2008_32 (580) - Газета Дуэль

И хотя в октябре 1917 большевики у Временного правительства брали власть силой, политические жертвы большевиков минимальны: 5 убитых с обеих сторон при «штурме» Зимнего; впоследствии еще двое министров, убитых самосудом матросами, через три недели самосудом же убитый мятежный генерал Духонин, причем эти самосуды были осуждены большевиками, и, наконец, только 22 июня 1918 года был расстрелян после открытого суда предавший адмирал Щастный. А ведь на Кубани и Дону уже вовсю полыхало пламя Гражданской войны. Большевики и белым генералам предлагали войти в правительство, лишь бы не было Гражданской войны, и не их вина, что эта война разгорелась.

Единственно, кого большевики по своей инициативе после суда расстреливали прямо на улицах Москвы, были уголовники-рецидивисты, которых, надо сказать, в Февральскую революцию из тюрем выпустили лица, называющие себя либералами и демократами. Идейная близость сказывалась и в те годы!

Надо сказать, что бессердечность и жестокость лиц, называющих себя демократами, пугала даже нацистов. Шеф политической разведки В. Шелленберг описал в мемуарах свой откровенный разговор весной 1943 года с шефом гестапо Г. Мюллером. Последний, критикуя работу Гитлера с кадрами, говорил: «Как бы я ни хотел думать иначе, но я все более склоняюсь к выводу, что Сталин умеет делать эти вещи лучше. Подумайте только, что пришлось перенести его системе в течение последних двух лет, а каким авторитетом он пользуется в глазах народа. Сталин представляется мне сейчас в совершенно ином свете. Он стоит невообразимо выше всех лидеров западных держав, и если бы мне позволено было высказаться по этому вопросу, мы заключили бы соглашение с ним в кратчайший срок. Это был бы удар для зараженного проклятым лицемерием Запада, от которого он никогда не смог бы оправиться. Видите ли, говоря с русскими, всегда ясно, как обстоят дела: или они вам снимут голову, или начнут вас обнимать. А эта западная свалка мусора все толкует о Боге и других возвышенных материях, но может заморить голодом целый народ, если придет к выводу, что это соответствует ее интересам».

И потом, а кто творил у большевиков все те зверства, которые действительно имели место быть? Разве к ним, к победителям, не перебежали все, желающие лечь под власть, постонать от наслаждения и подмолотить деньжат? Разве Россия не видела бывших князей в следователях ЧК или бывших монашек секретарями райкомов? Не видела, кто заставил Сталина и Политбюро начать чистку 1937 года и кто именно зверствовал в тройках? Разве Россия не видела, как «преданнейшие члены КПСС», попавшие за свою преданность в ЦК и идеологические органы, как только появилась возможность украсть, в одночасье стали убежденными антикоммунистами и, не моргнув оком, предали и КПСС, и СССР?

Мне как-то В.С. Бушин передал рассказ литературного критика А.Л. Дымшица, в войну военного корреспондента. Ввиду знания им немецкого языка после взятия Берлина ему поручили организовать выпуск для немецкого населения демократической газеты. Он нашел редакцию, как бы, что не «Фелькишер беобахтер», приказал всем сотрудникам выйти на работу и объявил им, что с завтрашнего дня они выпускают демократическую газету. Какие проблемы? «Яволь, герр майор!»

Так что и Подрабинек узнает, что пора содрогнуться не тогда, когда нацболы возьмут власть, а когда Радзиховский щелкнет каблуками: «Яволь, герр Лимон!» — и станет верным нацболом, начав, к их удивлению, требовать «разбить собачьи головы каспаровцев».

Но ведь это не факт, что Лимонов примет его на работу в «Лимонку», так чего уж так сильно бояться?

Не так ли?

ИСТОРИЯ

РЫЦАРЬ НАУКИ

(Продолжение. Начало в № 31)

Во второй половине 1930-х годов между мичуринцами, возглавлявшимися Т.Д. Лысенко, и вейсманистами, возглавлявшимися Н. Вавиловым, Г. Мёллером, Н. Кольцовым, А. Серебровским, из-за острого противостояния по научным, мировоззренческим, социально-политическим вопросам, а также в связи с разными подходами к решению практических задач сельского хозяйства развернулись бурные дискуссии. Эти дискуссии проходили на четвёртой сессии ВАСХНИЛ 19–27 декабря 1936 года, главной темой которой были «Спорные вопросы генетики и селекции», на конференции 7-14 октября 1939 года, организованной редакцией журнала «Под знаменем марксизма», отражались в научной, публицистической, партийной печати. Дискуссии проходили при активном участии представителей государства, являвшихся, в конечном счёте, арбитрами — как «представители заказчика» — в определении дальнейшего направления развития биологических наук.

Представители обеих школ — и вейсманисты, и мичуринцы — считали свои взгляды научно обоснованными, приводили в дискуссиях доводы в их пользу. Однако по вопросам:

1) практической эффективности теорий для сельского хозяйства;

2) соответствия социально- политических следствий теорий советскому проекту развития общества — позиции мичуринской группы (Лысенко…) оказались существенно ближе к требованиям «заказчика» — государства, чем позиции вейсманистов (Вавилов, Мёллер, Кольцов, Серебровский, Дубинин, Левит, Агол…). Поэтому, несмотря на научную и политическую активность, многочисленность, сплочённость, несмотря на активную зарубежную поддержку вейсманистов, административное и финансовое содействие со стороны государства по итогам этих дискуссий было оказано мичуринцам.

Дискуссии по проблемам биологии в СССР 1930-х гг. проходили в сложной социально-политической обстановке, когда, во-первых, срочно требовалось быстрое экономическое развитие сельского хозяйства и промышленности, а во-вторых, в стране велась ожесточённая борьба с экономическим вредительством, прямым и косвенным; с троцкизмом как политическим течением, рассматривавшим русский народ в виде «топлива для мировой революции», и с различными лжеучениями, имевшими опасные социальные последствия, — для биологии это была, прежде всего, евгеника.

Сельское хозяйство является первоочередной заботой любого нормального правительства. Организованная в 1929 году сельскохозяйственная Академия (ВАСХНИЛ) должна была координировать и развивать исследования в области повышения урожайности и создания новых сортов зерновых и овощей. Однако её работа в первой половине 1930-х гг., при президенте ВАСХНИЛ Н. Вавилове, оказалась неудовлетворительной. Основное её практическое достижение, коллекция семян из разных регионов мира, была очень затратной (200 экспедиций в 65 стран), а пользу могла принести лишь в неопределённом будущем. Требовавшиеся тогда для сельского хозяйства СССР, в условиях недавнего голода, срочный вывод новых сортов и разработка новых агротехнических приёмов для повышения урожайности руководство ВАСХНИЛ обеспечить не сумело. По оценке генетика Н.П. Дубинина, близкого к группе Н. Вавилова, обещания Вавилова — Серебровского на пятилетку 1932- 37 гг. по выведению новых сортов были «полностью провалены». «Н.И. Вавилов и А.С. Серебровский допустили серьёзные просчёты[1] в планировании научно-производственных работ по генетике… общенаучные задачи, для решения которых требовались десятилетия, были представлены как задачи, которые можно решить в пятилетку… А.С. Серебровский включил в план даже такие совершенно нереальные проблемы, как «получение мутаций типа полиплодии у домашних животных»…».[2] В июне 1935 года Н. Вавилов покинул пост президента ВАСХНИЛ.

Тогдашние исследования в области хромосомной теории отстояли далеко от практических задач сельского хозяйства. «Доклады Н. Вавилова, А. Серебровского и Г. Мёллера на дискуссии не указывали путей прямого, быстрого внедрения науки в производство, не содержали новых идей ни в теории, ни в практике».[3] «Работы Вавилова и его последователей каких-либо практических результатов не обещали даже в обозримом будущем, не говоря уже о тогдашнем настоящем».[4]

В дискуссиях с вейсманистами Т.Д. Лысенко постоянно подчёркивал отсутствие у них практических предложений по повышению урожайности в сельском хозяйстве: «Положения менделизма не дают никаких указаний насчёт семеноводческой работы… До сего времени любой генетик или селекционер, выбирая растения для скрещивания, исходил не из наследственной основы, а из свойств и признаков… Если бы менделисты, мобилизовав свою науку, дали хотя бы намек на то, как в 2–3 года получить сорт ржи и в 3–5 лет — сорт пшеницы, приспособленные к суровым сибирским условиям, неужели можно думать, что я бы от этого отказался?». «Лысенко постоянно обращался к представителям теоретической биологии с вопросом: «А что сделали вы за последнее время для советского сельского хозяйства?»».[5]