Ожерелье королевы - Александр Дюма

– Государыня… – прошептал Шарни.

– Ни одна женщина на моем месте, – продолжала она, – не сделала бы того, что сделала я. Не говорю уж о королевах. Ах, сударь, что значит королева, если она не может царить даже в одном сердце! Что значит королева, если она не может добиться уважения от одного-единственного честного человека! Что ж, сударь, помогите мне по крайней мере подняться, и я уйду. Не презирайте меня настолько, чтобы отказаться протянуть мне руку.

Шарни, как безумный, бросился на колени.

– Ваше величество, – пролепетал он, склоняясь до земли, – если бы я, несчастный, не любил вас, вы простили бы меня, не правда ли?

– Вы? – с горьким смехом переспросила королева. – Вы меня любите? Да ведь вы считаете меня бесчестной!

– О!..

– Вы… вы должны бы кое-что помнить, а между тем вы обвиняете меня, что здесь я подарила цветок, там поцелуй… Обвиняете меня, что я подарила свою любовь другому! Не лгите, сударь, вы меня не любите.

– Государыня, здесь, вот здесь был этот призрак, призрак влюбленной королевы. А там, где я теперь стою, был другой призрак, призрак ее любовника. Вырвите у меня сердце из груди: в нем живут и пожирают его эти два адские видения.

Она взяла его за руку и порывисто привлекла к себе.

– Вы видели… Вы слушали… Вы уверены, что это была я, – задыхающимся голосом проговорила она. – Что ж! Не ломайте себе голову, значит, это была я. Так вот: если на этом самом месте, под этим самым каштаном, сидя в той же позе, что тогда, и видя вас у своих ног, как видела другого, я возьму вас за руки, привлеку к груди, заключу в объятия и скажу вам, я, которая обнимала другого – не так ли? – которая говорила те же слова другому – не правда ли? – если я вам скажу: «Господин де Шарни, я любила, люблю и буду любить только одного человека в мире… и этот человек – вы!» Господи!.. Господи!.. Этого будет довольно, чтобы убедить вас, что та, у которой в жилах вместе с кровью императриц струится пламя такой любви, не может быть бесчестна?

Шарни испустил стон, схожий с последним стоном умирающего. Дыхание королевы опьянило его; он впивал каждое ее слово, ее рука жгла его плечо, ее грудь опаляла его сердце, и губы у него запеклись от ее речей.

– Дайте мне возблагодарить Господа! – шепнул он. – Ах, если бы я не думал о Боге, я думал бы о вас одной!

Она медленно поднялась, устремив на него горящие глаза, в которых стояли слезы.

– Я отдам за вас жизнь! – потрясенно сказал он.

Она помолчала, по-прежнему глядя на него.

– Дайте руку, – попросила она, – и проведите меня повсюду, где были они. Сперва вот сюда – здесь была подарена роза…

Она извлекла из-под плаща розу, еще теплую от огня, пылавшего у нее в груди.

– Возьмите! – приказала она.

Он вдохнул благоуханный аромат цветка и спрятал его на груди.

– Здесь, – продолжала королева, – та, другая, протянула ему руку для поцелуя?

– Обе руки! – возразил он, шатаясь на ногах и пьянея, потому что к его лицу прижались пылающие руки Марии Антуанетты.

– С этого места снято заклятие, – с ласковой улыбкой произнесла королева. – А дальше они, помнится, пошли в купальню Аполлона?

Шарни в изумлении застыл перед ней, как громом пораженный.

– Ну, в эту купальню, – весело заметила королева, – я по ночам не хожу. Пойдемте лучше вместе поглядим, через какую калитку убегал возлюбленный королевы.

Подхватив под руку самого счастливого человека на всем божьем свете, она легко и весело, почти бегом, преодолела лужайки, отделявшие рощу от круговой аллеи. Они очутились у калитки, за которой виднелись следы лошадиных копыт.

– Это по ту сторону, – сказал Шарни.

– У меня есть все ключи, – ответила королева. – Отоприте, господин Шарни, и давайте все рассмотрим.

Они вышли и наклонились, разглядывая следы; из-за тучи выглянула луна, словно желая помочь им в поисках.

Бледный луч ласково коснулся прекрасного лица Марии Антуанетты, которая опиралась на руку Шарни и вглядывалась в темноту.

Убедившись, что все спокойно, она ласковым и повелительным движением увлекла своего спутника назад, в парк.

Калитка за ними затворилась.

Пробило два часа.

– Прощайте, – сказала она. – Возвращайтесь к себе. До завтра.

Она пожала ему руку и, не прибавив более ни слова, быстро ушла по буковой аллее в сторону замка.

По ту сторону калитки, которую они заперли, в кустах поднялся на ноги какой-то человек и нырнул в лес, тянувшийся вдоль дороги.

Этот человек уносил с собой тайну королевы.

13. Прощание

На другой день королева вышла сияющая и прекрасная; она собиралась к мессе.

Страже было приказано допускать к ней всех. День был воскресный, и, проснувшись, Мария Антуанетта воскликнула:

– Какой прекрасный день! Надо хорошо его прожить.

Казалось, она с большим удовольствием, чем всегда, вдыхает аромат своих любимых цветов; она щедрее обычного жаловала и одаряла; она больше спешила раскрыть свою душу Богу.

Не отвлекаясь, как прежде, она прослушала мессу. Никогда прежде она не склоняла так низко свою гордую голову. Пока она усердно молилась, на пути от ее покоев до часовни, как всегда по воскресеньям, собралась толпа; даже ступени лестницы были заняты придворными дамами и кавалерами.

Среди дам блистала скромно, но изящно одетая г-жа де Ламотт.

А среди двойных шпалер, которыми выстроились мужчины, справа можно было увидеть г-на де Шарни; множество друзей поздравляли его с исцелением, с возвращением, а главное – с его сияющим видом.

Милость источает тончайший аромат; она с такой быстротой распространяется в воздухе, что знатоки чуют, распознают и оценивают ее благоухание задолго до того, как ларчик раскроется. С тех пор как Оливье стал другом королевы, прошло от силы часов шесть, но все вокруг так и напрашивались ему в друзья.

Пока Оливье с добродушием воистину счастливого человека принимал поздравления, все, кто стоял левее его, мало-помалу перебрались направо, спеша засвидетельствовать ему почтение и дружбу, и Оливье, упоенно озирая всех, кто вился вокруг, заметил прямо перед собой одно-единственное лицо, поразившее его бледностью и неподвижностью черт.

Он узнал Филиппа де Таверне: тот был затянут в мундир, а руку держал на эфесе шпаги.

С тех пор как после дуэли Филипп нанес ему несколько визитов вежливости, всякий раз не входя дальше передней, потому как доктор Луи предписал Оливье полное уединение, между соперниками не было никаких отношений.

Видя Филиппа, который смотрел на него спокойно, без дружелюбия, но и без угрозы, Шарни приветствовал его поклоном, на который тот издали ответил.

Затем, отстраняя тех, кто оказался между ними, Оливье произнес: