Закат Пятого Солнца (СИ) - Штаб Юрий

Другими словами, если Панфило де Нарваэс и надеялся переманить Хуана к себе, то результата добился совершенно противоположного. После обеда Веласкес де Леон и падре де Ольмедо попрощались и отправились обратно в Теночтитлан. По пути Хуан с облегчением узнал, что священник не терял времени даром. Падре сумел внушить многим солдатам, что стычка с Кортесом на руку только индейцам. Некоторые капитаны после разговора с Ольмедо уже вовсе не рвались расправиться с «бунтовщиками» из первой экспедиции. Кого-то убедили аргументы, других прельстило золото. Так Хуан и священник прибыли в столицу ацтеков и отчитались перед Эрнаном Кортесом.

После этого Веласкес поспешил к жене. Эльвира встречала его как героя. Собственно говоря, она всегда его так встречала.

— Ты успешно справился с задачей, что возложил на тебя Малинче.

Эльвира даже не спрашивала, она говорила с несокрушимой убежденностью. Хуан, обняв жену, усмехнулся. Ему бы самому такую уверенность! Похоже, ему не удалось уговорить Нарваэса заключить мир с Кортесом. Хотя, кто знает, этого ли ждал от него генерал-капитан? Возможно, появление во вражеском лагере племянника губернатора было лишь отвлекающим маневром? А главной целью являлся шанс для падре де Ольмедо переговорить с капитанами Нарваэса и склонить их на свою сторону?

Только сейчас Веласкес де Леон окончательно признал, что для покорения империи ацтеков одной отваги мало. Нужны также немалое хитроумие и тонкое дипломатическое чутье. И ему таких качеств явно не хватает. Но, похоже, нет их и у Нарваэса. Зато всем этим щедро одарены Кортес и Монтесума. Хуану хотелось верить, что генерал-капитан сумеет переиграть и Нарваэса и уэй-тлатоани ацтеков.

Усадив Эльвиру на колени, он принялся рассказывать ей о поездке. Потом достал из сумки золотое ожерелье испанской работы, купленное в лагере на побережье. Драгоценностей в столице и без того хватало, но это украшение, сделанное в европейском стиле, Эльвире казалось немыслимой диковинкой. И уж особенно ее порадовало то, что муж даже посреди опасной миссии нашел возможность привезти ей подарок.

— Знаешь, я иногда злюсь на Малинче, — призналась девушка. — За то, что он приказал тебя арестовать за поединок с другим испанцем. И в то же время я ему очень благодарна. Ведь именно он сделал меня твоей женой.

Хуан польщенно улыбнулся. Хотелось сказать Эльвире что-нибудь столь же искреннее и приятное, но слова путались в голове, не желая превращаться в комплименты или обещания.

— Ради встречи с тобой стоило пересечь море и сто раз рисковать жизнью, — ответил он.

Веласкес хотел еще что-то добавить, но Эльвира поцелуем закрыла ему уста.

Несколько дней прошло в напряженном ожидании. Генерал-капитан демонстрировал завидную выдержку, ничем не выдавая внутренней тревоги. Глядя на его гранитное спокойствие, приближенные так же терпеливо ожидали новостей. Даже Альварадо утихомирился, убедившись в том, что сдаваться врагу они не собираются.

Кортес ждал следующего хода со стороны Нарваэса. Он знал, что Сандоваль твердо командует Веракрусом и по-прежнему верен своему предводителю. Гарнизон в городе был ничтожно мал, чтобы бороться с большим войском в открытую. Но осаду они могли держать очень долго. Такую крепость не взять голыми руками.

Панфило де Нарваэс же столкнулся с первыми трудностями — несколько его солдат дезертировали и нашли приют в Веракрусе, очарованные рассказами Веласкеса и Ольмедо об успехе экспедиции. К тому же он начал испытывать проблемы с продовольствием. Узнав об этом, капитаны Кортеса веселились от души. Уж они-то отлично помнили, как голод чуть не поставил крест на всех их планах. Все замерли в ожидании новых послов из вражеского лагеря.

И они не замедлили явиться. В один из дней в столицу ацтеков прибыла еще одна делегация. Кортес оставался верен себе и встретил ее с тем же блеском и радушием, как и предыдущую. На этот раз переговорщики были новые, к тому же они привезли с собой письмо, написанное лично Нарваэсом. О, он не поскупился на громкие слова! Отправив послов отдыхать перед беседой, Кортес задумчиво читал пергамент, исписанный крупным угловатым почерком. В помещении находились почти все его приближенные. Фернан сидел спокойно, скрестив руки на груди. Он почти не сомневался в том, что письмо не содержит ничего приятного и ждал, когда же командир подтвердит его догадку. Альварадо, никогда не славившийся терпением, не сумел сдержать любопытства.

— Ну и что там нашкрябал этот умник?

— О, это очень интересно, — с легкой усмешкой ответил Кортес. — И знаешь что, думаю, будет справедливо, если это послание услышат все наши храбрецы. Собирайте людей на площади!

С этими словами он энергично встал и вышел из комнаты. Вслед за ним потянулись и остальные.

Через полчаса большая часть испанских солдат уже сгрудилась перед небольшим возвышением. Кортес легко поднялся по лестнице и замер, обводя глазами людей. Их было около трех сотен — весь отряд, кроме дежурящих на постах часовых. Он стоял как всегда подтянутый, элегантно одетый, с гордо вскинутой головой. В руках сжимал свиток пергамента.

— Мои храбрые братья по оружию! Среди вас нет ни одного человека, знакомство с которым не было бы для меня поводом для гордости! Вместе мы преодолели бесчисленные трудности, терпели голод и холод, сражались против многократно превосходящих нас сил дикарей. Всех невзгод и не счесть. И я не буду об этом говорить. Скажу о другом. Губернатор Кубы и его прихвостни в своем высокомерии наших подвигов не замечают и, видимо, считают нас просто шайкой разбойников. Послушайте, что пишет Нарваэс. Письмо довольно длинное и я прочту лишь те отрывки, которые представляются мне наиболее важными.

С этими словами Кортес развернул свиток и принялся читать:

— Все те мерзавцы, которые последовали за вами в эту экспедицию, должны понимать, чем для них это закончится. Бунт против губернатора будет подавлен со всей строгостью. Возможно, вы и сумели заморочить головы местным дикарям, но со мной этот номер не пройдет. Мое войско научит вас покорности. Все захваченное золото вы добыли по приказу Диего Веласкеса и именно ему оно должно быть передано. Предатели, пожелавшие сохранить вам верность, будут повешены. Я не собираюсь церемониться с разбойниками!

Кортес продолжал читать, но конец его речи потонул в возмущенном ропоте конкистадоров. Гордые и вспыльчивые люди, они, разумеется, не могли стерпеть такого к себе отношения. Слыша взбешенные крики своих подчиненных, Кортес уверился в том, что они не сдадутся Нарваэсу ни при каких условиях. Он поднял ладонь, призывая воинов к тишине.

— Я слышал призывы к расправе над послами. Мы, конечно же, не можем этого сделать. Они всего лишь выполняют свой долг. Моя задача в том, чтобы объяснить им всю ошибочность их суждений. Когда наша беседа завершится, я поведаю о ее результатах.

После этого Эрнан Кортес отправился на встречу с делегатами Нарваэса. Поддержка солдат бодрила и придавала ему уверенности в своих силах. Нет, он не собирался уступать губернатору!

Войдя в комнату, Кортес первым делом выразил надежду на то, что его гости отдохнули и утолили голод. После обмена любезностями переговоры начались.

— Я вижу, Сесар Гарсия успел потерять доверие Панфило де Нарваэса. Его больше не прислали к нам для продолжения диалога. Это более чем странно. Вашему предводителю не помешало бы своими ушами услышать, с каким упорством Сесар отстаивал его интересы при нашей встрече.

Один из послов, рослый светловолосый воин, возразил:

— Речь сейчас не о Сесаре. Речь о вашем неповиновении. Аргументы, приведенные вами в прошлый раз, не удовлетворили сеньора де Нарваэса. Если вы действительно так покорны воле губернатора, то должны повиноваться ему и сейчас. А он приказывает сдать командование экспедицией в руки нашего предводителя. Отчет о своих решениях и поступках дадите Диего Веласкесу на Кубе лично.

Фернан сидел молча. Он уже убедился в том, что Кортес в споре практически непобедим, потому с интересом слушал, какие же аргументы помогут их генерал-капитану на этот раз. Рядом с ним оказался Педро де Альварадо, который смотрел на делегацию с немалым раздражением. По мнению Педро, говорить здесь было не о чем. Он прилагал истинно титанические усилия для того, чтобы сдержать данное командиру слово и не высказать всего возмущения, которое клокотало в его душе.