Все равно! - Владимир Кусакин

— Не смею возражать!

— Тогда до завтра, герр Шлоссер.

— Ауфвидерзеен, герр доктор!

Фельдман поднял меня с земли, и поволок в закрома, куда я так сильно хотел попасть. Он затащил меня в комнату и бросил на софу. По пути, я облевал ему весь рукав, и он побежал в ванную.

Вернулся через минуту, и получил пепельницей по голове, не очень сильно, чтобы не дёргался. Я усадил его на стул и связал. Даже рот затыкать не стал. В этом каземате кричи, не кричи, всё равно никто не услышит.

— Was machen Sie? — спросил он, собравшись с мыслями. (Что вы делаете?)

— Заткнись и слушай! — ответил я на русском.

Страх метнулся в его глазах. Понял, понял скотина!

— Nicht verstehen! (Не понимаю)

— Не понимаешь значит? Ну, как хочешь!

У меня не было сомнений что это он, и тем не менее я решил подстраховаться.

Следующая комната была кабинет. На стеллажах книги по физике, и портрет Эйнштейна. На столе саквояж, а в нём … Как неосторожно! Рама сварная, из лёгкого металла, и пластина, как её описывал Араб. Источника питания нет, а излучатель закрыт крышкой. Значит он работает? Посчитал количество колец-резонаторов. Только шесть. Араб говорил о семи, ошибся? Надо будет спросить.

Ярость рванула сердце. Их нет, а эта гнида жива!

Взял саквояж, пошёл назад.

— Это что?

Молчит.

Зажал рукой нос и рот. Пальцем надавил на глаз, что-то лопнуло и потекло. Я отёр руку о его пиджак.

— Без одного глаза жить можно. — сказал я, — без двух тоже, только зачем?

— Почему? Почему вы это сделали? — спросил он визгливым голосом, размазывая слёзы на оставшемся глазу, до второго он боялся дотронуться.

— Это у меня новый метод обучения русскому языку. — объяснил я, — Запоминается легче! Будем говорить? Вижу что согласен. Что это?

— Генератор.

— Какой генератор? Я что, через слово тебе должен по глазу выдавливать? У тебя всего один остался!!! — заорал я страшным голосом.

Со стула закапало. И правда, испугался.

— Генератор стирания памяти.

— Вот теперь всё понятно, продолжай.

— Что продолжать?

Я ударил его по месту где раньше был глаз. Противно конечно. Слизь висела на левой стороне его лица.

— Подумай… — и пошёл мыть руки. Как Понтий Пилат.

Пока умывался, в ушах звучал голос, это Она транслировала с какого-то собрания или товарищеского суда, я не разобрался.

— Это не наши методы, товарищи! Это неприкрытый фашизм, который свил гнездо под сводами нашего …

Я вернулся.

— Фамилия, имя, отчество?-

— Фельдман Яков Хаимович.

— Он же?

— Питер Фельдман.

— Давно здесь?

— С 1991.

— Вот и начни с девяносто первого…

Август 2005

Да-а, это голубизна! Я поднял брезент на котором спал, и стал скатывать в рулон, потом прижал его к себе, чтобы компактней был, и получил страшный удар в грудь. Прямо в серединку попал, несмотря на ночное время!

Лежу не дышу, глаза скосил по направлению к ногам, откуда выстрел был.

Ничего не видно! Брезент горбом на мне, мешает. Хотел скинуть, но в это время ещё две пули зарылись в него. Что же он гад думает? Что у меня живот такой?!

Стал руками лапать по сторонам. Должно где-то здесь ружьё лежать, да и автомат опять же…

— Не шевелись! — говорит Она, — Вот он!

Тут я его и увидел. В ночной прицел я бесформенным кулем кажусь на фоне полупогасшего костра, но три пули это серьёзно, поэтому и идёт, не очень сторожится. И язык этот голубой. Обложили, гады!

А он заинтересовался, что это такое светится, любопытный попался. Решил его автоматом своим потрогать, раз уж я признаков жизни не подаю. Сунул он его в голубизну, которая ко мне подбиралась, и стоит озадаченный с одним прикладом в руке. Быстренько ноги поджал и поднимаюсь. А он остолбенел и не двигается. Я к нему сзади зашёл.

— Не стой, — говорю, — а то и тебя сожрут!

Оглянулся, лицо бледное в темноте, да ещё синим отливает, хотя я думаю, у меня не лучше.

— Ты кто?

Я голос на октаву ниже и завыл, как в пионерском лагере ночью.

— Я бог Вака-Вака! Пошли со мной! — и руку протягиваю.

Видимо здорово его в пионерском лагере напугали, подпрыгнул он, и как бросится!

Только со страху в другую сторону побежал, прямо в голубизну. И растворился.

Чтоб тебя! А у меня вопросы были. Хотел по человечески расспросить, а он вон как!

— Не виноват я, он первый начал. — утешил себя.

Двое осталось.

— Зря они тоже не пришли.

Собрал вещи, погрузил на моих лошадок и пошли. Недаром местные сюда не ходят. Пусть с этим учёные разбираются, если интересно.

Не хотят лошадки идти в темноте, умные животные. Пришлось пошарить в рюкзаках. Из одного выудил полотенце, из другого рубаху, а в ней пистолет, очень интересная штуковина. Только недавно вошедший в серию HK-UCP, калибр 4.5, я порылся ещё, ага, вот и он! Глушитель. Титановый цилиндр с камерами ловушками внутри. И кто же это у нас такой умный? Проверил магазин, двух патронов не хватает, а всего восемнадцать. А я всё удивляюсь. Эти кретины избегались за мной по тайге, а неуловимый убийца и носа не кажет. Почему?

Не потому что он такой умный, а потому что я такой идиот. Купился на ментовское удостоверение и форму проводника. Занервничал он, после того как Таша пропала, залил туалет водой, потому что не помнил, за что своими руками хватался.

Ай да Федя! И рюкзак не хотел отдавать. Только не думал он, что мы тут же и разойдёмся. Издёргался наверное весь. Ничего Федя, подожди! Наташу только жалко. Мы с ней вместе поспрашиваем нашего Фёдора. Я представил как она отрывает ему голову, и на сердце стало легче. Одной лошадке голову рубахой обвязал, другой полотенцем, так и пошли. А то они за свои глаза боялись.

Надо быстрее закончить с этими, и к туристам. Как бы что не случилось.

Я стал подгонять лошадок, стараясь побыстрее, лучше к полудню попасть на каменные осыпи в горах, Там они меня и встретят! Или я встречу их…

Я занял хорошую позицию на горе за камнями, имея в виду единственную тропинку, просматривающуюся почти на километр. Устроился хорошо. Вспомнил как на первом году в армии, я мечтал о такой работе — лежать в засаде. И чем дольше, тем лучше. Нехорошее чувство росло с каждым часом. Пробовал поговорить с ней. Не отозвалась. Никто за мной не гнался. Меня забыли.

Бедные лошадки стояли некормленые, на камнях.

— Потерпите немножко, — уговаривал я их, — скоро у вас будет много-много вкусной травки.

Они косились на меня влажными печальными глазами, и кажется не верили.

В конце-концов они меня уговорили, и мы быстрыми шагами пошли спускаться в долину. Когда стемнело, я стреножил их, чтобы далеко не убежали, а сам залез на дерево, на всякий случай. Времени впереди много, можно пораскинуть тем что у меня осталось.

Федя! Если этот скот задумал идти по моим следам, и вляпался в ловушку устроенную моими преследователями? А теперь ведёт их к туристам? Они сыграют роль заложников при разговоре со мной, или приманки, если я окажусь достаточно глупым, и попрусь в лагерь даже не проверившись.

У меня волосы встали дыбом. Потом улеглись. Ничего они им не сделают, пока не получат меня, или мой труп. Но они опередили меня на несколько часов, допустим на пять, и до рассвета ещё шесть семь часов. Значит всего двенадцать. Всё не в мою пользу. Надо идти к реке. А там видно будет. Опять же, не переоценил ли я своих коллег? Они то где?

— В Караганде! — ответил сам себе. И понял. Зачем им бегать за мной по тайге, если можно перекрыть все подходы к месту где упал самолёт?

— М-м-м, разумно. — сказала Она, как всегда появляясь ниоткуда.

— А зачем мне туда идти? — с надеждой, что она скажет: — Конечно не ходи! — спросил я.

— Тебе надо найти себя. — почти прошептала она, и у меня побежала морозная волна.

Я это знал. Конечно пойду! Пусть они хоть полк пригонят. Потому что они меня не тронут, пока я не покажу им место, где спрятана пластинка светлого, похожего на золото металла.

— Как ты себя чувствуешь перед последним прыжком?

— Последний для меня?

— Последний для них, глупыш! — я почувствовал как она улыбнулась.

— А если …?

— Я всегда буду с тобой!

— И там тоже?

— Особенно там.

Я повернулся на другой бок, и чуть не упал с ветки.

— Может мне спуститься и доспать внизу? — спросил проверяя, был ли это сон?

Она не ответила. Может и сон. Или как?

Под утро пришла лошадка. Стала хрупать над самым ухом, и ещё вздыхать.

Что-то вроде: — Надоел ты нам, Жека. Мы домой хотим!

— Уйди! — сказал я, — Не мешай спать. Скоро уже домой.

Она радостная ускакала.

Апрель 2004

С паршивой овцы хоть шерсти клок, применительно к товарищу Фельдману.

Я не ожидал многого от нашей беседы, и надо сказать не разочаровался. Информации было с гулькин нос. Как и предполагалось. Формулы и расчёты мне были не нужны, а благодарное человечество обойдётся.