все у родителей будет хорошо!
Говорить дальше не было сил. Саша дала отбой. Побежала по квартире, зажигая свет. Компьютер просыпался невероятно долго. Все что-то недовольно бурчал, ворчал, шуршал мотором.
«О чем ты хотел поговорить?» – отбила Тьме.
Велеса в сети не было.
Липиды в воде
Неделя странно растянулась во времени. Начались контрольные, разговоры были только об оценках в четверти. Саша контрольные заваливала, потому что ждала возвращения отца – в пятницу. И эта пятница совершенно не собиралась наступать. Она пряталась за минутами, за ритуальными завтраками, за возгласами учителей.
Саша стояла у школьного крыльца, ела мороженое, когда вдруг поняла, что ждать осталось недолго – сегодня четверг. По четвергам у них биология, как раз биологичка ее ругала за недописанную лабораторную. Что-то там надо было с клетками сделать. А какие клетки, если вокруг глубокая осень? Снег вот только все не выпадает.
Светка Варчук зябла. На ней были неожиданные для конца октября ботиночки и тонкая куртка. Голубоватая трубочка замороженного сока гармонировала с цветом ее лица. Перемена короткая, надо торопиться.
– Нет, ну что за паршивая погода! Ненавижу осень! И мороженое какое-то кислое.
– Ты, Светка, сама кислая.
– Мир несправедлив. Чему тут радоваться?
– Тому, что завтра пятница.
– Ты, значит, вся такая веселая. А! Ну, конечно! Все же вышло, как тебе хотелось.
– Когда хотелось?
Мороженое полетело на землю.
– Зря купила. Это все ты со своей канителью: «Хочу мороженое, хочу мороженое!»
– Я и хочу. – Саша отвернулась. Ей вдруг почудилось, что Варчук сейчас отберет у нее пломбир.
– Хочет она! Что еще ты хочешь? Мир во всем мире?
Заявление было странное, и Саша пожала плечами. Но все быстро разрешилось:
– Я видела, как ты разговаривала с Велесом!
– С ним уже и разговаривать нельзя?
– Сделала все моими руками, а сама чистенькая ходишь?
Нехороший был взгляд у Светки. Из зеленых глаз как будто тьма пробивалась. И челка опять упала.
Саша на всякий случай покосилась на свои руки. Обертка соскользнула, и все пальцы теперь были в сладком сиропе.
– Да чего не так-то? Это ты из-за мороженого?
Светка изогнулась, зашипела, мало что ядовитой слюной не плюнула.
– Ты, типа, не догадываешься, что не так?
Мороженое потекло по руке сильнее.
– Я, пожалуй, скажу этой дурочке Ариане, – медленно заговорила Светка, – что мы с Галичем на нее поспорили. Велес получит ее обратно, и я посмотрю, какая ты будешь счастливая!
Сказала и пошла прочь.
– И не приходи тогда ко мне жаловаться, – крикнула, повернувшись. – Я все для тебя, как подруга, а ты…
Что-то Светка хотела сказать уже совсем патетическое, но мороженое потекло за рукав куртки, Саша отвлеклась, а когда подняла голову, Варчук уже не было. Тяжело хлопнула входная дверь.
Точно! Как же она забыла! Ведь это сейчас все активно обсуждают. Эдик не просто увел Ариану у Велеса. Он теперь с ней постоянно ходит.
– Увлекся, – шипела на переменах Светка, испепеляя парочку взглядом. – Заигрался. – И вдруг начинала кричать: – Галич! Идешь ты как-то странно! Споткнуться не боишься?
Эдик не отвлекался. Шел четко по курсу. Девчонки в сотый раз принимались обсуждать гардероб Арианы.
Странное дело – раньше ее никто не замечал. Училась в параллельном. Вот и вся информация. На нее никогда не обращали внимание. Где она сидит в столовой? Как вешает куртку в гардеробе? Какого цвета у нее портфель? Переобувается она в туфли или босоножки? Ходит ли на физкультуру?
А теперь вдруг – все это стало заметно. В столовой почти ничего не ест. Берет яблоки и пьет чай. Сидеть предпочитает с краю лавки, чтобы сразу выйти. Куртка у нее блекло-фиолетовая, висит в самом углу. Переобувается она в туфельки с хлястиком. Туфельки лакированные, слегка постукивают при ходьбе каблуком, прищелкивают звонкой подошвой. Рюкзак, не портфель. Зеленый, пузатый, как перекормленный крокодил. На физкультуре стоит последней. Когда бежит, размахивает руками из стороны в сторону, словно веником туда-сюда метет. Улыбается зажато. Зубы кривоваты, клыки выступают вперед.
И знали это теперь не только одноклассники, но и параллель, все четыре класса.
У Арианы тихий голос. Когда говорит, поднимает глаза вверх. Волосы светлые, пушистые, как у одуванчика. Челка и косичка.
Что там было с Арианой до этого, уже не узнать. Теперь все только и делали, что смотрели на нее, прислушивались к цоканью туфелек. Водоворот перемены, толкотня в столовой – вокруг нее пусто. Она проходит, улыбается. Свои же пацаны попытались сунуться и своими же были отшиты.
Когда в классе появились первые косички, Светка не выдержала:
– Нет! Ну, ей кто-нибудь скажет?
– Она не поверит.
Сказать хотелось Заре. Она до сих пор злилась на Велеса – шуточки про полноту не забылись. Ее дергали. Если она кого-нибудь задевала, тут же припоминали, что девушки должны быть худыми, а не такими, как Зара. Зара поджимала губки и темнела лицом. В столовую входила, опустив глаза. Ей хотелось забыть. Светка не давала, мешала кашу ложкой, пыталась тарелку проскрести.
– Вот ведь Галич дурак, – выла она. – Что ему в этой дурочке?