Остров Невезения - Сергей Иванов

— Кто такие? Почему их содержат и выгуливают отдельно? — спросил я Лумумбу.

— Это или голубые, или осуждённые за изнасилование. Их везде содержат отдельно, — уверенно пояснил шаман вуду.

Тигр напряжённо следил за нашим разговором. Лумумба, заметив его любопытство, указал на заключённых, которых выводят на прогулку в иное время, и красноречиво пояснил:

— For death, — проведя ребром ладони по горлу.

— No death! No death! — отчаянно замотал головой Тигр.

Мы с Лумумбой взглянули друг на друга. Нам хотелось рассмеяться. Но мы сдерживали себя, боясь ранить переполненного стрессами Тигра.

Вернувшись в камеру, Лумумба снова занял лежачее положение под простынёй. Он вступил в безмолвную связь со своими богами. А я получил покой и возможность побыть наедине со своими мыслями.

Когда камеру открыли для получения обеда, я слушал радио.

— Идёшь получать обед? — спросил я соседа.

— Нет. Эта пища вредит моему здоровью, — ответил он сквозь простыню.

По радио передавали песни Боба Марли. Проигрывали его «No Woman, No Cry». Выходя из камеры, я приложил наушники к обтянутой простынёй голове Лумумбы.

Когда вернулся с обедом, он оставался в прежнем положении, но поправил наушники и слушал радио. Значит — живой, и хочет жить.

There has to be an invisible sunIt gives it's heat to everyoneThere has to be an invisible sunThat gives us hope when the whole day's done…

35

Отжаться от пола определённое количество раз, — как выполнить норму ГТО.

Во время прогулки ко мне обратился товарищ из Латвии.

— Привет, Сергей! — дружелюбно приветствовал он меня.

— Привет. Извини, я забыл твоё имя, — признался я.

— Иварс, — без обид напомнил он, и присоединился к моей ходьбе по кругу внутри тюремного двора.

— Вас когда переселяют в общее крыло? — спросил он.

— Думаю, завтра. Нам уже всё здесь показали, — ответил я, гадая, чего он хочет?

— Я хочу предложить тебе быть моим соседом, — сообщил Иварс.

— Я не против. Только у меня никто не спрашивает, с кем я хочу делить камеру.

— Если мы попросим об этом, нас поселят вместе, — уверенно заявил он.

— Но ты же куришь. Я охренею от дыма. И они стараются поселять осуждённых с осуждёнными, а ты пока ожидаешь суда, — заметил я.

— Я буду очень аккуратно курить, у окна, — с пониманием обещал Иварс. — Это правило, осуждённый с осуждённым, — ерунда, оно едва соблюдается.

— Хорошо. Я, при возможности, заявлю о желании подселиться к тебе, — неуверенно обещал я.

— Договорились!? Моя фамилия Сондорс. Не забудь. Иварс Сондорс.

Возникла пауза. Я продолжал шагать молча.

— Тогда, до встречи, — выразил он надежду, и оставил меня.

На следующий день, как я и предполагал, нас переселили в соседнее крыло. Я заметил, что английские парни, которые поступили в эту тюрьму в один день с нами, хлопотали с просьбами, кто с кем хочет сидеть вместе. Я ни о чём не просил. Лишь пассивно наблюдал за происходящим.

И оказался в одной камере с каким-то азиатом, постарше меня, курящим. Первое, о чём я подумал, — о предложении Иварса.

Пока я осматривался, где мне разместить свои вещи, представитель исламского мира внимательно рассматривал меня. Я достал своё радио, полагая, что это поможет мне в сложившейся ситуации.

— Hello, gentleman! — вежливо поприветствовал он меня с лёгким поклоном головы. — My name is Farid, — рапортовал он, произнеся это с тяжёлым акцентом.

— Сергей, — ответил я.

— Русский? — удивил он меня.

— Верно. А ты?

— Иран, — коротко ответил он.

— Как ты сюда попал!? — заинтересовался я.

— Сначала — Голландия. Затем — Англия. А тут уже — в тюрьму, — охотно отвечал Фарид.

— Где ты был в Голландии? — начал я изучать нового соседа.

— Амстердам.

— А в Англии?

— Саутхэмптон.

— Здорово!

— Почему? — удивился сосед.

— Мне приходилось бывать и в Амстердаме, и в Саутхэмптоне, — объяснил я, и подумал, что парня прикрыли за нарко-дела. Вероятно, поставлял зелье из Амстердама. Там это дешевле.

— Где ты бывал в Амстердаме? — оживился Фарид.

— Знаешь, район Jordaan в центральной части Амстердама? — предложил я первое, что пришло мне на ум.

— Конечно, знаю! Я жил неподалёку, — обрадовался он чему-то. — Ты жил там или бывал? — заинтересовался мною сосед.

— Нет. Просто там есть место, где я частенько прятался от дождя, коротал время.

— Что это за место? Coffee Shop? Я неплохо знаю этот район.

— Шахматное кафе «Gambit» на Bloemgraacht — 20. Там можно просиживать, сколько душе угодно. Пить чай, кофе, пиво, играть со случайными посетителями в шахматы, или просто общаться. Там когда-то работала женщина, знающая русский язык. Её звать Анна. И её сменщица — Ивон, тоже пыталась освоить русский, — увлёкся я воспоминаниями об Амстердаме.

— Ты здесь за наркотики? — перебил меня Фарид.

— Нет. Я — за поддельный паспорт. А ты, вероятно, за наркотики? — высказал я своё предположение.

— Да, меня обвиняют за хранение. Пытаются обвинить и в распространении. Но это было не моё. Я даже не знал, что мой приятель привёз с собой около килограмма кокаина, — завёлся сосед.

— У вас нашли это при въезде в Англию? — проявил я излишнее любопытство.

— Нет. Мы благополучно прибыли паромом. И более месяца прожили в Саутхэмптоне.

— У вас там были клиенты, договорённость?

— Я в этом городе, и в стране, вообще, никого не знал. Мой приятель советовал остановиться в Саутхэмптоне. Благодаря ему, я сейчас здесь, — с раздражением ответил сосед.

— Расслабься. Я тебе верю. На родине, в Иране, тебя бы казнили. А здесь, скоро жареный картофель с курицей будут давать, — примирительно закрыл я тему.

А про себя думал: чурка держит меня за наивного Ивана. Вероятно, уже не в первый раз подвезли сюда порцию кокаина из Голландии. Но в этот раз, что-то не сладилось с местным покупателем, и пришлось задержаться, подождать. А местные бобики вычислили азиатских гостей с гостинцами.

(Производство кокаина начинается на восточных склонах Анд в Перу и Боливии. Кокаин является алкалоидом, подобно кофеину, никотину, кодеину, морфину и героину. Это сложное психотропное вещество, выделяемое из листов растения Eryhoxylum coca, кусты которой, достигают более четырёх метров в высоту.

Собирают лист женщины и дети в обычные мешки; целая семья, проработав с рассвета до заката, каждый собирает 25 килограмм сырого листа. После просушки на солнце этот вес сокращается до десяти килограмм.

Сушеные листья обрабатывают щелочным раствором извести или поташа, в результате чего из листа выделяются 14 алкалоидов. Один из них кокаин.

Следующие сутки лист вымачивают в чанах с керосином. Когда алкалоиды растворяются в керосине, мёртвый уже лист вынимают, а в чаны добавляют раствор серной кислоты. Кислота, соединившись с алкалоидами, образует несколько солей, одна из которых — сульфат кокаина. Затем керосин откачивают и снова добавляют щелочной раствор, чтобы нейтрализовать кислоту. На дне чана оседает вязкое сероватое вещество — это паста коки.

Тысяча килограмм свежего листа даёт всего десять килограмм пасты. Производители пасты обычно отсылают её колумбийцам, которые производят дальнейшую очистку и превращают пасту в чистое кокаиновое основание. Причём из двух с половиной кг. пасты получается один килограмм этого основания.

Кокаиновое основание можно курить, но вдыхать его нельзя. Чтобы получить пригодный для вдыхания кокаиновый порошок, основание растворяют в эфире с добавлением соляной кислоты и ацетона, потом фильтруют, просушивают и получают гидрохлорид кокаина (кокаин HCL). Эта соль (смесь химического дерьма!) и продается на улицах.

Для получения одного килограмма кокаина требуется 17 литров эфира. Больший вред организму приносит не сам чистый кокаин, а именно та дрянь, при помощи которой его добывают из листьев коки.

Обычно кокаин нюхают, однако, любители внутривенных инъекций тоже не редкость.

С инъекциями все достаточно тривиально — готовится раствор, который потом выбирается шприцем и вводится внутривенно.

А вот любители «снифа» (от англ. to sniff — шмыгать носом) следует довольно сложному ритуалу.

Весь этот выпендрёж откровенно пропагандирует миру прожидовская американская киноиндустрия: кокаин высыпают на какую-нибудь ровную поверхность (например зеркало) и при помощи лезвия бритвы мельчат возможные комочки, затем все той же бритвой уже измельченный порошок «растягивают» в длинные (5–10 см) и очень узкие (тоньше 1 мм.) «дорожки». Из чистой еще хрустящей денежной купюры (считается хорошим тоном использовать $50 или $100) скручивается трубочка, один конец которой совсем тоненький, а другой равен диаметру ноздри. Трубочка вставляется в ноздрю, и аккуратно снюхиваются «дорожки». Затем трубочку разворачивают, и тот, кто считает, что ему досталось меньше всех, аккуратно слизывает с бумаги остатки порошка… Романтика! Так это преподносится голливудской фабрикой грёз.