Все равно! - Владимир Кусакин

Сволочь Али! Дал себя подстрелить в такой момент! А я жениться собрался, детишек развести. Работу найти нормальную.

Только сейчас я заметил вертолёт. Он висел прямо передо мной, и уродливая китайская рожа махала мне своей маленькой ручкой.

— Бай-бай, Жека!

Всё случилось в одно мгновение. Откуда-то из под брюха моего самолёта вырвалась тонкая как игла «Стрела». Ударом взрыва самолёт качнуло и он опять пошёл вниз. Я не видел как прилетели наши штурмовики и похоронили китайский батальон. Потому что лезть не надо, уроды! Даже в Монголию.

Чуда не произошло, мы шлёпнулись на землю. Перед этим я выключил последний мотор, и постарался погасить скорость, задирая нос самолёта. Сто сорок километров в час, это точно, а дальше темнота.

Я очнулся через три дня в госпитале. Прямо передо мной торчали мои загипсованные ноги, и боль в голове, как будто с меня содрали скальп… На соседней кровати лежал Али, и сосредоточенно пускал мыльные пузыри из детской тубы с пеной. Он всегда делает всё обстоятельно.

Заметив движение на периферии, он повернул ко мне своё широкое лицо в резких морщинах, и улыбка тронула его жёсткие губы.

— Наконец-то! — вздохнул он. — А то я думал, что совсем один остался.

— Как остальные?

Я чувствовал приближение беды в его глазах, но этот вопрос было не обойти.

— Оли больше нет! — сказал он безжалостно.

Я закрыл глаза. Игорь обещал мне, что всё будет хорошо.

— Как?

— Сергей и Дима были здесь. Они рассказали.

Он заметил мой непонимающий взгляд, пояснил: — Солдаты.

Это ни о чём мне не говорило, солдат я знал только по номерам. Они строились согласно этим номерам, когда Игорь командовал:

— По порядку номеров ра-ассчитайсь!

Первый всегда был первым, второй — вторым. Так я и запомнил их.

— Номера! — попросил я.

— Второй и Пятый. Они сказали что у Игоря был выбор. Один вертолёт шёл прямо на них, а второй готовился сбить наш самолёт. Ольга показала ему на нас….

Я не хотел больше жить, я плакал. Мне всё время мерещилась Оля, показывающая рукой на наш самолёт. Спаси их!

В палату ввалилась делегация. Возглавлял её моложавый генерал, с голубыми петлицами ВВС.

— Ну, где тут наши герои? — фальшиво спросил он.

— Уйди! — сказал Али тихо.

— Не-е по-онял? — повысил голос генерал.

В руке Али блеснул никелем автоматический пистолет неизвестной мне системы.

— Тебе сказали, уйди!

Генерал попятился и вышмыгнул за дверь.

— Твой отдам тебе потом. Жить трудно, ай-яй! Но надо!

— Где её похоронили, Али?

— Олю не похоронили … — Али глядел на меня словно сомневался, говорить мне об этом или нет.

— Имею право! — сказал я.

Он покивал.

— Игорь отнёс её на ваш НЛО, положил в отсек предназначенный для четвёртого, и закрыл тарелку на ключ.

— А как же …?

— Никто не знает местонахождение танка. Солдаты не скажут, Игорь тоже …

Я кивнул. Да, это тайна.

— Согласно выступлению Министра Обороны, ничего не было, а была секретная операция, которая к сожалению не удалась.

— А аэрофотосъёмка?

— Врядли, им понадобится второй Жека, тем более там будет наша Южная база. Никто ничего не тронет.

— Как ты это узнал?

— Ты всё время забываешь, что я не только твой пилот. Как ты говоришь?

Места надо знать! Кстати, я отправил твою фотографию "Семь колодцев" в Академию Наук, в Новосибирск. Они сказали что это что-то грандиозное, и вообще это не колодцы.

— А что?

— Поправишься, съездим!

Ещё через десять дней он пришёл ко мне, как всегда в гражданском.

— Погуляем?

Посадил меня на каталку и повёз в парк позади госпиталя.

— Жека, Игорь хочет с тобой поговорить …

— Я не хочу его видеть. — я подумал, — Скажи, сам его найду.

Он промолчал.

— Получены новые списки допуска, с первого по двенадцатый. Тебя там нет.

Я разочарованно вздохнул. А что ты ожидал? Четырнадцатый уровень?

— На твоё имя поступил номер 1181.

Это было знакомо. Добавочный к телефону.

— Это всё?

— Ещё вот это… — он достал из кармана прямоугольную коробочку неизвестного материала. — Ты извини, что я любопытствую …

— Это программатор.

Удостоверение камеры хранения лежало в нагрудном кармане, я вынул его, проверил где начало — где конец, и всунул в щель приёмника. Слот.

Прибор засветился красным светом, потом переключился на зелёный. Готово.

Карточка выехала с другой стороны на сантиметр.

Я приложил палец и перевернул её на обратную сторону, там было сообщение.

— Вызывают в Москву. — сказал я Али.

— С пересадкой?

— На этот раз летим вместе.

Через два часа на военном транспортнике мы вылетели в Москву.

Озадаченный пилот пришёл к нам после набора высоты.

— Приказано посадить в Шереметьево, товарищ полковник!

— Что-то не так, пилот?

— Так ведь первый раз, в Шереметьево…

— А меня всё время в Шереметьево возят… — сказал Али и прижмурился, видимо представив красную ковровую дорожку, почётный караул и толпу сумасшедших женщин, скандирующих: Али! Али! Али!

— Я же всё время на гражданских летаю. — продолжил он. — Слушай, Жека! Мы сейчас на борту военного самолёта, прослушка тут безнадежна. Сам проверял.

Он повёл плечами, мол всё в порядке, не волнуйся.

— Да я как-то и не волнуюсь.

— Я читал твой файл, нам присылали…

— Угу, Игорь тоже приставал, короткий говорит.

— Очень короткий.

— Удлинить?

— Только для меня.

— Хорошо. Что тебя интересует?

— Как ты учился в школе?

— Хорошо учился, на тройки.

— Спортом занимался?

— А что это ты спортом заинтересовался? Сам-то небось и забыл, что это такое? — я оглядел его плотную, с брюшком фигуру.

— Что значит забыл? Да я почти каждый день занимаюсь!

— Видимо это какие-то странные упражнения, вон ты какой хомяк стал. Ладно, ладно! Я пошутил. Собственно как и все мальчишки. Сначала бегал за мячом и шайбой, а потом с таким же рвением за девицами. И я тебе клянусь, это намного тяжелее, чем бегать и прыгать.

Познакомился с одной на танцах, а она ни в какую; ни обнять, ни приголубить.

Сама в общежитии живёт, четверо в комнате. И я тоже, только в другом районе, почти час добираться. Проводил её домой однажды, всё чин-чином, стою у неё под окном, а зима и снег идёт. Повыглядывала она, потом они свет выключили, спать улеглись. Я быстро домой, на последнем троллейбусе. Часы завёл на пять утра, и в шесть был под её окном, как штык. Снежок всё метёт, и холодно. А у меня рукавичек нет. Тут и звонок будильника, на работу пора. Свет у них зажёгся, тени по занавеске. Вдруг открывается одна, и смотрю, моя красавица … глаза по плошке, рот открыт. Подруги опять же вокруг. Потом узнал что сказали. Что-то вроде: "Не будь дурой, таких теперь не встретишь, чтобы всю ночь на морозе простояли из-за тебя. Беги к нему и тащи сюда. Мы на работу, а ты согрей его, а то ещё заболеет чем-нибудь".

— И что потом?

— Потом ничего, я даже имя её не помню. Семнадцать лет, вот такие игры.

— А что за золото ты на Таймыре нашёл?

— Не совсем на Таймыре. С этим золотом я в Георазведку ходил, а они мне не поверили. Район разведан давно, пустой говорят. Так я больше и не навязывался.

У американцев подобный случай был, в Монтане по моему, не помню точно. Был один золотоискатель в конце 19-го века и нашёл он золото, много, лошадями вывозил. А потом убили его вроде как, а жилу так и не нашли. До сих пор любители ищут. Оно хитрое, пятаком может на поверхность выйти, а ни по краям, ни вокруг, ничего. Тысячу лет ходить можно, не найти … И ты Али на меня не сердись, это я не кручу, просто в другой раз. Хорошо?

— Восточные люди умеют ждать.

— Угу.

— Что, угу?

— Дождутся говорю, некоторые восточные люди. Летать научишь?

— Научу Жека. Только ты не пропадай!

— Тогда может скажешь, кто устанавливает этот уровень секретности?

Али задумался, поморщил нос, поёрзал на сидении.

— Не знаю, Жека! Хотя мне тоже было интересно. Пробовал узнать, но … Бумаги приходят из секретного отдела. Но к ним они тоже поступают сверху. Пример хочешь? Лет двадцать пять назад мне довелось работать на Северном космодроме в Плесецке. Там у каждого солдата пропуск с допусками, карточка синяя такая, по крайней мере тогда была синяя. По краям карты штампы допусков, маленькие такие печати. На них всякие зайчики, черепашки, уточки изображены. Если у тебя один зайчик, значит ты всю службу будешь ходить на точку «Зайчик», потому что на другую тебя не пустят. Бывало конечно разгильдяйство…

Он вздохнул.

— Да-а, присутствовал я на утреннем разводе в одной части. Пропуска вид теряют, их иногда менять надо. Командир командует: