Столетняя война. Том V. Триумф и иллюзия - Джонатан Сампшен

владений Филиппа. В начале заседания и по его окончании все присутствующие давали клятву о неразглашении того, что услышали. Вероятно, именно для этого случая был подготовлен ряд меморандумов с изложением аргументов за и против отказа от договора в Труа. Один из них, вероятно, принадлежал Николаю Ролену. Он призывал герцога не считать себя связанным договором, так как тот был юридически не состоятелен. Передача наследства  Карлом VI из прямой линии Валуа была, не законна, даже если бы король был в здравом уме. Ролен считал, что положение договора, не позволявшее Филиппу заключить мир, невозможно ничем оправдать. Заключение договора об отказе от заключения мира противоречило естественному и божественному праву. С политической точки зрения договор в Труа полностью не выполнил свою главную цель — установление мира во Франции после десятилетней гражданской войны. Соблюдение его теперь привело бы лишь к затягиванию военных действий. Ролен также считал, что требования англичан о перемирии нереалистичны, а их позиция по другим вопросам неоправданно жесткая и посоветовал Филиппу попытаться смягчить крайние позиции англичан, в то же время тайно готовясь к заключению сепаратного мира с Карлом VII. Главная проблема, которую предвидел Ролен, заключалась не столько в самом договоре в Труа, сколько в клятве, которую Филипп дал, чтобы соблюдать его и чтобы обойти эту проблему, ему придется прибегнуть к помощи кардиналов-посредников.

Аргументы англофилов были зафиксированы в меморандуме, автором которого, вероятно, был Юг де Ланнуа. Они считали, что Филипп Добрый понесет серьезный репутационный ущерб, если нарушит договор и данную клятву. Изобретательные юридические аргументы относительно ее действительности не могли бы найти отклика у иностранных держав. Но их главные аргументы, как и аргументы Ролена, были политическими. Они указывали на то, что герцог вряд ли когда-нибудь полностью примирится с Карлом VII, какое бы соглашение с ним ни было заключено сейчас. Карл VII был причастен к убийству отца герцога. Филипп был главным действующим лицом договора в Труа и в течение шестнадцати лет находился в состоянии войны с Францией. Все это должно было оставить неизгладимое горькое наследие не только в сознании Карла VII, но и в сердцах его придворных, советников и ведущих дворян королевства. Рано или поздно должна была начаться война между Бургундским домом и домом Валуа. Если Филипп порвет с англичанами, они перестанут быть его союзниками и даже могут выступить на стороне Франции. Договор с Карлом VII, по их мнению, не мог обеспечить даже мира. Французский король имел лишь ограниченный контроль над такими капитанами, как Ла Ир и Потон де Сентрай. Англичане же становились грозным противником. Они усилили бы свои гарнизоны во Фландрии и Артуа, подвергнув северные территории Филиппа серьезному военному ущербу и торговым затруднениям.

Сторонники сепаратного мира признавали силу последнего аргумента и были согласны, что это, вероятно, повлечет за собой войну с Англией и что такая война будет разрушительной. Но угроза со стороны Англии на границе с Фландрией может быть ослаблена, если будет захвачен Кале и окружающие его форты. Очевидно, утверждали они, что враждебная Франция способна нанести гораздо больший ущерб бургундским интересам, чем враждебная Англия. В мощном ответе англофилам Ролен повторил все эти пункты, но добавил к ним эмоциональные аргументы, которые редко приводились в бургундской канцелярии. Филипп, писал он, должен заключить мир с Карлом VII не только по политическим, но и по моральным соображениям. Франция была великим королевством. Сам Филипп был французом, родился во Франции, был пэром французского королевства и являлся близким родственником короля Франции. Карл VII делал разумные предложения об урегулировании, в то время как англичане упорно держались за безнравственные и несбыточные надежды на завоевание. Как христианский принц, дорожащий своей честью и репутацией, Филипп не мог игнорировать катастрофический ущерб и человеческие жертвы, которые нанес конфликт и будет наносить до тех пор, пока англичане не будут окончательно изгнаны из Франции. Контраргумент Ролена был замечательным утверждением французской национальной идентичности и показателем изменений в развитии Франции с 1429 года. Трудно представить себе, чтобы такие аргументы десятилетием раньше приводились советником герцога Бургундского[640].

Все политические аргументы, приведенные в этих документах, так или иначе касались долгосрочного будущего Бургундского государства и тех дилемм, которые разделяли советников Филиппа с момента возрождения французской военной мощи. Некоторые из них восходят к первоначальным дебатам вокруг договора в Труа в 1419 и 1420 гг. Тогда проблема заключалась в том, что Дофин был малоспособен противостоять объединенной мощи Англии и Бургундии. Теперь проблема заключалась в том, что возрождающаяся мощь Франции представляла угрозу как для Бургундии, так и для Англии. Стоило ли нести физические разрушения и разорительные расходы, связанные с войной, ради сохранения союза Бургундии с единственной европейской державой, способной выступить в качестве противовеса Франции Валуа? Компенсирует ли открытие торговых путей между Нидерландами и Францией разрыв торговых отношений с Англией, от которых традиционно зависела ее текстильная промышленность? Дестабилизирует ли торговая война с Англией положение Фландрии, как это было в XIV веке? Многое зависело от того, насколько устойчивой в долгосрочной перспективе окажется английская оккупация Нормандии и части Иль-де-Франс. Это, в свою очередь, зависело от ресурсов и военного потенциала Англии и Франции. Очевидно, что значительная часть членов Совета герцога не верила в то, что у англичан хватит воли и ресурсов для продолжения борьбы.

18 августа 1435 г. дипломаты зашли в тупик, на который всегда намекали их инструкции. Явившись к кардиналам-посредникам, французы заявили, что не будут делать никаких дальнейших предложений, если англичане не согласятся отказаться от своих притязаний на французскую корону. По их словам, было ясно, что если каждая из сторон будет претендовать на звание короля Франции, то мир невозможен. Кардиналы должным образом донесли эту позицию до англичан, которые удалились для обдумывания своего ответа. Архиепископ Кемп заболел, и когда англичане вернулись, их представителем стал воинственно настроенный епископ Кошон. По его словам, представители Генриха VI всегда были готовы пойти на территориальные уступки Карлу VII и делали, как им казалось, щедрые предложения. Но Генрих VI был коронован и помазан на царство во Франции, и они приехали в Аррас не для того, чтобы свергнуть его с престола. Если теперь Франция будет предана огню и мечу, то это произойдет потому, что французы на самом деле не хотят заключать мир[641].

До сих пор кардинал Бофорт оставался в Кале вместе с графом Хантингдоном и герцогом Орлеанским. В самом начале конгресса Альбергати выразил свое удивление по этому поводу. Он сказал герцогу Бургундскому, что "авторитета, благоразумия и сильного стремления к миру" Бофорта будет не хватать в Аррасе. По предложению Альбергати Филипп написал Бофорту письмо с просьбой приехать. Но Бофорт