Рождение «Сталкера». Попытка реконструкции - Евгений Васильевич Цымбал

иначе касались смерти, небытия и ощущения вечности, покинутого нами мира, который будет существовать, но уже без нас. У Кайдановского действительно было внутреннее предчувствие краткости своего пребывания в земной юдоли.

Взгляд постфактум

И Княжинский, и Кайдановский были далеко не беззаботны и не всегда счастливы. Во время пятимесячной экспедиции оператор расстался с женой, у Кайдановского также возникли сложности в семейной жизни. И совсем не каждый вечер накрывался «дивный стол», и закусывали не рокфором, а картошкой, колбасой, кильками и хлебом. Пили чаще не «Варцихе», а эстонскую водку «Viru Valge», а когда и ее не было, местный напиток под названием «Lemmik», что означало «Любимый» — эстонский аналог российской настойки «Стрелецкая», известной в народе под именем «Стервецкая». Насчет «ветрены и пьяны» тоже поэтическая гипербола. В этой компании никогда не пили допьяна. Выпивали для расслабления, дружеской компании, замечательной интеллектуальной атмосферы. Пел Саша Кайдановский тоже не всегда, а лишь когда у него возникало соответствующее настроение. Но время вымарывает из нашей памяти все неприятное и мелкое, оставляя ощущение счастья и влюбленности — как в свой труд, так и в тех людей, с которыми мы вместе делили тяжелую и нервную работу. Общение с ними было одним из лучших периодов моей жизни. Я навсегда запомнил эти встречи и короткую, но совершенно гениальную песню Кайдановского на стихи Ивана Бунина, услышанную тогда мною впервые:

И цветы, и шмели, и трава, и колосья,

И лазурь, и полуденный зной…

Срок настанет — господь сына блудного спросит:

«Был ли счастлив ты в жизни земной?»

И забуду я все — вспомню только вот эти

Полевые пути меж колосьев и трав —

И от сладостных слез не успею ответить,

К милосердным коленям припав.

Тем временем натурные съемки в Эстонии приближались к завершению. Деревья, как и в прошлом году, обретали желтизну, трава — пожухлость и ржавость. Но мы успели снять Зону в нужном нам состоянии.

14 сентября. Письмо АН — БН: От Тарковского известий нет.

Нелегко было Княжинскому, но не менее трудно пришлось и Кайдановскому. Образ Сталкера претерпел серьезные изменения, и его работа стала несравненно сложнее. Тарковский брал Александра на роль, которая была близка человеческому характеру Кайдановского, и именно на этой основе Саша строил образ своего персонажа. Год спустя Тарковский хотел от Кайдановского совершенно противоположного. Он отказал Сталкеру в твердости, жесткости и решительности. Все эти черты он не без ехидства называл «белогвардейщиной», адресуясь к прошлым ролям Кайдановского, что его очень обижало и злило, хотя он старался не подавать вида. Саша закрывал глаза, сжимал зубы и старался играть то, чего от него хотел Тарковский. Новый Сталкер стал слабым, неуверенным, рефлексирующим, иногда просто больным. Он все более походил на князя Мышкина из «Идиота». Тарковский требовал, чтобы Саша Кайдановский говорил не собственным потрясающим баритоном, а добивался от него высокого, слегка дрожащего, довольно противного тембра, но без истеричности, что происходило иногда непроизвольно. Так реагировали Сашины голосовые связки на неестественный, неадекватный тембр. Кайдановскому было очень тяжело выворачивать наизнанку свою человеческую натуру, вытаскивая из себя и предъявляя на всеобщее обозрение то, что всякий нормальный человек, старается скрыть — ранимость, неуверенность, незащищенность. Давалось ему такое насилие над собой очень и очень непросто. Это был актерский подвиг, балансирование на грани опасного для психики нервного срыва. Остается лишь восхищаться тем, как Кайдановский сумел выйти из этой чрезвычайно трудной ситуации. Есть немало примеров того, как роли и режиссеры ломали психику и даже сводили с ума актеров. Саше удалось пройти через это испытание почти буквально между Сциллой и Харибдой.

В один из выходных мы с Кайдановским хотели пройтись по книжным магазинам. Накануне в Таллин приехал Зиновий Гердт, который привез Саше для ознакомления сценарий фильма от режиссера Бориса Галантера. Мы должны были этот сценарий забрать и зашли к Гердту в гостиницу. Зиновий Ефимович сказал Саше, что ему очень нравится сценарий. Он уже дал согласие и надеется, что они будут там сниматься вместе. Саша спросил у Гердта, как он работает с куклами: это же очень тяжело — часами стоять с поднятыми вверх руками. «Саша, дорогой, это тяжело, но лучше держать руки так, чем вот так», — Зиновий Ефимович одним движением превратился в жалкого согбенного нищего с протянутыми за милостыней руками. Это было поразительное превращение. Когда мы ушли, Саша показал мне сценарий: Борис Добродеев, «Жизнь Бетховена».

В букинистическом магазине продавец как будто по заказу вытащил несколько разнообразных изданий: А. Альшванг «Бетховен», письма Бетховена, музыковедческие анализы его сонат. Саша тут же купил их, а заодно и «Разговоры о Гете» Эккермана. На следующий день Кайдановский сказал мне: «Я прочитал сценарий. Очень хороший. Если успею, обязательно буду сниматься». — «А кого играть?» — спросил я. «Очень странного персонажа. Шиндлера — секретаря и первого биографа Бетховена».

Года через два в Москве Саша позвонил мне, сообщил, что по телевидению будет фильм «Жизнь Бетховена», где он снимался. Фильм произвел на меня сильное впечатление. Это была неожиданная для Саши роль, и играл ее Кайдановский очень необычно. На следующий день я сказал ему об этом. Саша пропустил мои комплименты и сказал, что ему было очень интересно работать с Галантером в замечательной актерской компании, в которой выделил Зиновия Гердта, Альгимантаса Масюлиса, Юргиса Стренгу и особенно Витаутаса Паукште. Потом Кайдановский снимал его в своих фильмах.

Лет через пять, когда мы с Сашей учились на Высших курсах сценаристов и кинорежиссеров, зашел разговор о сыгранных им ролях. Кто-то из сокурсников сказал, что, конечно, любимая Сашина роль — это Сталкер. «Нет, — неожиданно твердо ответил Саша. — Любимая роль — Шиндлер, секретарь Бетховена. А Сталкер — просто очень хорошая роль».

* Владимир Фабриков: Когда мы заканчивали съемки какого-либо объекта в Эстонии, Тарковский нередко, указывая на полуистлевший забор или дом, в котором давно уже никто не жил, говорил: «Какая замечательная фактура! Надо бы взять это с собой в Москву, пригодится в декорации…»

Мы договаривались и увозили приглянувшиеся вещи. Главным специалистом по материалам и фактурам, собранным в Таллине, был Рашит Сафиуллин.

После съемок проездов на дрезине и по улицам города мы должны были уезжать в Москву. Тарковский хотел еще что-то доснять, но в этот раз задержаться в Таллине ему не удалось. Кто-то доложил о его замыслах, и на «Мосфильме» стало известно, что он задумал, хотя