Переписка 1826-1837 - Александр Пушкин

Вот мысли, которые вылились у меня от сомнения вашего насчет ценности имения, и от боязни вашей быть в убытке. Не могу еще не сказать, что несогласие ваше на мою сделку лишило меня важной вещи — предлога требовать выдела Ольги, для расчета с вами. Разве воспользуюсь последним письмом отца. [1440] Он спрашивал новостей о саде, о дорожках. Говоря об этом, я коснулся и всего имения, объяснивши, почему я прогнал его управителя. Что же старик? пишет, чтобы я не обременял его делами, и считал его вперед совершенно посторонним человеком. Я признаться давно считал его таким для себя; — но для Ольги — он покамест отец. Хочу попробовать его отцовскую нежность, которую он так забавно рассыпает в своих идиллических письмах. Потребую ее приданого, — четырнадцатую часть, но не доходов с имения (потому, например, что с Кистенева ей приходится собственно 200 рублей), а самого имения. Предвижу ссору; но тут лучше хорошая ссора, чем дурной лад. Старик будет помнить меня.

И так, дело о разделе наследства между нами кончено. Ожидаю вас сюда и 2500 р., без которых, как пишут мне из Варшавы, мне отсюда выехать нельзя.

1248. А. И. Хмельницкий — Пушкину. Июль — август 1836 г. Петербург.

Милостивый государь Александр Сергеевич!

С умом и доброй волею, говорили вы, можно найти место в Петербурге; вот я более двух недель употребил на бесполезное приискивание должности и теперь приведен в такое положение, что даже не могу больше искать себе места. Есть, правда, одно вакантное: в Неве; но я берегу его, как последнее убежище. Я был в справочной конторе. Там нет ни одного вызова, на который бы мне можно явиться. — Определение мое во флот зависит от моего личного объяснения с князем Меньщиковым; а это объяснение, по милости адъютантов, откладывалось со дня на день. — Назад тому дня четыре я просил Н. И. Греча доставить мне литературные занятия; вот ответ его: „скажите мне, что я за несчастный такой, что вы пришли просить у меня места?“ В Петербурге называют несчастием — пособить ближнему!

Мне осталось одно: еще раз просить вас, Александр Сергеевич. Восемдесят, много сто рублей приведут меня в состояние расплатиться с гостинницею, где я живу противу воли, и нанять себе где-нибудь уголок.

Я не прошу этих денег как милостыни; вы и сами не захотите так предложить их мне. К ноябрю у меня будет готов перевод сочинения Essai sur l’histoire des Mathematiques par Bossut [1441]. Тогда я буду в состоянии возвратить вам эти деньги.

Жду вашего ответа. Человек, который доставит вам это письмо, [из] служит в той гостинице, где я живу.

Ваш покорный слуга Алек. Хмельницкий. [1442]

Адрес: Его благородию милостивому государю Александру Сергеевичу Пушкину. На Гагаринской пристани в доме Баташева.

или На Каменном острове в доме Доливо-Долинского.

1249. А. А. Жандру. Июль — август 1836 г. Петербург. (Черновое)

Осмеливаюсь тебя беспокоить просьбою за молодого человека мне незнакомого, но который находится в обст.[оятельствах] требующих немедленной помощи. Г.[осподин] Хм.[ельницкий] на днях приехал из Малор[оссии]. Он здесь без денег и без покровителей. Ему 23 года. Судя по его разговору и по письму мною от него полученному, он умен и имеет благородные чувства. Вот в чем дело: он желает определиться во флот, но до сих пор не имел доступа до кн. Менщ[икова]. Я обещался его тебе представить, отвечая за твою готовность сделать ему добро, коли только будет возможно.

1250. А. А. Краевскому. Июль — август 1836 г. Петербург.

Сей час отправлюсь в Ценсуру — думаю мои статьи переслать к кн. Корсакову — до свидания.

1251. Д. В. Давыдову. Август 1836 г. Петербург. (Черновое)

Ты думал, что твоя статья о партизанск[ой] войне пройдет сквозь ценсуру, цела и невредимо. Ты ошибся: она не избежала красных чернил. Право, кажется, военные ценсоры марают для того чтоб доказать, что они читают.

Тяжело, нечего сказать. И с одною ценсурою напляшешься; каково же зависеть от целых четырех? Не знаю, чем провинились русские писатели, которые не только смирны, но даже сами от себя согласны с духом правительства. Но знаю, что никогда не бывали они притеснены, как нынче: даже и в последнее пятилетие царств.[ования] покойн.[ого] имп.[ератора], когда вся литература сделалась рукописною благодаря Красовскому и Бирукову.

Ценсура, дело земское; от нее отделили опричину — а опричники руководствуются не уставом, а своим крайним разумением.

1252. С. Н. Дирин — Пушкину. Конец августа-начало сентября 1836 г. Петербург.

Certain du plaisir que vous aurez à apprendre quelque chose de nouveau sur Guillaume je vous envoie ces lettres tout nouvellement arrivées de Sibérie. La lettre russe est de son frère Michel et vous fera rire à la seconde page. La lettre allemande est de lui-même et vous fera plaisir si vous parvenez à la déchiffrer. Je ne puis vous laisser ni l’une ni l’autre pour plus de temps que vous ne mettrez à les lire, car je les ai escamotées à la mère pour vous en faire part.

Je souhaite le bonjour à Александр Сергеевич et suis pour la vie

son très humble Dirine. [1443]

1253. С. А. Кокошкин — Пушкину. 5 сентября 1836 г. Петербург.

Милостивый государь Александр Сергеевич!

Возвращая у сего доставленную Вами ко мне при письме копию контракта, на наем квартиры в доме полковника Баташова, имею честь Вас, милостивый государь, уведомить, что для уничтожения сего акта нужно формальное прошение, в коем следует описать причины, нарушающие условие со стороны владельца дома и поставляющие Вас в необходимость отказаться от дальнейшего проживания в оном, без чего Вы от ответственности за квартиру освободиться не можете.

С должным почтением имею честь быть

Ваш, милостивый государь, покорный слуга С. Кокошкин.

№ 6707. „5“ сентября 1836 г. Его высокоб[лагороди]ю А. С. Пушкину.

1254. П. А. Осипова — Пушкину. 7 сентября 1836 г. Голубово.

J’ai différé, mon cher ami, de vous remercier pour l’envoi du 2-ond volume du Совремянник, dont la lecture m’a procuré beaucoup de plaisir — mais c’était dans l’attente d’un plaisir, plus grand encore, de vous voir bientôt au milieu de nous, — mais les beaux jours d’automne, qui nous sont venus depuis peu, ont éloigné cette espérance, si toutefois elles ne l’ont détruite — pour cette année cela s’entend — car Mr Pawli[cheff] est bien revenu de l’idée de s’installer à Михайловски. Ce vendredi il a recu une lettre de Warsovie, où son supérieur dans la Chancellerie comme secrétaire lui fait dire que s’il ne se hâte de revenir à son poste, le Prince de Warsovie veut le destituer. Ce tour lui arrive par l’inimité du Правитель Канцелярии du Prince, et Pawl.[icheff] a besoin d’an moins 3000 Rb — pour entreprendre ce voyage. Si vous pouvez l’aider faites-le, mon aimable ami, et conservez-nous votre précieux voisinage. — Je vous écris de Goloubowo où je viens de passer 4 jours très agréablement — mes enfants et moi nous vous saluons très amicalement.

P. O.

Le 7 de Sept. 1836.

La pauvre Olga en est de nouveau tombée malade. [1444]

Адрес: Его высокоблагородию М.[илостивому] г.[осударю] Александру Серьгеевичу Пушкину в С.-Петербурге, близ Прачешного мосту в доме Баташева.

1255. П. А. Корсакову. Около (не позднее) 27 сентября 1836 г. Петербург.

Милостивый государь, Петр Александрович,

Некогда, при первых моих шагах на поприще литературы, Вы подали мне дружескую руку. Ныне осмеливаюсь прибегнуть снова к Вашему снисходительному покровительству.

Вы один у нас умели сочетать щекотливую должность ценсора с чувством литератора (лучших, не нынешних времен). Знаю [1445] как Вы обременены занятиями: мне совестно Вас утруждать; но к Вам одному можем мы прибегать с полной доверенностию, и с искренним уважением к Вашему окончательному решению. Пеняйте ж сами на себя.

Осмеливаясь препроводить на разрешение к Вам первую половину моего романа, прошу Вас сохранить тайну моего имени.

С глубочайшим почтением и совершенной преданностию честь имею быть

милостивый государь Вашим покорнейшим слугою А. Пушкин.

1256. П. А. Корсаков — Пушкину. 28 сентября 1836 г. Петербург.

Милостивый государь Александр Сергеевич!

Приятно мне было видеть из лестного письма вашего, что вы не забыли старинного и всегдашнего почитателя вашей музы. Печатая ваши первые стихи в журнале моем, я гордился мыслию, что гениальный поэт, долженствовавший прославить имя свое и русскую словесность, избрал меня и журнал мой орудием обобщения своего с отечественными читателями. Не одна дружба ваша к покойному брату Николаю, — сознание гениальности вашей — заставляла меня радоваться вашим успехам. После этого, можете посудить, с каким удовольствием получил я вчера поверенное цензуре моей ваше новое произведение! с каким наслаждением я прочел его! или нет; не просто прочел, — проглотил его! Нетерпеливо жду последующих глав… Теперь вот в чем дело: вы желаете сохранить аноним, и я не изменю вашей тайне; но мне нужно чье-нибудь имя для записания его comme votre homme de paille [1446] в регистры комитетские; или лучше сказать, — нужно лицо представителя манускрипта. Потрудитесь же сказать мне его имя; а оно [1447] должно быть невымышленное: ибо цензура, допуская псевдонимы и анонимы авторов, должна непременно знать, кем именно сочинение неизвестного представляется цензору. [1448] Это одна просьба; а вот другая. Мне хотелось бы увидеться лично с вами и перемолвить несколько слов — о паре слов вашего прелестного романа, который я без малейшего затруднения хоть сейчас готов подписать и дозволить к печатанию. Назначьте же час [1449] и место свидания: у меня или у вас?