Целая вечность и на минуту больше-1 - Рена Юзбаши

— Удачи вам, — Мехти сочувствующе посмотрел на меня.

— Спасибо, она мне сегодня понадобится как никогда.

Зайдя в парламент, я в очередной раз поразился тому, в каком он состоянии. Вроде пять лет назад ремонтировали, а он так быстро обветшал и штукатурка сыплется везде, где не ступает нога депутата.

Навстречу мне выбежал начальник отдела парламента по связям с общественностью:

— Арслан, дорогой, я тебя прошу, постарайся сегодня не сравнивать месячную зарплату нашего дипломата за границей с заработком ночной бабочки за день. Неудобно, прессы в зале полно.

— А я и не смогу, это пару лет назад мы могли говорить о том, что наши доходы сопоставимы хотя бы в соотношении наш месяц к их дню. Сегодня соотношение наш месяц к их часу, об этом на самом деле стыдно говорить.

— Арслан, ты меня настораживаешь, так четко знать расценки на услуги путан?..

— Обрати внимание, во–первых, только за рубежом, а во–вторых, я опираюсь на оперативные данные наших чиновников, которые не прочь поделиться впечатлениями с дипломатами, сопровождающими их по злачным местам. А с нашими зарплатами мы только на оперативные данные и можем опираться, но никак не на личные впечатления.

Услышав слово «зарплата», пресс–секретарь, высланный парламентерами как парламентер для переговоров со мной, перекосился и помчался за дальнейшими инструкциями. Я вспомнил, как три недели назад наши депутаты подняли себе зарплаты и пенсии, нашел взглядом папу Байрама, который подался в депутаты после того, как развалил цементный завод, и понял, что народные избранники сегодняшнее заседание никогда в жизни не забудут.

Первый час мы все делали вид, что слушаем доклад представителя министерства финансов, где он рассказывал о том, какая у нас бедная страна и какие беды нам грозят, если депутаты будут идти на поводу у каждого министерства и поднимать зарплаты всяким там. К концу прений слово взял Искандер, независимый депутат с весьма сомнительным прошлым и интересным будущим, который высказал все, что он думает о министерстве финансов и его манере отчитываться перед парламентом. На что министерский прихвостень из депутатов стал громко сетовать на то, что вылезают всякие «без году неделя» и выступают, страшно сказать, против самого правительства. Учитывая уголовное прошлое Искандера, он, недолго думая, стал рассказывать про отношения интимного характера между ним и мамой, бабушкой, женой прихвостня, и если уж на то пошло, то и с самим прихвостнем. Причем рассказывал он это настолько живо и с такими подробностями, что уверил весь зал в правдоподобности всего описанного выше. Более того, я решил, что французский обычай права первой ночи будет возрожден в нашей стране и отдан Искандеру. После такого живого описания своих сексуальных подвигов Искандер предложил выйти в коридор и продолжить беседу там. Прихвостень посмотрел на Искандера, который свой рабочий день начинал в спортзале со штангой в руках, и понял, что коридор парламента будет последним местом, которое он увидит в своей жизни. По–видимому, эта мысль и заставила его думать, что погибнуть в зале для заседаний почетнее. В свою очередь она же и подвигла его легонько ткнуть хиленьким кулачком в спину Искандера. Этот тычок сложно было назвать ударом в спину, скорее комариным укусом в лопатку. И тем не менее Искандер, развернувшись к прихвостню, задал только одни вопрос:

— Меня? — и сделал то, что у него получалось лучше всего — врезал по роже. Следующее, что увидел депутат, который сидел поблизости и конспектировал не то отчет министерства финансов, не то выражения Искандера, которые значительно пополнили его словарный запас нецензурных выражений, это упавшую тушу прихвостня на его стол, а следом кулак Искандера, который решил, что его родина мало что потеряет со смертью прихвостня, не говоря уже об избирателях прихвостня. Откровенно говоря, учитывая, что прихвостня ненавидели все, депутаты выждали пару минут, чтобы он получил все причитающиеся ему затрещины и правосудие свершилось руками, вернее, кулаками Искандера, и только потом кинулись разнимать. Через полчаса, когда порядок в зале восстановили, а сломанный стол унесли, прения по зарплатам дипломатов возобновились. Несчастные депутаты и до того чувствовали себя между молотом и наковальней, а тут еще драка. Поднимут нам зарплаты обидят министерство финансов; не поднимут — обидят нас.

Подошла моя очередь выступать. Зал замер в томительном ожидании, проснулся даже народный художник страны, которого из года в год выбирали депутатом благодарные избиратели его родной деревни. На момент последнего избрания ему было восемьдесят три года.

Я встал за трибуну и обвел зал очень долгим взглядом, после чего произнес фразу, ставшую крылатой:

— У каждого из вас есть шанс стать дипломатом, но не у каждого из нас есть шанс стать депутатом. Так давайте будем взаимовежливы.

Зал замер, это было затишье перед бурей. Нерешительно засмеялся кто–то из журналистов, и тут зал взорвался. Ни для кого не было секретом, что ушедшие в отставку министры, и не баллотирующиеся на следующий срок депутаты запросто могли податься в дипломаты. Смеялись все и от души. Хмурился только мальчик из министерства финансов.

Зарплату нам подняли на двадцать пять процентов. Так что теперь я буду в особом фаворе у министра: помимо прямой выгоды, мы еще и министерство финансов съели. Но этого я, конечно, не стал говорить Марьям. Она и без того переживала за меня, а потом на радостях показала мне голливудскую походку, а вот улыбка у нее точно не голливудская, наоборот, очень теплая и искренняя. По–моему, она озаряла всю улицу. Господи, что же я творю?

Глава ХIX. 25 февраля 2011 г. Пятница. День девятнадцатый

Это что–то новенькое, министр меня вызвал для дачи ценных указаний не в понедельник утром, а в пятницу.

— Арслан, я решил, что будет лучше, если штаб по организации Съезда, который в помощь нам решил создать наш Молодежный союз, мы вселим в помещение поблизости. Есть же рядом с нами женская организация, перед которой вечно толпятся какие–то женщины. А помещение государственное и срок аренды сегодня подошел к концу, Вугар это уже выяснил. Так что нужно просто их уведомить об этом. Но ты объясни, что это ненадолго, всего на месяц, а потом они снова смогут въехать в свой офис.

Так–так–так! То, что этот Молодежный союз — организация, откуда вылупился Вугар, я знаю. То, что этот союз больше мешает, чем помогает, знают организаторы предыдущих съездов. А вот то, что меня посылают разбираться с кучей женщин, это меня очень нервирует. Насчет того, смогут ли они вернуться в свое помещение, — это большой вопрос, который для меня со временем превратится в больной. Они ж не к министру пойдут, когда им не дадут въехать обратно, они ж ко мне придут. Ну, спасибо, Вугар, в очередной раз удружил.

— Господин Министр, организацию возглавляет женщина, которая на митингах говорит без микрофона, он ей просто не нужен, она и так шум толпы перекрывает.

— Да знаю я Акифу, прекрасно знаю. Она, конечно, не подарок, поэтому ее и надо сразу успокоить, что через месяц она въедет обратно. Не дрейфь, если что, ссылайся на меня, — и министр зарылся в бумажки, давая понять, что аудиенция окончена.

На министра сослаться можно, только вот куда меня пошлют — это, конечно, большой вопрос. Ладно, хоть Мехти с собой возьму, все не один — не так страшно.

Зайдя к себе, я первым делом объяснил ситуацию Мехти. Тарана, посмотрев на нас, сказала, что Медина будет гордиться отцом, и выплеснула нам вслед воду из лейки, которой поливала свой фикус.

Подойдя к двери, я открыл дверь и сделал очень странную вещь, которую так и не смог объяснить себе, — вопреки всяким представлениям о субординации, попытался пропустить вперед Мехти, на что он, в котором тоже заговорил инстинкт самосохранения, стал заверять меня, что поперед батьки в пекло ни за что не полезет.

— Здравствуйте, Акифа.

— Привет, привет, Арслан! Сколько лет, сколько зим! С чем пожаловали?

— Как ваше самочувствие?

— Ты знаешь, мой богатый жизненный опыт подсказывает мне, что если чиновник интересуется моим здоровьем, то только для того, чтобы подпортить его. Так что не тяни, говори, с чего это тебя мое здоровье озаботило.

Оттягивать и правда было бессмысленно.

— Мы решили, что в помещении вашей организации может временно расположиться штаб Молодежного союза по организации Съезда.

— И кто это «мы»? Уж не с твоей ли подачи министр обратил свои благосклонные взоры на мой офис?

— Акифа, разве Молодежный союз — моя организация?

— Значит, с подачи Вугара? Ну что ж, буду иметь в виду. Знаешь, у меня же не только офис в столице, но и филиалы в районах есть. Так что если он будет требовать, чтобы я оставила им помещение, я всех своих девочек соберу старше пятидесяти, нам терять нечего, и устроим самосожжение. Шуму будет на весь мир, так министру и можешь передать, — все это она говорила, грозно надвигаясь на меня и отрезая меня от такого стратегически важного объекта как дверь.