Импровизация на тему убийства - Яна Розова

А послушать было что. Хлынув в народ и распространившись в потоках грязной болтовни, моя история о гибели необыкновенного парня превратилась в легенду о ревнивом любовнике Кристины Пряничниковой. Об Игоре вообще почти не вспоминали. Его друзья в рестораны не ходили, а родители всегда держались от «нашей» тусовки подальше. Здесь о нем помнила только я.

Зато всем остальным участникам событий досталось. Мы с Пряником, как и все обманутые супруги, на пару выглядели идиотами. О Кристине говорили плохо, игнорируя древнее правило говорить о покойниках либо хорошо, либо никак. Я и сама не была в восторге от мадам Пряник, но ведь Кристина не была чудовищем. Однако теперь ей припоминались и гулянки, и закидоны, и невоспитанность, и многое другое.

Ника скорее жалели. За внезапность вспыхнувшей поздней любви, за недостойный объект страсти, за характер, который – вы ведь помните? – проявлялся и раньше.

Довольно глупо во всей этой истории выглядела Жанна. Любовница в отставке, потерявшая привлекательность для Сухарева, но изо всех сил цеплявшаяся за него. Я с удовлетворением ловила над столами обрывки разговоров об Арнаутовой. Сама Жанна тоже показалась пару раз в «Джазе», но потом исчезла. После памятной беседы в больнице мы не говорили и не встречались пять лет. Я знаю, что она ездила к Нику на встречу, но он не захотел ее видеть. Почему она не попыталась снова вернуться к привычному шантажу, используя новые инструменты, – не знаю. Жанна осталась в моей жизни неразорвавшимся снарядом, миной со сломанным механизмом. Почти член семьи.

Скорее всего, взрыв будет, когда Ник вернется…

Откинув образ Жанны в сторону, я гораздо больше волновалась о Митьке. Как бы я ни любила мальчишку, искренне и навсегда простить ему смерть Игоря не могла. Я все понимала, я старалась больше думать не о прошлом, а о будущем, я сознавала, что парень только начинает жить и надо постараться, чтобы он не сломался, а извлек опыт из произошедшего. И делала, что могла.

А что думал сам Митька – я не знала. Чувствовалось, как он подавлен, ощущалось, как напряжен. А мысли… Нет, я их не знала.

Зато я хорошо знала другое. Впервые за всю мою жизнь я ощущаю возвращение счастья. Оно пришло ко мне в тот момент, когда Ник обнимал меня на лестничной площадке перед дверью в мою квартиру, зная, что завтра он признается в убийстве, которого не совершал. И мое счастье настоящее, прочное, уверенное, ощутимое. Пусть Ник сейчас далеко, но что это меняет?

Я жду Ника.