Кастинг. Инициация Персефоны - Владимир Буров

– Идут на Север стада огромные, кого ни спросишь – у Всех Указ-з! Прости-прощай, любимая-хорошая-я, прощай, быть может, в последний раз.

– Прости-прощай, любимая-хорошая-я, прощай, быть может, в последний раз-з.

– Ар-тист-т, – констатировал его сосед, которого, правда, пока никто не спрашивал его личного мнения.

– Дай подумаю, кого он играл у Ана Молчановского, – сказал Германн.

– Я и так уже знаю, – сказал Михаил, – шоу-мэна в Его Сети, пока гости обедали быстрыми закусками и Лососем в Газете на десерт, правда, только:

– Для Избранных.

– Я там был, – сказал Фин.

– Ну, я и говорю, уже понял, что ты за жареный гусь, но не как любил Бродский:

– В яблоках и сливах – по-американски, а чисто, как принято у русских:

– По-итальянски. – В том смысле, что:

– Ла-шато ми! Кантаре, и это мне не много, чтобы итальяно, но итальяно старо – 14—15, максимум шестнадцатый век, узе. – И как говорится:

– На те по вере-то, с росписями Леонардо и Рафаэля, с куполом, как в Сикстинской Капелле Микеланджело, вместе с его Буанаротьей.

– Он играл доктора её-его жены.

– Так ясно, доктор, значит, – сказал Германн, и покосившись на второго, такого же:

– Один метр плюс девяносто его сантиметров, – но только с еще намного более, в общем с:

– Носом, – а если, как следует загримировать, то и вышла именно та Баба Яга, которая недавно – в принципе когда, это даже пока неизвестно – спустила нашего Лиоза в канализацию. Вот, как они, времена-то:

– Пере-плелись-ссь. – Не сразу понятно, где и искать.

Как бы сказал тот же пресловутый Кант:

– Не всё то, что пишется, пишется именно для того, чтобы можно было хоть когда-нибудь разобраться.

– Это был не я, – просто ответил – кому неизвестно – кто? тоже, в общем-то пока неизвестно. Но сделать из него человека:

– Надо попробовать, – сказал Михаил М.

– Ты, э-эт-та-а, Лиозом не хочешь побыть некоторое время?

– Я? – или он, – Энд-директор показал пальцем вбок на своего визави.

– Ну, если вы уже были, зачем вам еще, пусть он попробует, ибо, как говорил режиссер фильма Некоторые любят погорячее:

– И до сорока дублей пусть делает, пока совсем не обкурится. – Но, разумеется, кто-нибудь другой, а не эта Мэрилин Монро. Хотя песню запишите, пока недокурила:

– I Wanna Be Loved by You.

Как говорил Билли Уайлдер на получении Оскара:

– Сам всё написал, сам всё снял, сам всё и спел, и кстати, так и сказал всем от чистого сердца:

– I Wanna Be Loved by You.

– Вы умеете петь – это хорошо, – сказал Германн, и добавил: – Жаль с отрезанной тран-м-ваем головой это не получится.

– Ну, почему же, я могу попробовать, – сказал этот, похоже, бывший Мент в роли Адвоката любого человека женского пола. – Но, – добавил он, – хочу сделать эни-син новенькое.

– Гамлета не хотите? – спросил Маша-Миша М.

– Могу и Гамлета, подучить языки только надо, ишшо немного. И знаете почему?

– Почему?

– По-масонски я ни бельмеса – ни хгу-хгу. Шекспирович его же ж зашифровал по самое:

– Немогу. – Толи он видит отца – толи отец его, а сказано:

– Видеть могут только покойники, люди их – нэт!

– Всё правильно, – сказал Миша, – видеть не могут, но как те спутники, которые сопровождали апостола Павла, что-то одно обязательно будут:

– Или только слышать, или только видеть, – остальные чувства у них еще не развиты, а именно:

– И видеть, и слышать одновремен-нно.

– Не знал.

– А хоть бы и знал, ничего бы не изменилось.

– Так кем вы меня возьмете, а то, знаете ли, абсолютно надоело играть бессмысленно-тупые, как свиные рожи, роли. Дайте что-нибудь для Духу.

– Сходи посмотри, – Миша толкнул Германна в плечо, – нет ли там очереди к нам, и если есть, пусть идут, как все: по запили-записи химическим карандашом на ребре ладони.

– Зачем на ребре? – спросил Мент Номер Ван.

– Иначе химических карандашей не напасешься, – рассказал Миша, – а так дал следующему по шее – номер уже на ём есть – осталось только в уме прибавить один.

– Следующий прибавляет уже два, или тоже: один?

ПОЯСНЕНИЕ К ГЛ. 11—15

В этих главах не всё может показаться понятным. Но и стихи на девяносто процентов непонятны, а их читают. Конкретно, сразу не ясно, кто какую роль играет. Поэтому пробуются разные люди. Более того, не получается сразу назвать имя артиста, который пробуется на роль, например, кнутобойца Пилата, в данном случае это сначала умерший уже Андрей Панин, а потом он отдает свою роль Борзу из фильма Павла Лун Свадьба – Семч. А сам Панин становится начальником тайной стражи.

Но! Но Прокуратор – Немой Жи – не сразу это понимает, поэтому командарма Панина называет – как и режиссер – Майором, которым был, собственно, майор милиции Борз в Свадьбе.

Так происходит потому, что действие За Сценой – тоже является Сценой, ибо в этом объяснимый смысл Евангелий:

– Действие происходит одновременно в двух временах. – И не всегда точно известно, в какой именно части оно происходит, именно потому, что и не может быть известно принципиально. Так как эти две сцены:

– Связаны между собой.

Или, например, в Гл. 13 девушка Маша, как сказано:

– По женской линии, – пробуется на роль Дуни – Персефоны, в предполагаемом конкурсе с Феклой. – Вопрос:

– Кто это? – Дальше-то, я думаю, это и так будет ясно, что сейчас для ослабления степени детективности могу сказать, что Маша по женской линии – это Мария Гол-Мир, а другая может быть – пока еще ее здесь нет – наоборот:

– Мир-Гол.

Аннушку пока что исполняет Грейс Келли, жена Ана Молчановского от него, скорее всего, в тайне.

Эта Гол не проходит кастинг у Миши Маленького на роль Дуни и остается при нем вторым режиссером, а вторая Маша – Мир, уже, скорее его пройдет.

Ну, а что делать, если в Библии уже две тысячи лет не могут разобраться, какова последовательность событий:

– После Воскресения Иисуса Христа, – и по этой же причине: события идут в разных временах, ибо События Воскресения – это и есть События После Воскресения.

А здесь предполагается написать всю правду. Например, что в роли Патриарших Прудов – Чистые.

Глава 11

Поиск Дартаньяна

– Если хотите получить ковер в ближайшее время, то, естественно, один, ибо тогда удар по шее Предыдущего должен быть таким, чтобы вызвали, как минимум скорую, а то и вообще:

– Пусть загнется и не лезет поперед батьки в это пекло, называемое в простонародии:

– О-че-ре-дь-ь-ь!

Как и говорят некоторые обладатели черно-красного пояса:

– Я всегда Адын, – остальные тока:

– Где-то рядом.

– Как?

– Как истина, бывает только: где-то рядом, но где никогда точно неизвестно, как скорость и место встречи одного электрона с другим таким же обладателем красного, или, как минимум:

– Черного пояса Дзю До.

– Я думал, оно запрещено где-то так до двухтыщ-двухтыщпервого года.

– Так, а мы когда живем? Время наслаждений уже наступило, как беспрерывное и прямолинейно-равномерное.

– Да?

– Да. Надо только уметь наслаждаться. Вот вы, как думаете, что сейчас делает Штрассе? Плачет в водостоке? Отдельно и ухаживает за Мотей тоже сам по себе? Нет, они оба выбирают сами, что им больше нравится, как Брюсу Виллису:

– То лежать в канаве, как вчерась бывши выпимши, то лететь на Альфу Центавра, чтобы было ближе к идущей на Землю опасности, в виде Черного с красными глазами астероида со встроенным дистанционным управлением.

Прибежал Стоянов с замашками товстоноговского конвейера:

– Меня возьмите-те!

– Хорошо, – сказал Миша, – запишу по старой дружбе, но так как уже поздно, только:

– Веником.

– А чё это такое, бить буду? – интуитивно улыбнулся парень, как привык:

– Просто и с большим удовольствием. – Как улыбнулся этому Товстоногову, когда заказал такой же, как у него завтрак. В том смысле, что Товстоногов заимствовал меню завтрака у него. А то всё:

– Сам, сам! – Не-ет, не сам, у меня заимствовал.

– Нет, а я тогда, что буду делать?! – изумился Мент с красным шарфом и в черной шляпе большой, а самое главное:

– С полностью открытой душой, Сирано де Бержерака.

– Надо подумать, – сказал Германн.

– Нет, я опять на подпасках не буду. Хватит.

– Может ты хочешь Скару?

– Та не, потом у метро пымают, скажут гей, чё, мне пред всеми оправдываться:

– Это когда было-то, кино давно сымали, и более того, не здесь, а в Голливуде, а там без этого вообще, далеко не улетишь, даже для борьбы с инопланетным разумом.

– Снимать будем здесь, – сказал Миша, – на натуре.

– Почему?

– Потому что на Натуре, чтобы было, как на самом деле:

– По-честному.