Аплодисменты - Людмила Гурченко

А 22 сентября 1982 года я пришла с озвучания «Вокзала». Было очень холодно. Я, точно как мой папа, полезла в кипяток — согреваться. Я ни о чем конкретном не думала, просто тупо и устало смотрела в потолок… Сколько раз потом я ни представляла себе тот момент, не могла воспроизвести, что же было до того… как залаял наш пес, длинношерстный тойтерьер со странным для мальчика именем — Бабочка; как нервно хлопнула наша входная дверь, и потрясенный, неузнаваемый голос моего мужа возвестил: «Мальчик! Мальчик! У Маши мальчик!»

Бывают минуты, когда в течение часа испытываешь жуткое ощущение, страсти — и, наверное, проживаешь не один час — бесконечность часов! В такой стрессовый час время исчисляется не минутами, а захлебывающимися ударами сердца. В один момент я увидела себя в зеленом платье, в красных мушкетерских туфлях, идущей по Арбату! Ну-ка скажи мне тогда: ты будешь бабушкой! — Вы что, дорогие товарищи! Я — бабушка?!

Сбылась моя тайная мечта — мальчик! Никто не знал, как мне самой хотелось иметь мальчика! Я мечтала назвать его самым красивым на свете именем — Марк! Но родилась, добрая, хорошая Машенька. Когда до отчаяния сознаю, что я плохая мать, — начинаю впопыхах наверстывать упущенное, подлизываться и угождать. Но в этой профессии потери не наверстаешь. Мать — это всегда. Ежеминутно, постоянно. И природа, обойдя меня, наградила мою дочь талантом — быть матерью. Вот она — настоящая, прекрасная мама. Я ей завидую. У нее сын Марк. Марк!

— Мам, интересно, будет у него что-нибудь от нашего дедушки, как ты думаешь?

— А что бы ты хотела?

— Ой, мам, ну… чтобы он был сильным, как наш дед… ну, добрым… чтобы любил людей…

— Рыб, на ночь коляску ко мне в комнату завези. А сама поспи, отдохни. Ты знаешь, Люся, казалось бы, крошка, а мы с ним так друг друга понимаем…

— А он у тебя пока не спрашивает: прабабушка Леля, как вы себя чувствуете в этом качестве?

— Ох, не напоминайте мне… Я на него смотрю, как будто это — ты, маленькая, или Маша. У меня ведь мальчиков не было, одни девочки, одни вы… Э-эх, глупые вы, ничего-то вы не понимаете…

Мама улыбнулась чему-то своему, тайному, так, как бывало в моем детстве на Первое мая… На глазах у нее блестели слезы… Она повернула к нам свою большую теплую спину и тихо пошла к себе в комнату.

«Ничего-то вы не понимаете… я ведь опять рядом с Марком».

ЧАСТЬ ПЯТАЯ. БАЛЕТ ЖИЗНИ

ИНТЕРЕСНО. ВСЕ ОЧЕНЬ ИНТЕРЕСНО.

Льется легкий вечерний снежокГолубые мерцают огни.Мы бежали вдвоем на каток

На мерцающий лед голубой… — раздавалось из металлического репродуктора. Стояла ранняя весна. И снежок порошил, точно как в этой песне. А я шла на первые в жизни выборы. Это были очередные выборы местного значения. Было из кого выбирать, потому что в бюллетенях значилось несколько фамилий. Жаль, что не видно моего нового платья. Его скрывало старое харьковское пальтишко с капюшоном — таким, какой был у Миледи в фильме «Три мушкетера». Но вдохновение от капюшона Миледи уже давно прошло, новизна улетучилась. А вот ощущение нового, только что с иголки платья — рыжего, атласного, с черным бархатным поясом — рождало во мне чувство какой-то особой, личной новизны. От принадлежности к взрослому миру, нового платья, весны, первых в жизни выборов — от всего вместе у меня, наверное, очень загадочно светилось лицо. Так хотелось, чтобы все обращали на меня внимание. Но люди спешили по своим делам. Ну и пусть спешат. А я все равно счастлива. И жизнь моя прекрасна. Сейчас я, точно так же, как вон тот дяденька, со своим бюллетенем зайду в кабину. Немного постою. Подумаю. Вобщем-то, все равно, кто из депутатов победит. Я их никого не знаю. Знаю только одно: если их выбирают — значит, они все настоящие люди. Умные, благородные, образованные — лучшие люди нашего государства. Наверное, двух кандидатов — первого и третьего — вычеркну. А среднего оставлю. И выйду из кабины «з чистым сердцем, з исполненным перед Родиною долгом, и усе будить честь по чести».

«Вы куда, девушка? Зачем вам в кабину? Давайте, скоренько вычеркивайте, и в урну. Видите сколько народу, и всех надо обслужить… И что там еще думать?…» — последнее было сказано не мне, а так, между прочим. Я была никому не интересна.

«Догони, догони, ты лукаво кричишь мне вослед…» Певица еще не допела свою песню, а мои выборы уже и кончились. Дважды голосовала в своей жизни. После того, первого выборного похода, прошло много времени. Да и из кого было выбирать? Всегда фигурировала одна фамилия. Так для чего идти? Портить настроение?

И только спустя много времени, несколько лет назад, я пошла голосовать еще раз. Появилась вдруг возможность выбора. Но чтобы в кабину?! Не-е-т. Прямо тут же, при всех — смотрите, кому это интересно, — разложила на столе свой бюллетенчик.

Ей-богу, мне не нужно было перестраиваться. Я такого ждала, хоть и не верила, что придется «жить в эту пору прекрасную». И все же немного удивительно, что я, пронизанная семидесятилетней идеологией, сквозь которую, казалось, невозможно было пробиться ничему своему, присущему только тебе, оказалась совершенно готовой к такому неожиданному перестроечному взрыву. Ведь непросто сформироваться, получая удар по голове за каждый самостоятельный шаг. Ведь пробовала ранее на экране быть раскованной, живой. Грешной, в конце концов: если ты живой, значит — грешный. А что получала в ответ? «Дурной вкус», «дешевка», «пошлость». А теперь вот оказывается, что это-то и были лучшие куски ролей. Но на сегодня «того» уже мало. Сейчас можно и модно такое, что только и успевай переключать сдерживающие центры самоконтроля. Ведь как тут важно не оказаться смешным, не потерять в погоне за тем, чтобы все время быть «на плаву», своего лица. А, с другой стороны, проработать годы в одиночку, так, практически, и не проявив себя в полную силу?! Но ведь вот же — наступило такое время — твори, выдумывай, пробуй!…

Мы расстались с вами, дорогие читатели (или милые зрители), в 1983 году, когда перестройкой еще и не пахло. В моей книге был оптимистический конец, как и полагалось в духе соцреализма. Меня ждала новая работа в комедии «Любовь и голуби». Казалось, что в жизни наступило небывалое «перемирие», прекрасное затишье, где был и нужный внутренний покой, и желанный успех. И все вместе в этой жизни сигналило: мгновение, остановись! Ведь это мой личный рекорд. Установилась планка, к которой так долго шла неосознанно. Безо всякой надежды. На ходу решая проблемы. Приятно радуясь удачным стечениям обстоятельств. Прошумел «Вокзал», затронув раненые души. Пожалели и посмеялись над героями комедии «Любовь и голуби». После фильма «Рецепт ее молодости» женщины задумались над тем, где бы достать такой рецепт, чтобы прожить триста лет, а выглядеть на тридцать. И еще ничто, ничто не предвещало недоброго. Но весь мой организм беспричинно ощетинился и стал ощущать приближение какого-то очень-очень знакомого состояния: душа заныла в предвкушении мрачных перспектив. Предвидение это преследовало меня всегда и всегда сбывалось — иногда значительно опережая события, иногда отставая от них — тогда оно не могло затуманить вдруг взорвавшуюся атмосферу счастья и солнца. Но потом мрак побеждал и потихоньку сковывал с головы до ног. Сидишь во мраке и многое передумываешь. Ну что такое успех? Тем более успех, случающийся не впервые? Приходящий тогда, когда ты уже знаешь свои силы, на что способен? Такой вторичный успех лишь жестче подчеркивает твое одиночество — и никто тебе этого успеха не простит. И чем больше успех, чем больше ты известен, тем больше людей против. Этот феноменальный момент — чисто наш, советский. Трезво вспоминаешь, что все это однажды с тобой уже было. Эта трезвость и безжалостность к себе, я думаю, не возрастом объясняется, а биографией. Судьбой.