Дваждырожденные - Дмитрий Морозов

Желание удрать из деревни во дворцы Хас-тинапура, о которых я наслышался от чаранов… Я не знал, что это такое, но песен да совета риши хватило для того, чтобы вырвать меня из привычной жизни.

— И вместо дворцов получил вот это! — Ку мар неопределенным жестом охватил и дорогу, и грязные поля, и наших всадников.

Мечта просто отодвинулась, но не потеряла привлекательности, сейчас сон сгустился, обрел форму, силу, свет. Чтобы достичь Двараки, а потом и Кампильи, мне пришлось обучиться самообузданию и владению мечом, Сокровенным сказаниям и традициям дваждырожденных.

Значит, ты сам же и забросил в свое будущее цель, ради которой пришлось потом истязать себя в ашраме, безоговорочно служить Пандавам, пятнать карму кровью.

Подожди… Я хочу сам понять. Пока я жил удовлетворенный самим собой, не мечтая о большем, не было и тоски по несбывшемуся. Потом появились желания, детские мечты и пропал покой. Я начал чего-то хотеть. Разница между привычной серой жизнью и неясными наивными мечтами создала пустоту, которая требовала заполнения. Щель в плотине! Пустота втянула стоячую воду жизни, создавая поток. Цель все отодвигалась, поток усиливался, размывая плотины. Похоже, что я сам себя тащил. Цель уходила все дальше в будущее, требуя все больше сил для достижения, усиливая поток, в который уже включились и воля, и разум, и чувства. Вместо неосознанных желаний теперь — цель, обретающая форму и свет. Но ведь в конце концов и эту цель я сам туда закинул — в свое будущее.

Ну вот, мы и придумали! Тобою же созданная цель изменила твой разум и тело. Пусть цель выдумана, но новые силы и мысли, рожденные на пути, — они-то реальны. Так что же создает сегодняшний день человека, способного размышлять, — прошлое или будущее?

Конечно, будущее! — воскликнул я.

Вот! И я так думаю! Силы посылает нам будущее — невидимое, бесплотное, сотканное из майи. Прошлое — лишь кармическое зерно, которое может дать росток будущей устремленности. А может и не дать… Почему спят зерна духа в этих могучих телах? Кто дарит первую мечту? Что толкает росток вверх? Карма? Боги? Риши, проходящий за околицей деревни?

Так что делать с нашими кшатриями?

Пробудить в них простую человеческую неудовлетворенность. Они должны чего-то очень захотеть, ну, разумеется, кроме грабежа Хастинапу-ра, что заставит их измениться. Прямо здесь, сейчас. Мечта, вера или надежда — все подходит, чтобы выбить их из сонного оцепенения.

Но какую надежду мы можем подарить им сейчас?

По совести сказать, любую, — невесело усмехнулся Кумар, — все равно ты ничего не успеешь объяснить и доказать им за тот короткий промежуток времени, что отделяет нас от последней схватки. Но создать поток мы можем. Я, как ты знаешь, это уже делал в Кампилье.

Ну, так ты ж был воплощением Шивы.— Не надо смеяться. Каждый пробудившийся способен увлечь за собой других. Без твоей помо щи мне не обойтись, так что прими облик Шивы или Агни, воплотись в раджу или в Муни-всесиль– ного, и посмотрим, чего стоят годы ученичества в ашраме против подготовки кшатриев.

Пришлось соглашаться, так как другого способа найти общий язык с кшатриями я не видел. Так законы жизни дваждырожденных покинули мой походный быт. И постепенно, сидя в одном кругу с воинами, вкушая горячее жирное мясо, пальмовое вино и хохоча над их незамысловатыми шутками, я даже начал получать некоторое удовольствие.

Как эти ночные привалы у костра отличались от круга дваждырожденных под небом Кампильи! Хохочущие личины, изуродованные шрамами, с всклокоченными волосами и желтыми зубами вместо спокойных, словно освещенных изнутри, лиц моих товарищей. Но и они начинали слушать, не в силах противиться очарованию сказаний дваждырожденных.

— Губитель недругов, причастный высокой доле, Арджуна обратил свои помыслы к прибы тию небесной колесницы. Дивная вимана — повозка небожителей, ведомая возничим Матали, показалась в небе. Словно рассекши облака, она залила своим блеском все страны света. Грохот ее был подобен реву тучи. Посланец небожителей призвал Арджуну взойти на колесницу. И великий бесстрашный лучник ответил: "Раз ты вступил на нее, взойду и я, подобно добродетельному мужу, ступающему на благую стезю вслед за Учителем". (Невозможно поверить, но даже Арджуна боялся виманы. Я впервые подумал об этом, пересказы вая историю, слышанную в высоких залах Панча– лы. Вот эти-то колебания сына Кунти и свидетель ствовали о правдивости рассказа.) И Арджуна, сердечно ликуя, читая мантры, последовал за Ма тали. (А я бы рискнул взойти на летающую по возку? Как бы хотелось постичь ту силу, что дви гала ею, вырываясь подобно хвосту бездымного пламени…) Те сияющие тела, которые наблюда ем мы в виде звезд и которые хоть и огромны, из– за удаленности своей кажутся крошечными, как огоньки светильников, увидел Пандава во всей красе их, сияющих своим внутренним светом.

Я рассказывал то, что помнил из песен чара-нов, не объясняя и не переиначивая. Тогда я и сам не мог вообразить, насколько божественное прозрение способно вместить истину. Мое сердце верило. Толпа воинов внимала, затаив дыхание, и головы сами собой поднимались к бездонным небесам, по которым скользили алмазные узоры созвездий Мригаширши, Пхальгуны, Критики.

А оружие? Вы видели оружие богов? — тревожно спросил кто-то из воинов.

Чараны поют, что Гандива — лук Арджу-ны — создан самим Варуной, — добавил другой. — И у Кришны, говорят, есть божественный диск Чакра, способный сгустком пламени прорезать колесницу.

Мы видели Гандиву в бою, — тихо ответил я. — Не думайте о том, что превосходит человеческое понимание. И вы, опираясь на внутреннюю силу, можете стрелять без промаха. Надо только понять, что не меч, но дух прорезает скалы…

Как нам поверить в это? — отважился спросить Мурти. — Я привык верить в то, что вижу собственными глазами или могу пощупать…

Опираясь на очевидность, вы впадаете в заблуждение, ибо телесное зрение пребывает в майе, — ответил Кумар.

Какая майя? Это в жизни брахманов все как-то тревожно, зыбко… Ну оно и понятно — там все больше воля богов. А я вот что попробовал — то и знаю. Так надежнее…

Ну да, пока вертишься в кругу привычных дел и опасностей, а если жизнь твоя перетряхивается, как стаканчик для игры в кости, то твой опыт повисает ненужным грузом на плечах. Ты вот привык драться по-своему, так в тебя теперь никакими силами новое умение не влить. А поймешь ты свою ошибку только тогда, когда слитные ряды куру пройдут по вашим костям, как слон по ореховой скорлупе.

Воины недоверчиво пожимали плечами и прятали глаза. Невозможно было заставить этих людей пережить события до того, как они произошли, и уж тем более постичь последствия.

— Не хотите слушать, будете набирать опыт на поле боя, как заслуженное воздаяние за само мнение и тупость.

Кумар погрузился в мрачное молчание. Он, как и я, понимал, что тогда будет слишком поздно.

Через несколько дней я решился обратиться к своим воинам с просьбой совершать омовения и был .буквально потрясен волной страстей, которую всколыхнула в них эта незначительная, на мой взгляд, просьба.

— Что мы, брахманы, что ли? — возопили те, кто день за днем до этого беспрекословно выпол нял мои приказы. — Или мы недостаточно чисты, чтобы следовать за вами?

Кумар прошептал мне на ухо:

— Видишь, их волнует совсем не та чистота. Стоит им залезть в воду вместе с низкородными, как они осквернят свою варну. В отряде-то не одни кшатрии.

И он указал на Мурти.

— Но от них же разит потом! — возразил я. — Как же еще позаботиться об их здоровье?

Кумар искренне засмеялся:

— Это говорит человек, со спокойной совес тью увлекающий их в безнадежную битву. Если заботишься о здоровье воинов, то лучше распусти их по домам — грязных, неумытых, какие они есть.

В словах Кумара было здравое зерно, но переубеждать-то мне надо было не Кумара, а толпу недоуменных, рассерженных воинов. Отменить приказание означало поколебать собственное достоинство. И тут я понял, что не могу и не хочу отступать. Наверное, после убийства того несчастного кшатрия, осмелившегося перечить мне, я ощутил силу. Она уже не покидала моего тела, а лишь требовала возможности выхода.

Я решительно повернулся к ропщущим, чувствуя, как брахма привычной волной облила плечи и позвоночник, обретая форму слов и невидимого волевого потока.

— Слушайте, воины, для истинного кшатрия битва, что для брахмана — жертвоприношение. Как брахман, готовясь к встрече с богом, омывает тело, так и кшатрий должен очистить себя. Так не ужели следование этому обряду может быть ос корбительным? Вода, рожденная Землей и Луной, смывает зло и беду. В Сокровенных сказаниях, к истине которых я хочу вас приобщить, предписа но совершать омовения два раза в день — на вос ходе и на закате, а также полоскать рот и чистить зубы молодыми побегами баньяна.