Все равно! - Владимир Кусакин

Он улыбался во весь рот. Очень гут! Мамка, млеко, яйки. Зеер гут! Таксисты!

План у меня был простой, даже слишком, как в фильмах про шпионов. Это раньше надо было через пропускной пункт перебираться. Только такого в жизни я не видел, кроме как на нашей границе. Зато теперь, все автобусы следующие на восток, или север, всегда останавливаются, вроде как кинуть последний взгляд, на бывшей границе. В данном случае, в Хаусдорфе. Время было едва полдень, когда я вылез на площади из такси. Автобусы из России, Украины и Казахстана стояли на обочинах, а сама публика бегала по базару, оглашая воздух криками:

— Дывись Мыкола яки чудны штаны, давай зараз твоей жинке купим! Нехай як проститутка ковзается!

— Граждане, господа, товарищи! Имейте совесть! Вас здесь не стояло! И автобус ваш уже уехал!

Я быстренько купил тирольскую шляпу с пером, везде обман! Должна быть с пером фазана, а мне подсунули петуха. И маленькие тёмные очки. Почему-то все смотрят на большие, как будто за ними можно спрятать подозрительную физиономию.

— Эй, дядька!

Усатый водила с запорожскими усами обернулся.

— Чего тебе, хлопец?

— До Киева довезёшь?

— Який ты чудной людына! Плати гроши, в саму Коцапию отвезу.

— А сколько возьмёшь до Киева?

— Та недорого! Триста гривен … евросоюзных!

— Жадный ты. Весь тур триста не стоит.

— Вот и я говорю, — обрадовался он — не стоит. А жить надо … И бензин кусается.

Я засмеялся, он не обиделся.

— Пиво пить будешь?

— Та пойдём! Угощаешь?

Мы расположились под зонтиком в бистро.

— Говори давай! — сказал он, после того как намочил усы.

— Смотри сюда! — я раскрыл свою карту. — Въезжаем в Чехию, ты поворачиваешь на Брно. Объезжаешь его по кольцевой, и в Словакию. Летишь на полной скорости до Братиславы и сворачиваешь на север. Проезжаем Тренчин, ты так и идёшь по этой дороге до Михаловце, граница в пяти километрах. И Ужгород. Хороший маршрут?

Он крякнул, отёр усы и стал подниматься.

— Шутник ты парень! — хохляцкие мотивы из его языка исчезли. — Ты не миллионер часом? Знаешь сколько это будет стоить?

— Просвети!

— Двадцать пять тысяч! — назвал он первую цифру, которая пришла ему в голову.

— А за двадцать?

— А репутация?

Да, репутация это серьёзно. Мне вот тоже о своей надо заботиться.

— По рукам?

Он не ожидал. Подумал.

— Тогда добавляй ещё пять и я пойду Лёшке-напарнику ногу сломаю, а то туристы не поймут с чего такая спешка.

— Иди ломай, я буду через десять минут с деньгами.

Не открывать же при нём сумку, так человек может сна лишиться, чего доброго.

Объезд, он и есть объезд, не разбежишься. Дорога горная, и руки до неё видимо не доходят, зато если кто увязался, я сразу увижу. Так что пока буду считать что оторвался ненадолго.

Туристы стойко терпели до Попрада, а потом устроили бунт, дескать почему их не выпускают. Ни пописать, ни покакать. Вон там базар какой и туристы здесь не ездят, всё дешёвое наверняка!

Тарас Бульба косо взглянул на меня, что делать? Я кивнул. Коммунальный автобус предполагает некоторые неудобства. Тем более мне нужно было купить мешок побольше и набить его разным товаром для облегчения перехода границы.

Зря мы ругаем нашу таможню, конечно она коррумпированная, но за ней присматривают. Это не Украинская, когда в автобус влезают три-четыре человека, остальные ждут снаружи, и устраивают натуральный разбой, отнимая у пассажиров всё, что не укладывается в тесные рамки их восприятия.

Туристов было тридцать восемь человек, со мной тридцать девять. Пройти было

негде из за баулов, сумок, и узлов. Таможня знала что в автобусе их ожидает страшный ор и проклятия осатаневших от жадности соотечественников, закалённых в боях за валюту. Поэтому взяв список пассажиров, Сашко или Остап попробовал сосчитать нас по головам, сбился два раза, споткнулся о баул и заорал:

— А ну геть отсюдова! Приготовьсь к осмотру!

Мой мешок заинтересовал их больше других. Нюх у них что-ли?

— Развязывай!

Он посмотрел на сумку.

— А там шо?

— Вот берите, всё заберите! — сказал я дрожащим голосом, подавая сумку с деньгами, — Только мешок мой не троньте!

Сумка из его руки упала в пыль.

— Ну-ка, ну-ка! — он наклонился над мешком. — Хлопци, та вин же схоронив самою красчу горилку! Будем изымать!

Он уже держал в руках две бутылки Джека Дэниэлса.

— Якой шустрый. А протокол?

— Не надо протокол, ой что же я напарнику скажу? Каждая бутылка пятьдесят евро стоит!

— Запрещено провозить на территорию незаможней Украины больше чем одну бутылку на коцапску харю. И давай, иди, иди отсюдова, пока не заарестовали!

И трусы свои не забудь! — добавил он пиная мою сумку.

От автобуса на моё представление глядел наш шофёр, и довольно крякал.

— Ловко ты их! — сказал он, когда я влез в автобус. — Тильки я бы забрал одну, для достоверности. Раз уж одну можно.

— Пусть подавятся!

— На, поешь! — он протянул мне завёрнутые в бумагу бутерброды и бутылку Кока-Колы. — На словацком КПП купил. Ты у меня самый важный пассажир.

Вот я и подумал, вдруг от голода умрёшь? Сам не подавись.

Мы расстались у вокзала, мой путь лежал в Краснодар. Ну конечно же Москва важнее, только было бы ошибкой думать, что периферия ничего не знает и не видит. Она знает и видит гораздо больше, чем нужно для спокойной жизни. Вот поэтому там так неспокойно, и на этом можно было сыграть.

— Мне понравилось, как ты пытался охмурить эту особу в кассе. — сказала она.

Что правда — то правда. Только настоящие украинские женщины никогда не попадутся на удочку москалей. Что и было мне сказано.

Предстояло ехать в общем вагоне до Харькова. Старые фильмы о Гражданской войне грозили стать реальностью.

С этой мыслью я забрался на третью полку, надо было поспать и привести мысли в порядок, к тому же это единственное место, где тебя никто не толкает.

— А ну слезай! — голос был хорошо смазан салом, и отполирован стаканом горилки.

— В чём дело? — я еле продрал глаза, посмотрел на часы. Спал всего ничего, около двух часов.

— Сховався! Думаешь на найдём, бисов сын? И хде ж твой билет?

Я согнул ногу в колене и достал из носка железнодорожный билет.

— Вот он!

Они внимательно изучили бумажку.

— Почему спишь не там где положено?

Публика вокруг глядела с интересом, ожидая продолжения.

— Ну, так и быть! — я сделал вид что падаю, придержал падение о вторую полку напротив, и мягко приземлился, стащив сумку за ручки. И пошёл по вагону.

— Эй, ты куда? — спросил один. Я обернулся.

— Я понял что ты хочешь выделить мне персональное купе.

Бумажка в сто евро мелькнула перед его глазами.

— Так … это… Василь! — крикнул он. — Веди в своё купе!

— А где же я буду? Пан начальник?

— В ресторан пойдём, я угощаю. — Большим заскорузлым пальцем он запихнул банкноту глубже в нагрудный карман.

До Харькова меня никто не беспокоил.

Я вышел с вокзала на площадь и огляделся по сторонам. Украинские гаишники называются коротко и смешно — «Дай». По крайней мере их так зовут местные.

Мне нужен был один, чтобы помочь купить машину, да и передвигаться по городу не сравни удобнее. Тем более прибытие по железной дороге в Краснодар, всё больше напоминало мне приезд Его Императорского Величества в Сызрань, на открытие нового дома призрения. Его там встречали, полгорода точно.

Одинокий ДАИшник Гоша Сердюк, сидел в машине и откровенно зевал во весь рот. Клёва не было, ждал московский поезд. На своих всё равно много не заработаешь. Напарник опять у буфетчицы в подсобке. Развлекается там со своей лярвой.

— Не спи, замёрзнешь! — услышал насмешливый голос. Повернулся. Рядом с машиной стоял парень, лет тридцати, в стареньких джинсах, матерчатой куртке и такой же сумкой в руках.

— Тебе что? — буркнул он, не совсем уверенный что делать с наглецом.

— Помощь нужна. — ответил тот, — Помоги машину купить и оформить сегодня.

В голове у Гоши зазвенела падая золотая монета, потом ещё и ещё …

— За сколько взять хочешь?

— Три тысячи.

Золотой дождь иссяк. Сумма не та. Сколько он хочет сунуть мне за вознаграждение? Сто баксов?

— Иди отсюда, и не маячь. Увижу ещё раз и в кутузку. Беднота вшивая.

— А я хотел тебе тысячу дать, за помощь.

— Тысячу чего?

— Так ясно что не ваших тугриков, евро устроят?…

Гошины мысли понеслись с пугающей его самого скоростью, здесь были: две бутылки водки, шмат сала в морозилке, жена-лахудра, Президент Ющенко и телевизор.

— Телевизор… — сказал он, глядя в пространство стеклянным взглядом.

— Какой телевизор? — удивился приезжий.

— Большой, плоский, тысячу двести стоит …