Столетняя война. Том V. Триумф и иллюзия - Джонатан Сампшен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как только Бофорт прибыл в Аррас, английская делегация получила от него новые инструкции. Архиепископ Кемп заявил кардиналам-посредникам, что они "не могут и не будут действовать" без одобрения своего кардинала. Посредники, естественно, предположили, что Бофорт должен был привнести свежую струю для достижения договоренности с Францией. Иначе зачем бы ему было приезжать на столь позднем этапе? Но на самом деле у Бофорта не было никаких предложений. Его руки были связаны мнением двух великих отсутствующих персон, дядей короля — Глостера и Бедфорда. Глостер был категорически против любых договоренностей с Карлом VII и с глубоким подозрением относился к Филиппу Доброму. Судя по его позднейшей критике, он считал, что Аррасский конгресс вообще не должен был состояться. Он также был против любых уступок французам в вопросе о суверенитете. Такова же была позиция герцога Бедфорда, который лежал больной в Руане, но по-прежнему контролировал ситуацию. Регент и Большой Совет были категорически против отказа Генриха VI от притязаний на французскую корону. Примерно в конце августа они поручили сэру Джону Фастольфу составить бескомпромиссный меморандум для послов в Аррасе, в котором объяснялось, почему они "ни в коем случае не согласятся и не снизойдут" до подобного[643].
В Сен-Васт английская и французская делегации, на фоне обострения противоречий, ненадолго возобновили торг. Обе стороны расширили свои территориальные предложения. Англичане заявили, что их устроит, если Карл VII сохранит за собой всю территорию, которую он занимал в настоящее время по обе стороны Луары. Французы в конце концов согласились, что англичане могут получить всю Нормандию в дополнение к тем частям Гиени, которые они занимали в настоящее время, но не Париж, Иль-де-Франс или Мэн. Однако все эти обмены предложениями велись, по-видимому, для вида, поскольку ни одна из сторон не желала уступать в вопросе суверенитета. Когда кардиналы-посредники потребовали от англичан сообщить, какими инструкциями располагает Бофорт по этому вопросу, ответ Кемпа был бескомпромиссным. Англичане не собирались отказываться от титула Генриха VI как французского короля, и посредники не должны были думать, что Бофорт прибыл в Аррас, чтобы лишить короля короны или сделать его подданным другого человека.
К концу августа архиепископ Кемп признал, что возможности мирного процесса подошли к концу. Впервые с начала своей миссии за четыре года до этого Альбергати потерял терпение и высказал англичанам свое собственное мнение. В конце концов, сказал он, единственным существенным моментом, разделявшим стороны, были английские притязания на французскую корону. Английская корона — это благородное дело, и англичане должны довольствоваться этим. Притязания Генриха VI на звание короля Франции были гораздо слабее, чем у его соперника, чьи предки носили корону с незапамятных времен. Поскольку постоянный мир оказался невозможен, он и его коллега собирались использовать власть, предоставленную им Папой и Собором, для заключения сепаратного мира между Францией и Бургундией. По словам его личного секретаря Пикколомини, Альбергати
считал, что лучше спасти одно королевство, заключив мир между французскими партиями, чем допустить гибель обоих королевств из-за продолжения старой вражды, так как был убежден, что если герцог Бургундский и король Франции станут друзьями, то англичане вскоре будут изгнаны из Франции. Тогда им придется довольствоваться собственным королевством и спокойно жить на своем острове, не беспокоя больше Францию.
Кемп ответил не менее откровенно. Он начал долгую и гневную защиту английских притязаний на Францию, основанных на наследстве, на договоре и на победах в поле. Очевидно, что угроза кардиналов использовать свои полномочия для заключения сепаратного договора между Францией и Бургундией вывела его из себя. Он не мог поверить, что Папа или Собор могли санкционировать нечто столь неразумное[644].
Бофорт не предпринимал никаких попыток возобновить мирные переговоры, а сосредоточился на попытках спасти союз с бургундцами. Но ситуация складывалась не в его пользу. Разгорелась желчная дискуссия о действительности договора в Труа, который становился единственным препятствием на пути к примирению Бургундии и Франции. Юридический советник Альбергати, гражданский юрист, получивший образование в знаменитой юридической школе Болоньи, подготовил длинное заключение, в котором утверждал, что договор не имеет силы, главным образом потому, что Карл VI не имел законного права или умственных способностей для отчуждения своего королевства. Жан Ринель ответил ему столь же пространно, утверждая, что договор был действительным, но указав, что, действителен он или нет, Филипп Добрый лично вел переговоры и поклялся его соблюдать. Именно этот аргумент всегда волновал Николя Ролена. Днем 3 сентября Филипп Добрый собрал свой Совет в Кур-ле-Конт на еще одно долгое и напряженное заседание, которое длилось на пять часов дольше запланированного времени. Представителями англофильской партии были Жан де Люксембург и Юг де Ланнуа. Их поддержал ряд высокопоставленных членов Совета. Но они понимая, что проигрывают спор умоляли Филиппа прислушаться к мнению "старших рыцарей и оруженосцев" из его Совета и отказаться от курса, который мог только опозорить его имя. Как видно из этих слов, в значительной степени это был разрыв между поколениями. Члены Совета и стоящие за ними "старшие рыцари и оруженосцы" были ветеранами гражданских войн, начавшими свою карьеру при Иоанне Бесстрашном. В отличие от них, ведущие франкофилы, такие как Николя Ролен и Жан де Крой, были, как правило, молодыми людьми, выдвинувшимися на первый план после убийства в Монтеро. Антуан де ла Таверн, наблюдательный прево Сен-Васт, чей дневник является одним из основных источников по конгрессу, считал, что франкофилы пользовались большой поддержкой в кулуарах Кур-ле-Конт и на улицах за его пределами[645].
Единственным выходом из дилеммы было давление на французов с целью добиться от них уступок, которые отложили бы решение неразрешимого вопроса о суверенитете на другой день. В условиях, когда обе стороны претендовали на поддержку Филиппа, он находился в сильной позиции для этого. 4 сентября стало решающим днем. Большую часть утра герцог провел наедине с Роленом и Кроем, в то время как кардинал Бофорт и английские послы впервые и единственный раз встретились лицом к лицу со своими французскими коллегами в женской капелле Сен-Васт. Во второй половине дня Филипп встретился с кардиналами-посредниками, а затем у французскими послами.
