Переписка 1826-1837 - Александр Пушкин

Хотя времени у меня весьма мало; но вы — должны быть исключением из общего правила.

Благоволите почтить [1450] ответом вашим нелестного почитателя и всегда вам

милостивый государь готового на услуги П. Корсакова.

Сент. 28, 1836

Адрес: Его высокоблагородию милостивому государю Александру Сергеевичу Пушкину.

От Корсакова. На Гагаринской пристани в доме Баташева.

1257. A. П. Плещеев — Пушкину. 3 октября 1836 г.

3 октября 1836.

Податель сего есть честный и больной мой приятель, которому я прошу тебя отдать занятые у меня повесою твоим братом 500 руб. ассигнац[иями] и 30 червонцев. Время тебе, Александр Сергеевич, расчитаться со мною; я выручил твоего брата из беды, а ты даже и не отвечал на мое письмо; заплатил часть долгу, а от другой как будто бы отказываешся; ты не такой бедняк, а я не такой богач, что бы тебе не платить, а мне не требовать. Больной, коему я прошу отдать деньги, гвардейской конной-артиллерии штабс-капитан Эйхберг и старший адъютант 2-й артиллерийской дивизии. Вот тебе и вся сказка, которая может быть не так тебе приятна, как нам твои.

Твой покорный слуга А. Плещеев.

1258. Н. И. Греч — Пушкину. 12 октября 1836 г. Петербург.

Милостивый государь Александр Сергеевич!

Прочитав в 3-й книжке Современника стихотворение ваше Полководец, не могу удержаться от излияния пред вами от полноты сердца искренних чувств глубокого уважения и признательности к вашему таланту и благороднейшему его употреблению. Этим стихотворением, образцовым и по наружной отделке, вы доказали свету, что Россия имеет в вас истинного поэта, ревнителя чести, жреца правды, благородного поборника добродетели, возносящегося светлым ликом и чистою душою над туманами предрассудков, поверий и страстей, в которых коснеет пресмыкающаяся долу прозаическая чернь. Честь вам, слава и благодарение! Вы нашли истинное, действительное, единственное назначение поэзии!

Извините это несвязное разглагольствие. Вы, с своим исполинским талантом не имеете нужды в хвалах. Но я имел непреодолимую потребность высказать вам то, чем вы преисполнили мою душу.

Примите уверение в истинном моем почтении и душевной преданности.

Ваш всепокорнейший слуга Николай Греч.

12 окт. 1836.

1259. H. И. Гречу. 13 октября 1836 г. Петербург.

Милостивый государь Николай Иванович,

Искренне благодарю Вас за доброе слово о моем Полководце. Стоическое лице Барклая есть одно из замечательнейших в нашей истории. Не знаю, можно ли вполне оправдать его [1451] в отношении военного искуства; но его характер останется вечно достоин удивления и поклонения.

С истинным почтением и преданностию честь имею быть

милостивый государь Вашим покорнейшим слугою. Александр Пушкин.

13 окт. 1836

Адрес: Его высокородию милостивому государю Николаю Ивановичу Гречу etc. [1452] За Синим мостом на Мойке в собств. доме.

1260. M. А. Корф — Пушкину. 13 октября 1336 г. Петербург.

Лет пятнадцать тому назад, когда служба не поглощала еще всего моего времени, мне хотелось ближе изучить Русскую историю, и это постепенно навело меня на мысль: составить полный библиографический каталог всех книг и пр. когда либо изданных о России, не в одном уже историческом, но во всех вообще отношениях и на всех языках: труд компилятора, но который в то время приносил мне неизъяснимое удовольствие. Перебрав все возможные каталоги, перерыв все наши журналы, перечитав всё, что я мог достать о России и воспользовавшись всеми, сколько-нибудь надежными цитатами, — я собрал огромный запас материалов, в последствии, однакож, оставшихся без всякой дальнейшей обработки и частию даже растерянных. Последний наш разговор о великом твоем труде припомнил мне эту работу. Из разрозненных ее остатков я собрал всё то, что было у меня в виду о Петре В.[еликом] и посылаю тебе, любезный Александр Сергеевич, ce que j’ai glané sur ce champ [1453], разумеется, без всякой другой претензии, кроме той, чтобы пополнить твои материалы, если, впрочем, ты найдешь тут что-нибудь новое. Это одна голая, сухая библиография, и легче было выписывать заглавия, чем находить самые книги, которых я и десятой части сам не видал. Впрочем в теперешней моей выборке я ограничился решительно одними специальностями о Петре В.[еликом], его веке и его людях, не приводя никаких общих исторических курсов, и т. п. В этой выборке нет ни системы, ни даже хронологического порядка: я выписывал заглавия книг, так как находил их в своих заметках, и искренно рад буду, если ты найдешь тут указание чего нибудь, до сих пор от тебя ускользнувшего, а еще больше, если по этому указанию тебе можно будет найти и достать самую книгу. Я охотно обратил на это несколько часов свободного моего времени и прошу ценить мое приношение не по внутреннему его достоинству, а по цели.

Весь твой Модест.

13 окт. 1836.

Разумеется, что указания мои не идут дальше той эпохи, в которую я ими занимался; всё вышедшее после того, при перемене моих занятий, совершенно мне чуждо, и из прежнего, как я уже сказал, многое пропало: это одни остатки.

1261. Д. В. Давыдов — Пушкину. 13 октября 1836 г. Москва.

Я совсем переселился в Москву; живу в собственном доме на Пречистенке (бывшем доме Бибиковой). Слышу, что вышел 3 номер Современника, в котором и Партизаны мои и Башилов, — пожаласта присылай скорее этот номер, дай взглянуть на моих детищь; да не забудь прислать и пострадавшего в битве с ценсурою, ты давно мне это обещал; мне рукопись эта и потому нужна, что нет у меня черновой; чорт знает куда делась.

Я ездил с собаками в Пензенской губернии с старинным моим подкомандующим 1812 года Бекетовым и, разговорясь о Дуровой, он мне рассказал причину ее рыцарства. Бекетов был дружен с Литовского уланского полка порутчиком Григорьем Шварцом (которого и я хорошо знал и который теперь генерал-маиором). Этот Шварц служил прежде в Генеральном Штабе и был на съемке в Казанской губернии. Дурова в него влюбилась, и когда переместили его на Дон, она бежала из родительского дома в след за ним. К несчастию ее, Шварца перевели тогда в Литовской уланской полк, который стоял тогда на Волыни. Она поскакала [1454] в Волынь и, приехавши в Бердичев, так истратилась в деньгах, что приходило ей умирать с голоду. В это время вербовали в Мариопольской гусарской полк (который тогда был вербованный полк), и она, надев мужское платье, завербовалась в гусары, чтоб не умереть с голоду. Прослужа несколько месяцев гусаром, тогда только узнала она о местепребывании Литовского уланского полка и перепросилась в оный; — вот ее начальные похождения. Поцелуй от меня Вяземского и Жуковского.

Денис Давыдов.

13 октября. Москва.

P. S. Да объяви ради бога в газетах, где подписываться на Современника. Ведь ты от молчания своего об этом много теряешь особенно в провинциях; я знаю многих, которые не подписались на твой журнал от незнания к кому прибегнуть.

1262. П. И. Мартос — Пушкину. 13 октября 1836 г. Одесса.

Милостивый государь Александр Сергеевич!

В № 3 Современника есть престранная статья: это Письмо к Издателю (стр. 321). Г. А. Б. взялся быть адвокатом г. Сенковского, т. е. адвокатом Биб.[лиотеки] для Чте.[ния], ибо, хотя в программе этого журнала и сказано, что в составлении его будут участвовать известнейшие русские литераторы, но он есть не что иное, как печатный оный г. Сенковский с товарищи: Бароном Брамбеусом, Морозовым, Белкиным, Тютюнджи-Оглу, Хаджи-Бабою и проч. и проч. со всеми их принадлежностями…

Мне кажется, г. А. Б. взял на себя напрасный труд: защищать Биб.[лиотеку] для Чте.[ния], значит — спорить с целым светом: она слишком резко выказала себя во всем своем блеске и величии; уронить ее достоинства, так же как защитить недостатки, или лучше сказать, излишества (les extrêmes se touchent [1455]), никто не может и обвинения статьи № 1-го Современника совсем не так маловажны, как это кажется г. А. Б.

1. Г. Сенковский исключительно завладел отделением критики и проч.

2. Г. Сенковский переправляет статьи, ему доставляемые для помещения в Библиотеке.

„Первые два обвинительные пункта, — говорит г. А. Б., — относятся к домашним, так сказать, распоряжениям книгопродавца Смирдина и до публики не касаются“. — Странная мысль! — Во-первых, к домашним распоряжениям относятся приказы — повару, кучеру и т. п., во-вторых, кто составляет публику? — Мы же, авторы и читатели. — Для читателей всё равно, с переделкой, или без переделки напечатана доставленная в редакцию, или, как говорит распорядитель Биб.[лиотеки] для Чте.[ния], в Дирекцию статья; но каково бедному автору — не узнать своего собственного произведения! Я полагаю, что ежели статья не достойна занять страницу в журнале, то лучше отказать ей на чисто.