Дело «Пестрых» - Аркадий Адамов

— Так сказать, «Былое и думы», — тем же тоном вставил Костя.

— Смейтесь, смейтесь, — беззлобно ответил Саша. — А вот почему о нашей работе действительно ничего не напишут?

— У нас, между прочим, бывал один писатель, — усмехнулся Зотов. — Собирал, собирал материал, а потом бросил.

— Почему же? — заинтересовался Сергей.

— Говорит, тема оказалась не актуальная и явления не типичные.

— Это как сказать, — проворчал Саша. — Поймать такого, как Ложкин, задача довольно актуальная.

— Но явление, конечно, не типичное, — рассудительно заметил Костя.

— Явление-то, может, и не типичное, но весьма для некоторых поучительное, — передразнил его Саша.

— Дело теперь не в Ложкине, — задумчиво произнес Зотов, — а в тех, кто остался на свободе.

В Москву приехали около двенадцати часов дня, и Зотов разрешил всем участникам операции на два часа съездить домой.

Отдых был необходим, впереди ждала большая работа. Было ясно, что с арестом Ложкина дело далеко не закончено, наоборот, только теперь оно приобрело настоящий размах. И, как всегда в таких случаях, все были так захвачены событиями, что приказ Зотова был выполнен с явной неохотой.

Вечером того же дня Софрон Ложкин сидел на допросе в кабинете Зотова.

После обычных анкетных вопросов Зотов сказал:

— У вас солидный стаж, Ложкин. Первый раз вас судили еще в тридцать втором. За что?

— Мальчишкой был. Взяли одну церквуху под Смоленском и стукнули попика, — охотно ответил Ложкин и усмехнулся. — В порядке борьбы с религиозным дурманом.

— А следующий — в тридцать девятом году, за что?

— Тоже церквуху, под Москвой, давили духовенство.

— Судя по стилю изъятого у вас письма, вы сами принадлежали когда-то к этому сословию?

Ложкин презрительно фыркнул.

— Два года звонарем у себя в деревне был. Духовный слог я изучил позже. Все-таки церквей десять в те годы взяли. Ну, а с кем поведешься, от того и наберешься.

— А ведь вы лжете, — спокойно возразил Зотов. — И насчет первой судимости и насчет звонаря. Первый раз вы судились за поджог, вместе с отцом. Припоминаете? Нет? Хорошо. Напомню. В том году у вас в деревне колхоз создали. Вы убили сторожа и подожгли амбар. Туда со всей деревни колхозники свели лошадей и коров. Подожгли умело. Весь скот погиб. И не звонарем вы были, а кулаком — первая кулацкая семья на деревне. Церквами вы действительно занялись, но позже. Так, что ли?

— Бухгалтерия у вас поставлена, — криво усмехнулся Ложкин. — Ну, допустим так.

— Не допустим, а точно, — поправил Зотов. — Теперь скажите, кому писали это письмо?

— Дружку одному. Я его все равно не заложу. Так что и не допытывайтесь. И вообще зря со мной возитесь, — безмятежным тоном добавил он. — Все равно убегу.

В комнату зашел Сандлер.

— Убежите? — переспросил он, усаживаясь на стул рядом с Зотовым. — Спасибо за предупреждение. Вы в МУРе еще не бывали?

— Не имел счастья, — любезно ответил Ложкин. — Все на периферии работал, там и сажали.

— Так, так, — продолжал допрос Сандлер. — Из родных кто у вас есть?

— Сестра одна, Зоя.

— Кем работает, где?

— Официанткой, в кафе «Ласточка».

— Ну, а Папаша? — равнодушным тоном спросил Зотов. — Он разве не родственник ваш?

— Такого не знаю, — так уверенно и спокойно возразил Ложкин, что если бы Зотов не был твердо уверен в противном, даже его смутил бы этот тон.

— Не знаете? Что ж, мы вас постараемся скоро познакомить, — усмехнулся Сандлер. — А семьи у вас нет?

— К чему она мне, семья? В моей жизни только обуза.

— Жизнь у вас действительно собачья. И хищник вы опасный, — кивнул головой Сандлер. — А играете под культурного человека, папиросы дорогие курите, ноги при входе вытираете.

— Привык иметь дело с культурными и состоятельными людьми, — нахально улыбнулся Ложкин.

— И не надоело, Ложкин? — серьезно спросил Сандлер. — За последние двадцать лет вы были на свободе всего восемь. Да и свобода-то относительная. Тошно от нее должно быть. На слезах других людей жизнь свою строите.

— Поздно уговаривать, — грубо ответил Ложкин. — Я сам теперь кого хочешь уговорю. — Он побагровел, глаза налились кровью и, рванувшись со стула, крикнул: — Грабить буду!.. И убивать буду!.. Воспитатели!.. Ненавижу! Всех ненавижу!..

Сергей еще никогда не видел такого яростного, чисто звериного оскала на человеческом лице и внутренне содрогнулся от отвращения и гнева.

Сандлер спокойно прищурил глаза и тихо произнес:

— Хорош. Ничего не скажешь.

Допрос продолжался около трех часов. Когда Ложкина увели, Сандлер сказал:

— Опасный преступник. Но теперь наша главная и, прямо скажу, нелегкая задача — найти Папашу. Это их наставник и подстрекатель, вожак большой и, как видите, очень разнообразной по составу преступной группы. Он весьма активен и потому особенно опасен. Таких нам давно не попадалось. Можно сказать, последний из могикан. С ним будет не легко справиться. Через кого же можно выйти на него? Ложкин? Не выдаст, это ясно. Остается так называемый Тит. Посмотрим, что даст засада. Иван Васильевич, — обратился он к Зотову, — учти, снова кафе «Ласточка».

…Только через три дня, поздно вечером, из Малаховки возвратились оставшиеся в засаде сотрудники, усталые и встревоженные: сообщник Ложкина, опасный преступник по кличке Тит, не появился на даче, исчез.

ГЛАВА 4

КАФЕ — «ЛОВУШКА»

Утром, придя на работу, Сергей узнал, что его вызывает Сандлер. Когда он вошел, Сандлер отложил газету, легко приподнялся в кресле и, поздоровавшись, сказал:

— Садитесь, сейчас подойдут остальные.

Через минуту в кабинет зашли Зотов, Воронцов, Лобанов и другие сотрудники. Сергей поймал иронический взгляд Воронцова, он как бы говорил: «Первый к начальству прибежал. Так, так». Сергей нахмурился и отвел глаза. «Пусть думает, что хочет», — решил он.

Когда все расселись, Сандлер сказал:

— Итак, товарищи, продолжаем заниматься делом Папаши и других. Оно становится все сложнее. Народ здесь замешан разный, пестрый. Так, кстати, и зашифруем — дело «пестрых», — обратился он к Зотову и добавил: — Новая операция задумана тобой, так что веди совещание. А я, может быть, посоветую кое-что по ходу дела.

Зотов кивнул головой и, оглядев присутствующих, не спеша произнес:

— Нам предстоит заняться кафе «Ласточка». На свободе остался опасный вооруженный преступник, сообщник Ложкина. Он нам важен и сам по себе. А главное — через него мы можем выйти на Папашу. Тит не знает, где находится Ложкин. Он будет обязательно искать связи с ним. На даче Тит не появлялся. Думаю, и не появится. Скорее всего, он будет устанавливать связь через кафе, где работает сестра Ложкина. Там вообще легко встретиться с кем угодно. Я думаю, либо он сам появится, либо подошлет кого-нибудь. Тит должен быть взят в ближайшие дни. Это главная задача операции.

Я вчера побывал в этом кафе, познакомился с обстановкой. План такой. Наш сотрудник должен сидеть за одним из столиков около окон. У него будет зрительная связь с постовым милиционером. Когда подозрительное лицо будет выходить из кафе, сотрудник подаст условный сигнал. С милиционером, в свою очередь, будет держать зрительную связь группа наших оперативных работников. Они поведут дальнейшее наблюдение. В подходящий момент, далеко от кафе, они найдут повод для проверки документов у этого лица. Если надо — задержат его. Вот как будто и все.

Зотов вопросительно поглядел на Сандлера.

— Да, пожалуй, — согласился тот. — Остается только уточнить сигналы и назначить людей. Работу начинайте сегодня же. Есть вопросы, товарищи? Нет? Значит, все.

Сергея всегда радовала и удивляла оперативность совещаний у Сандлера. Это был особый, четкий и деловой стиль, свойственный вообще всем в МУРе.

…Коршунов получил задание в тот же день с двух до четырех часов пробыть в кафе «Ласточка».

Просторный, с лепными украшениями зал был уставлен круглыми столиками. Большое, во всю дальнюю стену, зеркало создавало впечатление еще большей протяженности зала. На белоснежных скатертях стояли цветы, сверкающие рюмки и фужеры. На окнах висели легкие занавески из белого шелка. Между столиками проходили с подносами официантки в синих платьях и крахмальных передниках. Посетителей в этот час было мало.

Сергей выбрал самый дальний столик у окна и сел так, что легко мог просматривать весь зал. У входа видна была полупустая вешалка, возле которой сидел усатый, пожилой швейцар с желтыми галунами и читал газету.

Развернув газету, Сергей ждал заказанный стакан кофе и внимательно наблюдал за официантками, стараясь узнать среди них Зою Ложкину. При этом он не выпускал из поля зрения и вход в кафе. Он увидел, как пожилой швейцар вдруг отложил газету и, вскочив, устремился к дверям. Через минуту около вешалки появился молодой человек в щегольском пыльнике и зеленой велюровой шляпе, с большим свертком в руке. Швейцар с поклоном принял одежду и сверток, а посетитель, поправив перед зеркалом галстук, вошел в зал.