Импровизация на тему убийства - Яна Розова

– И если это так, что теперь делать?

– Последите за ней, посмотрите в ее вещах. Скорее всего, пузырек найдете.

Мы попрощались. Искать пузырек от пургена в вещах Зюзи мне не хотелось. И слава богам, что я этого не сделала. Если бы она узнала, что я рылась в ее шкафу, – она бы меня просто съела. Дело в том, что прямо этим вечером Зюзя обнаружила, что все платья, кофты, юбки, пальто и прочее в ее шифоньере было изрезано на тонкие лоскутки.

Крик стоял жуткий, я принесла корвалол и раздумывала, не стоит ли вызвать скорую. Но после того как экс-теща «догадалась», что уничтожение ее добра – моих рук дело, мне пришлось запереться в своей комнате и позвонить Нику.

Сухарев приехал через пятнадцать минут, унял Зюзю, отправил Митьку, который наблюдал за скандалом с первого этажа, учить уроки и зашел ко мне.

– Что происходит? – спросил он не то чтобы строго, а скорее тоскливо. Было ясно, что он имеет в виду не частный случай с порезанными платьями, а события всей последней недели.

– Хотелось бы знать. – Мой голос тоже не был слишком жизнерадостным.

– С тех пор, как вы в доме появились – она просто с ума сходит. – Ник сел в кресло. – Я не знаю, что мне делать. Предложил ей купить квартиру, но она не хочет. Считает, что это будет означать, будто вы ее из дома выжили. Как я не предположил, что она взбесится? Все продумал, уверен был – с вами нам всем лучше будет. Но не рассчитал…

– Хотите, я уйду?

Сказав это, я вдруг ужаснулась – а что, если он этого и хочет? В то время мне в этой семье уже было что терять – Митьку и еще кое-что, о чем расскажу позже.

Долго мучиться мне не пришлось, Ник даже руками замахал:

– Нет, ни в коем случае! Вы тут из-за Митьки, а он с вами счастлив. И я спокоен, когда вы с ним. И вообще мне приятно, что вы тут живете.

Это был первый комплимент, который я получила от мужа за год совместной жизни.

– Спасибо, – ответила я. – Служу Советскому Союзу.

Он засмеялся, как обычно – немного неприятно, и ушел в комнату сына.

Злоумышленника мы все-таки обнаружили, и не без помощи правоохранительных органов в лице Олега Игоревича Антипова, участкового нашего района.

Само собой, Зюзя побежала к нему на следующий день после обнаружения изрезанных шмоток и рассказала, как я сживаю ее со свету, пообещав написать письмо президенту.

Повторный визит Игорь Олегович заменил телефонным звонком. Он рассказал мне об очередном визите экс-тещи и сделал неожиданный вывод:

– Знаете, я сначала подумал, что ваша родственница сама себе вредит, ну, чтобы ходить и всем жаловаться. Но есть еще версия. Просто у меня случай был: у тетки кто-то все время дверь матюками расписывал. Она ходила, со всеми ругалась, ссорилась с соседями, а оказалось – ее собственный внук ей так мстил за то, что она его уроки учить заставляла.

– Митька? – удивилась я.

– А вы спросите его. Если парень не совсем испорченный, он признается.

Что делать? Мы с Ником призвали Митьку к ответу. Он не долго ломался, а в качестве оправдания сказал мне:

– Я не хотел, чтобы она тебя доставала… Я люблю бабушку, только она злая.

Сухарев рассвирепел, велел сыну извиниться перед Зюзей и запретил ему общаться с друзьями и играть в компьютерные игры в течение целого месяца.

Когда Ник отпустил Митьку в свою комнату, я сказала:

– Это меня наказывать надо. Что это за воспитание, если он такие вещи творит?

Ник внимательно посмотрел на меня и сказал:

– Будьте к нему еще внимательней. Это переходный возраст. Я тоже в свои двенадцать лет жуткие вещи творил…

Глава 11

И пришло время кое-что объяснить. Нас с Ником связывал не только его сын. Уже через несколько месяцев после моего переезда в его дом я стала замечать нечто, очень призрачное нечто, происходившее между нами. Я назвала бы это искрой.

Описывать суть вышеназванного явления почти невозможно. Оно хорошо знакомо людям неуверенным в себе, в своей привлекательности или несчастным, которые по каким-то причинам вынуждены скрывать и подавлять свои чувства. Высока степень вероятности, что первое из этих утверждений можно отнести ко мне, а второе – к Нику.

Обычно это настолько неуловимо, что должно пройти немало времени, прежде чем ты сможешь различить признаки и схему происходящего. Ты невольно оборачиваешься, а оказывается – от его взгляда. Ты звонишь ему по какому-то делу, а когда он снимает трубку – не можешь сказать ни слова. А еще он говорит тебе что-то, а ты слышишь слова, но не понимаешь их смысла.

А иногда, зная, что вечером вы встречаетесь с друзьями мужа, ты очень счастлива. Надеваешь новое платье, чувствуешь себя богиней и на пороге ресторана вдруг кристально ясно понимаешь, что платье не поможет. Ничто не поможет, ведь он стоит у бара рядом с другой женщиной…

Но ты совершенно точно ощущаешь – тембр его голоса всегда меняется, когда он называет тебя по имени. Он зачем-то подробно объясняет, где был вчера вечером. Пытается угостить всякими вкусностями, неловко и некстати, на удивление смущаясь из-за такой ерунды.

Первый раз это случилось в самом начале сентября 2004 года, в те дни, когда еще не верится, что лето кончилось, а вечерами с каждым днем темнеет все раньше. Неизбежность осени накладывает свой отпечаток на все, что ты делаешь и о чем думаешь. Кажется, что круг замкнулся, но красота золотых листьев на фоне синего неба превращает похороны лета в праздник для глаз.

В это воскресенье все складывалось обычно для этого дома, то есть наперекосяк. Митька простудился, Зюзю накрыл приступ бешенства, Ник срочно уехал на работу, а я вспомнила, что не поздравила сестру с днем рождения.

Митьке тогда только исполнилось одиннадцать. Его простуда была так себе, ничего серьезного, поэтому я не побоялась оставить бедного больного мальчика на сумасшедшую старуху. Впрочем, злоба ее обычно вытекала в мембрану телефона, куда Зюзя высказывала свои претензии миру.

Словом, я смылась из дому. Митька, конечно, поныл немного, пожаловался на скуку и под шумок попросил привезти ему из «Джаза» огромную пиццу с моцареллой.

Я на все согласилась, но предупредила, что вернусь только вечером. Митька грустно чихнул и включил телевизор. Я не стала возражать. Поваляться у телевизора – разве не об этом мечтают все нормальные люди?

Не успела завести мотор верного «ниссана», как зазвонил мобильный. Это был Ник.

– Вы очень заняты? – спросил он голосом человека, придавленного бетонной плитой.

– Я за подарком для сестры еду. Забыла, что день рождения у нее.

– Не стал бы просить, но нет никого рядом… Голова что-то немного… За руль боюсь сесть. Заберете меня из «Джаза»?

Приступы головной боли мучили Сухарева постоянно. Иногда его мрачность и недоброе выражение лица объяснялись именно дурным самочувствием.

О приступах боли он никогда не говорил, ни на что не жаловался. Я узнала о его мучениях, заметив, как иногда ночами Ник, шипя под нос ругательства, грузится в машину и отбывает в неизвестном направлении и возвращается буквально через пятнадцать минут. Увидев это впервые, я спросила, в чем дело. Он смущенно признался, что ездит за таблетками от головной боли, потому что они все время кончаются. Тогда я организовала в ванной аптечку, где анальгетики не переводились.

Вторым излюбленным средством борьбы Ника со спазмами в голове был коньяк. Обычно Ник начинал принимать его превентивно, еще до начала приступа. Удивительно, но алкоголизм в наследство от матери Нику не достался. Пил он, честно говоря, много, но пьяным я его никогда не видела. Это было его собственное удивительное качество, которое с удовольствием обсуждалось окружающими.

Мой «ниссан» припарковался у ресторана через пятнадцать минут после звонка Сухарева. У меня в сумке были нужные анальгетики. Я даже в голову не стала брать, почему же Ник не вызвал такси, не попросил Пряника или Жанну отвезти его домой, ведь сегодня воскресенье и у Жанны наверняка выходной день. В конце концов, он мог бы обратиться за помощью к охраннику ресторана…

Но он попросил меня. Катись к черту, родная сестра.

Ник полулежал в кресле, и с первого взгляда было заметно, как он мучался. Глаза были закрыты, на шее, прямо над воротником пуловера, пульсировала венка.

Он услышал скрип дверных петель, приоткрыл глаза и с трудом отлепил спину от подушек. Медленно сел на диване, отчего его мотнуло в сторону, обрел равновесие и тяжело вздохнул.

Еще в баре я попросила у официанта стакан воды и сразу же протянула мужу таблетку. Он проглотил ее с таким выражением лица, будто это была живая мышь. Хлебнул воды и со стоном опрокинулся на спину.

Я пошла на кухню просить пиццу для Митьки и чашку кофе для себя. За Ником я вернулась спустя двадцать минут. Горячая пицца «Четыре сыра» ждала в машине.

– Вы жизнь мне спасли, – сказал Сухарев. Он снова сидел на диване, но выглядел намного лучше. Лучше и веселее…