Кастинг. Инициация Персефоны - Владимир Буров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Туда и обратно.
Глава 9
Москва, а далее попрашу без пересадки
Но тут и возникает эта самая проблема, которую Номо Сапиенс не может осилить. Как-к?
Правда была так близко уже в Москве – Один, а теперь за этой, давно существовавшей правдой, надо:
– Возвращать-ся-я-я! – Опять туда, в Галилею, но только теперь уже через Петушки.
Ибо что, я не знал, ни говорили мне добрые люди, что:
– Ветра в поле вам хватит позарез в Волге заместо кондиционера. – Нэт, жарко – не мохгу. Душно.
– Воздуху, воздуху! – На те воздух, попался. Ибо нет сил преодолеть это время – девять часов, которые надо бродить по Кой Кого в ожидании первой вечерней туда электрички.
– В кино, может сходить? – Оно идет только полтора часа, и како здесь кино без вразумительного перевода, так только:
– Адын ужасно громкий звук.
И человек, как все сейчас:
– Не понимает смысла движения назад: в Галилею через Десятиградие, хотя ответ есть:
– Только здесь, в Петушках, стало ясно:
– Волга – нам не нужна вместе с ее кондиционером.
И более того, за девять часов до первой электрички, а потом еще и в ней, возможно, удалось бы понять, что:
– И вообще никакая тачка вам сейчас не нужна – вообще!
А то часто говорят, что евреи бродили сорок лет по пустыне, чтобы понять, а точнее, чтобы сдохнуть, а Другие уже сделают это черное дело:
– Опять ничему не поверят. – Ибо дело не в том, чтобы одни ехали из Москвы в Петушки, а другие обратно, а измениться должен Тот же Хомо Сапиенс, он должен стать Двойным, способным путешествовать не только Туда, но и:
– Обратно.
А так:
– Сколько ни думай в Москве: надо ли покупать Волгу в Кой Кого – бесполезно, также бесполезно, как просто так – чтобы только потянуть время – бродить по пустыне:
– Необходимо обязательно перейти это море обратного пути, чтобы понять:
– Жара не вечна, – ибо только в Петушках подует холодный ветерок, вестник существования правды. Осталось только самое трудное:
– Идти на эту, казалось бы, бессмысленную встречу в Галилею, ибо что это за встреча? А это та же самая встреча в Галилее Иисуса Христа с Апостолами, которая:
– Уже БЫЛА. – Это возврат в Прошлое.
Понять это можно только, поняв, что доказательство Веры и Воскресения находится не перед нами, а мы также и:
– У-ча-ст-ву-ем. – Поэтому и:
– Не надо никаких доказательств, – просто:
– В белом плаще с кровавым подбоем, – ибо вы на месте, так сказать, преступления своей собственной персоной.
Поэтому и открывается занавес сразу на первой странице, на Чистых Прудах с теплой апельсиновой газировкой, потому что расправляются складки прошлого, рассеивается пелена, скрывавшая Реальность.
Галилея, как Раньше, перед нами, ибо:
– Мы в ней. – Участники.
Поэтому требование: доказать, заведомо предполагает невозможное:
– Увидеть События Прошлого – Со Стороны. – А надо перейти на Вторую Скрижаль Завета, как перейти непроходимое море, по зову Моисея:
– Кто Господни! – Ко мне.
И именно так написана Бел и Персефона И. П.:
– Читатель может присутствовать при Воскресении, – даже если его там нет напрямую. Ибо:
– Напрямую Воскресение и нельзя увидеть, а только:
– Из событий будущего. – Которое и будет, как возвращение Апостолов в Галилею на Встречу с Иисусом Христом, возвращение в Прошлое, в Воскресение.
– Встречает, значит, Робинзон Крузо Пятницу, ну, и туды-сюды: живут вместе. Приходит корабль, и прежде чем пропустить их, так сказать:
– По трапу на борт, – помощник капитана спрашивает:
– Сколько вас?
– Двое.
– Точно?
– Да, точно, – встряет и Пятница.
– Нет, точно, или совсем точно? – пытается выяснить истину помощник. Может между вами было что-то?
– Да вы что?! – возмутился Робинзон я этим делом не занимаюсь.
– А она?
– Она?
– А вы думали – это мужик?
– Честное слово не знал.
– Вот так и вы, – закончил свою вступительную речь Михаил, – только приехали, а уже телку подходящую себе ищете, а у вас здесь живет, как поется в песне:
– Жена законная-я.
– Вы меня с кем-то спутали.
– Ну, ты Электрик? – спросил Штрассе.
– Не меньше, чем Эдиссон.
– Нет, вы точно Электрик? – спросил Майор.
Они трое с трудом вычислили, куда причалил прилетевший из Амэрикэн Электрик, инкогнито, и оказалось это Берендей, а уж:
– Мы, – сказал Майор, – везде тебя обыскались – и в Метрополе, дали на чай семьдесят пять долларов, и в Балчуге Кемпински сто, хотели еще где-нибудь дать, в Пекин уж намылись, но там сказали:
– Уже несколько десятилетий, как закрыто на ремонт, а работает только небольшой Зайчик.
– Зайчик? – переспросил Штрассе.
– Я сказал Зайчик? – запутался швейцар, ну и из-за своей же ошибки, что надо было просто сказать:
– Зальчик, – тут же почти раскололся, мол, были-с, но отчалили-с из-за недостаточной престижности в Берендея, который из-за своего Невообразимого Чацкого не стареет никогда, ибо и дураков, чтобы не понимать его рождается не меньше.
– Что значит: не меньше? – спросил сурово Германн Майор.
– Ну, в том смысле, что и умные-то тоже рождаются, куда им деваться, – ответил швейцар. И как говорится:
– Не из Масонской Ложи ли он был, как муж-дворецкий Графини, убиенной нечаянно вот таким Германном с немецкими корнями из Золотого Камня с Розой. – К счастию:
– Не Люксембург. – Откуда была та, лучше даже не говорить. – Хотя, скорее всего, позже, но придется. Ибо не было бы и Ле-штрассе, Три, если бы эта Роза Люксембург и ее подруга Клара Цеткин не прислали своих сатрапов строить мост чрез пролив Лаперуза на эту самую Ле-штрассе, 3.
Они выпили, посмотрели в зеркало на стене – как раньше в ресторане Прага – и Маша Маленький понял:
– Вот мы здесь пьем, кушаем котлеты по-Киевски, заказали под Мартельчик в коробке шашлык по-Карски, примерно с голову молодого барана, а бараны-то, оказывается мы! – неожиданно рявкнул Михаил. – Я вот чуть не на коленках перед тобой ползаю, ты:
– Не Рыжий!
Все в ужасе посмотрели на Электрика.
– Как мы могли забыть, что он не рыжий? – спросил с трудом шевеля языком один из них, так как от ужаса почти проглотил салфетку, которой хотел утереть быстро выступивший изо лба пот, но положил нечаянно в рот – не понимаю.
– Скажешь, и я отдам тебе свой Карский, – сказал Ле-штрассе.
– Я подарю тебе велосипед, на котором последний раз, когда ехал мне кричали:
– Крути педали, Майор, крути педали, пока не дали, – и между прочим, не один человек, а дуплетом. – Один хотел даже применить нетабельное оружие.
– Мне хватит своего.
– Хорошо, тогда скажи просто: по-честному:
– Ты кто? – спросил Германн.
– А вы? Я имею в виду, вы не вербовщики в путешествие за НеЗнаю? Может, кто-то из вас Джеймс Кук?
– Я приехал инкогнито, – наконец вынужден был сказать репатриант, – буду снимать фильм Олигарх.
– Снимать или сниматься? – сказал Миша, – только двое Ми Склифосовский и его брат Ан Молчановский, которые недавно получили одну на двоих, но на одну треть Свою:
– Кулинарную Сеть, – где уж не будет ни Зубриков, ни котлет де Воляй, ни раковых шеек, переложенных черно-красной икрой, жульен и то вряд там можно будет найти, чтобы был он специально для вас запечен в кокотнице. Как говорится:
– Быстро можно, – но только, как кошки:
– Сначала долго мяукать придется в очереди, как раньше в Ялте быстро пообедать: очередь 400 человек. – А почему? Потому что, если есть Кулинарная Сеть, то возникает закономерный риторический вопрос:
– Зачем еще одна, Другая? – знак вопроса сотрите.
Ибо в фундамент заложена идея:
– Будет хорошо, тока не надо конкуренции.
Нереально уже потому, что и в Макдональдсе ничего хорошего не было, 80 – когда еще это было! – рублей за какую-то пушистенькую котлетку из непонятно какого пюре. Сто пятьдесят граммов Одесской колбасы, как раньше на обед – намного лучше. Из какого смысла создается эта сеть – непонятно. Ибо можно, но только:
– Принудительно. – А как? Давать гостям Этой Сети бесплатные билеты на Вишневый Сад Чехова? Хрен редьки не слаще. Такие вишни уже ког-г-да-а! надоели. Возить даже не возами, а простыми лукошками не имеет смысла. Есть, да, но только:
– Одни воспоминания.
– Нет, нет, конечно не снимать, так как третий лишний, без меня снимут, кого надо, а:
– Сниматься.
– У кого?
– Так-к…
– Вот тебе и так-ак, ибо снимать сейчас некому – все ушли в Сеть.
– Говори правду!
– И будешь есть и пить, как все: шашлык по-Карски и вот это.
– Что это? Это Наполеон, я его не люблю.
Впрочем, ладно, я вас сам сниму, – сказал Миша Маленький. – Если согласитесь сыграть Нотхауса, но талантливого, как Варлам Шаламов писателя.