Все равно! - Владимир Кусакин

— Правильно!

— А зачем?

— Потому что ты придурок! Обернись!

Голубое сияние из центра поляны уходило вверх столбом и пропадало в усеянном звёздами чистом небе, а освещения от него было не больше чем от светлячка. Даже наоборот казалось что там темнее. Я встал с намерением подойти поближе и потрогать его.

— Не смей! — сказала Она. — Опасно!

Только тут я заметил языки голубого свечения протянувшиеся ко мне, их почти не было видно за основным источником. И тем не менее они упорно ползли вперёд.

— Едрит твою налево! — сказал я про себя. — Вот ещё напасть.

Костерок догорал, но у меня ещё оставался небольшой запас сухих сучков. Я поднял самый большой, и бросил в один из языков.

Раздался чмокающий звук и палка исчезла. Она исчезла!

В голове как искры проскакивали воспоминания о пещере, о казане и пластинке с гравированным луком, так она и осталась в воде, бедняжка!

Точно, это и был момент, когда я утратил мою память. Это плохо. С другой стороны служба безопасности никогда бы не выпустила меня живым. Сначала бы они выпотрошили меня, а на нет, как известно … Это не они такие добрые, а просто решили подождать, вдруг вспомню? Следовательно, те кто гоняет меня по тайге, это не «наши». Конкуренты. А «наши» должны быть чуть в стороне, как самые хитрые, и выскочить в нужный момент. Очень полезная мысль.

Я помнил что кто-то, что-то мне дал или отнял, и Она принимала участие.

Много раз я спрашивал её об этом, но каждый раз получал ответ:

— Пока нельзя!

— А когда можно?

— Когда ты будешь готов. У каждого человека на Земле своё предназначение. Свой путь. Очень многие его теряют. Некоторые находят снова.

— Ну да, ну да! Карма и всё такое… Ты ещё вспомни бусидо и непорочное зачатие.

— Зачем ты приплёл непорочное зачатие? А всё остальное правильно. Названия разные, и в мелочах расходятся, но человечество всегда знало о пути.

Вспомни древних Римлян: "Via est Vita!"

— Угу, и где они сейчас?

— Не они, а те кто забыл, что дорога для того, чтобы по ней идти, а не лежать, упиваясь вином и устраивая бесконечные оргии!

Я представил себе одну такую оргию. Очень заманчиво. Покрутил головой от удовольствия, привидится же такое!

— Видишь, говорила же, что тебе ещё рано!

— Подумать нельзя ничего, раньше ты мне такого не говорила.

— Раньше ты был другой, совсем личинка.

— Я личинка?!

— Такая куколка безмозглая, которая капризничает всё время.

— Ах так! Тогда ты мне никто!

— Я твоя половинка, не забывай! Не отказывайся от себя.

Вот такие разговоры. Нравятся? Мне тоже нет.

Май 2003

Али с солдатами навешивал под крылья сварные конструкции пусковых установок ракет, и монтировал пулемёт в кокпите.

Выглядело безобразно на мой вкус, но он сказал что это не главное.

Работать будет, остальное приложится, только кому-то придется сидеть в транспортном отсеке и давить на кнопки.

Я сразу догадался, кто это будет.

— Игорь, а как же Оля?

— Вы что, вместе спятили что-ли? Она ходит за мной и спрашивает: — А как же Жека? — передразнил он сестру. — А ты о ней… Со мной она остаётся, понятно? Хватит дурака валять, у меня ещё у самого ничего не готово!

И он ушёл.

Я, побегав кругами, задавал тот же вопрос Али.

— Жека, — сказал он подавая мне гаечный ключ, — закрути вот здесь и здесь, а я посмотрю, можно ли доверять тебе ответственную работу.

Я схватил инструмент и закрутил гайку вкось.

Али покрякал и выгнал меня.

Оля сидела в операторской, закрытая братцем на громадный замок. Разговаривала с Москвой и штабом округа. Что-то отправляла и принимала. Один я был без дела.

К вечеру они закончили всё. Али пришёл первый, за ним остальные.

— Докладывай! — коротко кивнул он Оле.

— Москва подтвердила, товарищ полковник!

— Мне без разницы что Москва говорит, наши что сказали?

— Будет поддержка, три СУ-29 сейчас на базе в Арбай-Хэрэ. Но они предупредили — бить будут только на нашей территории, то есть на Монгольской.

— Угу, — сказал Али, — будем считать что всё пойдёт по плану.

— А если нет? — спросил я.

— Тогда всех на самолёт и фью-ю! — он изобразил рукой улетающий самолёт.

— На твоём тихоходе только от тушканчиков убегать! — Игорь смеялся, близость боя преобразила его. — Ничего, мы с ребятами задержим их. У нас «Стрела» есть.

— Одна? — иронично спросил Али.

— А тебе сколько надо? — разозлился Игорь. — Мы сейчас рассматриваем худший вариант.

— Давайте рассмотрим лучший. — предложила Оля.

— Нет уж, давайте вернёмся к плохому. — возразил я.

Али с Игорем обменялись понимающими взглядами.

— Жека, тащи телефон и звони своему предательскому боссу.

— А не рано? — спросил я, — Шестьдесят километров китайцы за два часа проскочат.

Мы тогда ещё не знали, что китайцы не дожидаясь сигнала, вплотную подошли к границе. Осталось сорок километров.

Мы с Али вылетели в пять утра, и сразу увидели их. Автомобили похожие на наши Уралы, тащили за собой смешные двухколёсные прицепы, битком забитые солдатами. Наши расчёты оказались ошибочными.

Али связался с базой и скомандовал взлёт для СУ-29.

— Через пятнадцать минут будут! — радостно закричал он.

— Поздно! — в боковое окно мне были видны пять чёрных точек над горизонтом. — Вертолёты!

— Иди на место и жди сигнал! — голос Али не изменился, проклятый бусурман!

Почему-то раньше я думал что все самолёты снабжены переговорными устройствами. Али переубедил меня.

— Есть в грузовом отсеке две лампочки, красная и зелёная, то есть красная и жёлтая, зелёный абажур разбили. Как только жёлтая заморгает, дави на кнопку один. Всего кнопок три. Смекаешь? Ты часом не дальтоник? Красный от зелёного отличить сможешь?

— У тебя же нет зелёного…

— Значит дальтоник, всё таки.

Самолёт наклонился и пошёл вниз, зажглась жёлтая лампа.

— Ловите! — подумал я, нажимая на первую.

Мне страшно хотелось посмотреть, как лягут ракеты. Они были старого образца с лазерным наведением на цель, но всё равно оставались надёжным оружием. Что плохо; Али должен был держать метку до взрыва, и только потом уходить.

Поэтому я и сидел в транспортном отсеке. Один держит цель, другой давит кнопки.

Али положил аэроплан на крыло, перед набором высоты. Подуло ветерком. Посмотрел откуда. Дырка в фюзеляже, вот ещё одна! Пока смотрел прибавилось штук двадцать. Выскочил из кресла, поскакал к Али.

— Али! — закричал, — По нам стреляют!

— Иди назад! Они пилота выцеливают!

— Ну да, конечно! Стреляют в тебя, а попадают почему-то в меня.

Лицо Али было бледным.

— Иди назад, я на второй заход пошёл!

Я ушёл, но вид его мне не понравился.

Сейчас выстрелим, и пойду проверю снова.

Проклятая лампочка замигала, как только мы вошли в пике.

— Торопишься! — заорал я, и надавил на кнопку.

Ракеты вздохнув ушли.

Я опять отстегнулся и побежал в кокпит.

— Держи на цели! — прохрипел Али.

Я сел на место второго пилота, хорошо сказать: "Держи на цели!", а если она крутится? Никогда раньше не понимал, почему лётчики тратят так много патронов, чтобы сбить самолёт противника.

Оказывается его трясёт как трясогузку, компьютер может и справился бы, а как мне?

Я не попал в кран, зато повредил мотор, потому что он въехал в неглубокую воронку одним колесом и застыл.

Самолёт продолжал нестись к земле.

— Плавно! — послышался голос Али

Что он сказал? Плавно? Я потянул штурвал на себя, угол атаки изменился.

Потянул сильнее. Мотор взвыл.

— Плавно!

Я сдал вперёд, земля, мне казалось, была уже в двух метрах.

Вспомнил что элероны помогают и работают на сельсинах, на какой угол повернёшь, на такой точно они и отработают. Вот они, и стоят параллельно.

Сейчас мы вас! Стало легче тянуть штурвал. Я почти вышел на нормальный полёт, как правый мотор разлетелся.

Али был без памяти. Мы начали быстро терять высоту.

Смертельно раненный самолёт терял высоту, всё время стараясь завалиться на повреждённое крыло.

— Обороты! — простонал Али.

— Что обороты? Меньше? Больше?

Зря спрашивал, он опять был в ауте. Приходилось соображать самому. Если уменьшить — летучесть уменьшится, ляпнемся на грунт как пить дать. Если добавить — то и летучесть прибавится, но только с одной стороны, и завалит меня опять же, и на то же самое место.

Вопрос: Что лучше?

Так, и пальцем в меня тыкать не надо, в такой ситуации если маму вспомните и то хорошо. А то, летучесть им не нравится. Достоевский за такое слово всю жизнь боролся. Что-то типа: Леталка, а у неё летучесть.