Рождение «Сталкера». Попытка реконструкции - Евгений Васильевич Цымбал
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Княжинский прекрасно владел профессией и собой, хотя ему это давалось нелегко. На «Сталкере» он ко всем относился спокойно, ровно, и понять его подлинное настроение было непросто. У меня сложилось ощущение, что внутренне он нервничал и переживал, но старался не показывать волнения. Только беспрерывно курил, не замечая, что сигарета уже догорела почти до губ, а иногда и просто обжигаясь.
* Сергей Наугольных: У Княжинского своеобразная манера светить — он часто контровой свет использовал и очень его любил. Вообще, это было настоящее испытание на профессионализм. Репетировали, добиваясь абсолютной точности движения камеры, актеров и фокуса. Меньше шести-восьми репетиций у Тарковского практически никогда не было. А как правило — больше десяти. Однажды я насчитал двадцать девять репетиций. Княжинский стоит в воде, свет выставляет, а мы с Андреем ездим на тележке по рельсам на второй электростанции, там, где костерок у Гринько горел. Я стоял, как робот, двумя руками одновременно работал — одной фокус, другой трансфокатор. Чтобы движение трансфокатора было более плавным, придумал несколько приспособлений с резиночками, смягчающими движение руки, особенно когда рука устает и очень медленные движения против воли становятся более судорожными.
Зато на самой съемке за счет этой отрепетированности снималось мало дублей. Один-два, редко три.
* Сергей Наугольных: В результате все было идеально. Видимо, не случайно Андрей требовал, чтобы я оставался и работал на протяжении всей картины, несмотря на то что сменилось три оператора.
Евгений Цымбал: Это была работа на интуиции или точный расчет, основанный на твоем опыте, умении и профессионализме?
Сергей Наугольных: Пожалуй, по-всякому. Интуиция какая — например, в одном плане нужно отъехать на трансфокаторе от 80 мм до 50. И сделать это одним непрерывным медленным движением, которое продолжается примерно полторы минуты. И одновременно фокус нужно переводить. Мы делаем одну репетицию, вторую, третью, шестую, восьмую — у меня руку судорогой сводило, дрожь начиналась. Тогда же не было ни моторов, ничего. Все руками делали. И, конечно, головой. Двадцать раз продумаешь, как это можно лучше сделать. Нечеловеческое было напряжение. Уставали руки невероятно.
Это похоже на то, что бывает с пианистами или скрипачами, когда они слишком «заигрывают руки».
* Сергей Наугольных: Тележку катали Сережа Бессмертный и Слава Зайцев. Причем Слава редко подменял Сергея и делал это, честно говоря, нехотя. Это была работа Сергея Бессмертного, но он был парень впечатлительный и часто заслушивался. Текст производил на него такое впечатление, что он иногда забывал вовремя начинать движение тележки. Подходит нужный момент, а он стоит: «Сережа!» — «Ой, извините, я забыл». — «Да что ж ты так!» — «Простите, я заслушался». Тарковский в ярости: «Все! Мне такие работники не нужны. В Москву отправить!» А Княжинский говорит: «Ну отправим, а пришлют взамен какого-нибудь…»
Сережа Бессмертный работал старательно и самоотверженно и очень переживал, если такое случалось. Он впервые в жизни оказался на съемках с великим режиссером, и это простительно. Ему, как и другим членам операторской команды — Сергею Наугольному, Григорию Верховскому Тарковский позволял фотографировать. Благодаря их умению поймать момент есть уникальные, замечательные кадры съемок «Сталкера».
На «Сталкере» у Княжинского была непривычная для него аскетичная, жестковатая манера съемок. Он все-таки был лирик.
* Александра Демидова: Александр Леонидович буквально проникался идеями Тарковского, и сама съемка проходила довольно быстро. Особенно это касалось «Зоны». Княжинский был очень хорошо технически подготовлен. Он четко и требовательно держал свою группу на пике профессионализма — и творческого, и технического. Когда я приезжала к обеденному перерыву, Княжинский говорил: «А зачем обед? Мы через час заканчиваем и поедем в гостиницу». Я говорю: «Ну поработайте еще, хоть час после обеда». На что он возражал: «Съемки очень тяжелые, пусть люди немного отдохнут».
Княжинский был прав. Во время съемок невероятно сложных сцен, например панорамы по предметам в воде в канале, приходилось работать с колоссальной точностью и скрупулезностью. Задачи, которые ставил Тарковский, требовали исключительной собранности, как творчески, так и по техническому исполнению. Княжинскому было очень трудно вести панораму так медленно и с такой ювелирной точностью, как того требовал Андрей Арсеньевич.
Это было задачей всей операторской команды, которая максимально выкладывалась: Нана Фудим, Сергей Наугольных, Сергей Бессмертный, Григорий Верховский, Станислав Зайцев — настоящие мастера своего дела. Задачи, предъявляемые Тарковским, были трудновыполнимыми, а иногда и непосильными.
Из дневника Александра Княжинского: Чувство страха перед работой — вещь замечательная, мне кажется, это залог успеха. Я профессионал и горжусь этим — таким должен быть всякий уважающий себя человек. Я обязан снимать хорошо — иначе меня надо просто гнать с «Мосфильма». Но чувство страха, чувство каждодневного сомнения в себе, когда ты не можешь не думать о картине все время — где бы ты ни находился, дает тебе силы снять не хорошо, а отлично. Этот год я просыпался с кошмарной мыслью, что я совершенно не умею снимать — ничего не знаю, ничего не придумал, ничего не умею. Ожидание материала превращалось в муку. Думаю, так должно быть на каждой картине — да ведь никак не может быть — невозможно. Когда всякий день думаешь не о своей работе, а объясняешь режиссеру мизансцену, цвет, костюмы — снимаешь хорошо, как привык, уверенно, профессионально, красиво до отвращения — но никак не больше. Про меня где-то на обсуждении так и сказали: «Княжинский всегда снимает красиво». Так-то! Что может быть хуже[494].
* Александра Демидова: У нас в группе были лучшие профессионалы «Мосфильма». Люди, которые работали с полной отдачей. Иногда, правда, они предъявляли мне какие-то претензии. Например, требовали вовремя объявлять обед. Я при этом всегда становилась на дыбы. Я старалась, чтобы Андрею Арсеньевичу не приходилось сталкиваться с такими разговорами. Когда сцена отрепетирована, актеры достигли нужного состояния и можно снимать, вдруг режиссеру говорят: «У нас обед». И я сказала операторской команде: «Давайте договоримся так, чтобы этого больше не было». Мы договорились и дальше строили свою
