Горечь и сладость любви - Наталия Николаевна Антонова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эдуард хотел сразу же обговорить все детали и завтра же приступить к работе. Приехать в дачный посёлок он намеревался часам к двенадцати пополудни. Но вышло всё совсем не так, как он рассчитывал. Сначала его пригласили к столу. Хозяева и слышать ничего не хотели, пока он не согласился с ними отужинать. Потом показали ему дом, сад. Портрет решено было писать на террасе. Но получалось так, что делать это из-за расположения террасы и её освещения солнцем можно было только в ранние утренние часы.
Художник ломал голову над тем, как выйти из положения. Перспектива вставать в пять часов утра и мчаться сломя голову в дачный посёлок его не прельщала. Позировать в другом месте клиент отказывался. Художник склонил полову, внимательно рассматривая пересечение теней на садовой дорожке. Хозяева расценили его задумчивость по-своему и назвали сумму гонорара, от которой у Прилунина вытянулось лицо. Но он тут же справился с собой и объяснил им причину своих сомнений.
– Нашли над чем ломать голову, – всплеснула руками хозяйка, – во время работы вы будете жить у нас! Мы предоставим в ваше распоряжение самую лучшую комнату. И даже две! Одну как спальню, а другую под мастерскую.
– Отличная идея! – радостно поддержал жену хозяин дома.
Эдуард прикинул в уме «за» и «против» и решил, что идея на самом деле неплохая. Разве плохо пожить за городом на свежем воздухе на всём готовом несколько тёплых дней уходящей осени. Смущало его только одно – не упустит ли он Веру. Вдруг она расценит его недельную отлучку как отсутствие к ней со стороны Эда интереса. Допустить этого он не мог. Однако решил, что если он честно расскажет Вере о предложенной ему работе, то она как взрослая женщина поймёт его.
Так и вышло. Вернувшись, домой, Эдуард позвонил Вере на сотовый и рассказал, что ему предложили выполнить за городом хорошо оплачиваемый заказ.
– А что за заказ? – заинтересовалась она.
– Написать портрет старца.
– Заказали дети?
– Нет, любящая жена.
– Вот как? Здорово!
– Так я могу уехать?
– Почему вы меня об этом спрашиваете? – рассмеялась она.
– Потому, что вы мне нравитесь, и я надеюсь на продолжение наших отношений.
– Я могла бы сказать то же самое, – проговорила она игриво, – но лучше промолчу.
Они оба рассмеялись. У Эда отлегло от сердца. Вера оказалась девушкой некапризной, и они, скорее всего, смогут в дальнейшем отлично ладить.
Вера. в свою очередь, думала о том, что она небезразлична художнику. Иначе он не стал бы ей звонить и уж тем более спрашивать у неё разрешения.
В общем, они поняли друг друга. Эд с лёгким сердцем уехал писать портрет и наслаждаться дачной жизнью, которую он в отличие от Веры любил. Правда, только в том случае, если на даче не нужно было пахать, а только наслаждаться красотами и дарами природы. Против того, чтобы поработать кистью, он не возражал. И даже получал определённое удовольствие, глядя, как серьёзно относится к позированию его модель и как хлопочет в свободное от сеансов время вокруг него хозяйка дома. И это не говоря уже о том, как его грела мысль о предстоящем получении после завершения работы гонорара.
Время текло незаметно, Эдуард был так поглощён стремлением поскорее завершить работу, что после сделанных при благоприятном освежении набросков потом почти целый день дорабатывал детали и придавал нужный оттенок общему фону.
Когда портрет был написан и Эд был осыпан восхищёнными возгласами, хозяева в какой-то миг замерли и приуныли.
– Что-то не так? – не на шутку встревожился художник. – Вам не нравится портрет?
– Ну что вы! – воскликнули они в один голос. – Портрет нам очень понравился! Просто нам грустно, что вы уезжаете.
– Я, кажется, вас не понял, – растерялся Прилунин.
– Да тут и понимать нечего, – ответил старик, – просто мы с женой одинокие люди.
– Так и я тоже одинок, – вырвалось у Эда.
– Вот и хорошо! – искренне обрадовались хозяева, а опомнившись, смутились.
– Вы извините нас, – проговорила женщина, – у нас это невольно вырвалось.
– Не волнуйтесь, я так и понял, – успокоил хозяев художник и добавил: – Если позволите, я мог бы иногда приезжать к вам в гости, типа на пленэр.
– Приезжайте, конечно! В любое время! – радостно воскликнули они в один голос.
Эду и самому почему-то было жаль уезжать из этого гостеприимного дома. «Если бы эти люди были моими родителями», – промелькнуло у него в голове. Но он тут же отбросил эту мысль, сосредоточившись на дороге.
Приехав домой, он долго отмокал в горячей ванне и думал о Вере. За всё это время они даже ни разу не созвонились. Эдуарду не хотелось отвлекаться во время работы ни на что постороннее. Хотя в глубине души он и не считал Веру посторонней, но мысли о ней, вернее, чувства, которые он начал испытывать к ней, если бы он дал им волю, могли бы, столкнувшись лоб в лоб с творческим вдохновением, пустить насмарку весь его труд. Поэтому с самого начала он наложил запрет на воспоминания о Вере, а значит, и на звонки к ней. Вера правильно поняла его и не напоминала о себе, не тревожила.
И вот теперь, наслаждаясь горячей водой с ароматной пеной, он с удовольствием думал о том, как же там Вера, чем занималась без него целую неделю.
Хотя логичнее было бы задать себе вопрос, чем она занималась весь отрезок жизни до него. Но жизнь Веры до появления его в ней художника не интересовала. Точно в той, прежней жизни жила другая Вера. А в тот первый их вечер родилась новая Вера, как рождается новая звезда. Откуда? Бог его знает? Из какой-то неведомой таинственной материи. И точно так же, как она, и он родился заново.
И ему вспомнилась песня, под которую он танцевал, вернее, прыгал на месте, в то время, когда дед ещё водил его в детсад. Называлась она «Две звезды». И пели её молодые и безумно красивые Алла Пугачёва и Владимир Кузьмин. Сколько лет с той поры пролетело над землёй, сколько зим!
И вот теперь они с Верой две звезды.
Глава 8
Вера, в свою очередь, думала об Эдуарде каждый день, вернее, утром и вечером. Днём её голова была занята работой. Но думы её о художнике были ровными и спокойными. Она не была всерьёз огорчена его отъездом. Нет, конечно, она
