Буря Жнеца - Стивен Эриксон

Она подождала, пока дыхание раба не успокоилось, не выровнялось, войдя в ритм тяжелого сна. Совесть больше не бунтует. Удинаас владеет тайнами, достаточными, чтобы оправдать всё. Он никогда не выходил из рабства; сейчас его госпожой стала Менандора, тварь по любым оценкам столь же подлая, хитрая и жестокая, как и остальные члены этой семейки почти-что-богов.

Мокра пробудился, зашептал внутри, свободный как блуждающая мысль, не привязанный к костистой раковине плоти и даже к привычным тропкам разума. Щупальце поднялось, повисло в воздухе над ее головой; она придала ему форму змеи – голова мотается, язык мелькает, отыскивая запах Удинааса, самой его души – туда, скользнуть ближе, коснуться.

Горячо!

Серен Педак ощутила, что змея отпрянула, почувствовала, как по разуму покатились волы обжигающего жара.

Лихорадочные сны, огонь души Удинааса. Он пошевелился под одеялом.

Нужно быть более осторожной, нужно понять сущность придуманной ею змеи. Скользнуть снова, приблизиться к самому краю разожженного горна… прорыть норку под горячим песком. О, тут тоже боль – но это не кузница его души, вдруг поняла она. Это мир, в который затянул его сон, царство слепящего света…

Ее глаза открылись. Устрашающий, рваный пейзаж. Валуны, обожженные до красноты. Густой, спертый воздух – словно она попала в гончарную мастерскую. Над головой слепяще-белое небо.

Удинаас брел, спотыкаясь, в нескольких шагах впереди.

Она послала змею скользить за ним.

Сверху пронеслась громадная тень – Удинаас повернулся и вскинул голову – тень проплыла снова – дракон в золотой и серебряной чешуе распростер крылья, скользнув прямо над головой – и миг спустя пропал.

Удинаас ожидал его возвращения. И увидел дракона вновь – тот уже превратился в малую искорку, порхающую в небесах мошку, уже исчезал из вида. Раб – летериец закричал вслед, но Серен не поняла, звучит ли в голосе ярость или удивление.

Никому не нравится, когда его игнорируют.

Рядом со змеей внезапно зашуршали камни; она испугалась и подняла голову. Женщина. Не Менандора. Летерийка. Изящная, волосы такие светлые, что кажутся белыми. Она осторожно кралась к Удинаасу. Каждое движение выдавало натянутые нервы.

«Еще одна незваная гостья…»

Удинаас всё не сводил взора с опустевшего неба. Серен видела, как летерийка подбирается все ближе. В пяти шага она выпрямилась и провела рукой по нечесаным, иссохшим волосам. Голос страной пришелицы был полон гнева. – Я искала тебя, любимый!

Он не повернул головы, даже не шевельнулся – но Серен заметила что-то новое в положении плеч и шеи, в том, как он держится. В ответе прозвучала насмешка: – Любимый? – Вот тогда он и встретил ее взгляд – взглядом безумца. В этот мире огня он казался неуместной, дерзкой льдиной. – Я уже не трепетный заяц, Пернатая Ведьма. Да, я вижу твою провокацию. Ты призывно смотришь, изображаешь искренность, доверие; но за всем этим можно различить откровенное презрение. К тому же, – добавил он, – я слышал, как ты тайно подбиралась поближе, чуял твой страх. Чего тебе нужно, Пернатая?

– Я не чувствую страха, Удинаас.

«Да, это имя. Пернатая Ведьма. Та рабыня, что бросала Плитки. О, между ними произошло много такого, чего никто посторонний не поймет».

– Нет, чувствуешь, – настаивал Удинаас. – Потому что ожидала застать меня одного.

Рабыня застыла, неловко пошевелив плечами: – Любимый, Менандоре нет до тебя дела. Мог бы и сам понять. Ты всего лишь оружие в ее руках.

– Едва ли. Я слишком хрупок, заржавлен, зазубрен, чтобы стать оружием.

Ведьма визгливо, резко захохотала: – Хрупок? Возьми меня Странник! Удинаас, ты никогда не был таким.

Серен Педак молчаливо согласилась с ее суждением. К чему ложная скромность?

– Я спросил, чего тебе нужно. Зачем ты здесь?

– Я изменилась с последней встречи. Теперь я Дестрай Анант Странника, последнего Старшего Бога летерийцев. Того, кто стоит за Пустым Троном…

– Он не пустой.

– Будет.

– Ты показала, что новая вера движется старым путем. Вся эта нетерпеливая жажда оказаться в центре событий… Где сейчас прячется твоя плоть, Пернатая? Не сомневаюсь – в Летерасе. В какой-нибудь затхлой и душной хижине, которую ты провозгласила храмом. Ого, это тебя задело! Значит, я не ошибся в суждении о тебе. Изменилась, Пернатая? Ну, ты пытаешься обмануть себя. Но не думай, что я обманут. Не думай, что я помчусь к тебе в объятия, сгорая от любви и похоти.

– Когда-то ты меня любил.

– Когда-то я вдавил раскаленные монеты в глаза мертвого Рулада. Увы, он оказался не мертвым. Прошлое – это море сожалений, и я сумел выкарабкаться на берег. И даже успел отбежать далеко.

– Мы принадлежим друг другу, Удинаас. Дестрай Анант и Т’орруд Сегул. Для нас найдется, нам подчинится и Смертный Меч. Трое летерийцев. Как и должно быть. Через нас Странник восстанет вновь. К силе, к власти – именно того жаждал народ, именно этого долго жаждали и мы.

– Тисте Эдур…

– Собираются домой. Руладова Серая Империя была обречена с самого начала. Даже ты мог это видеть. Она спотыкается, рушится, распадается на части. Но мы, летерийцы, выживем. Мы всегда выживали. С возрождением веры в Странника наша империя заставит содрогнуться весь мир. Дестрай Анант, Т’орруд Сегул и Смертный Меч – мы встанем троицей за Пустым Троном. Богатые, вольные делать что захочется. Мы поработим Эдур. Сломанных, жалких Эдур. Мы скуем их, изобьем, мы будем издеваться над ними так, как прежде они над нами. Люби меня или не люби, Удинаас, целуй или отворачивайся – это не имеет значения. Ты Т’орруд Сегул. Странник избрал тебя…

– Ты хотела сказать – попытался. Я прогнал дурака.

Она так изумилась, что не могла найти слов.

Удинаас отвел взор и небрежно взмахнул рукой: – Я и Менандору прогнал. Они пытались использовать меня словно монету, передавать из рук в руки. Но я знаю о монетах всё. Я ощущал вонь их прикосновения. – Тут он снова поглядел на нее. – Если я и монета, то ничья. Иногда меня одалживают. Иногда ставят на кон. Но принадлежать? Никогда. Укачусь от любого.

– Т’орруд Сегул…

– Найди другого.

– Ты избран, глупец! – Внезапно она рванулась вперед, разрывая на себе грубую рабскую тунику. Ткань затрещала и взвилась на горячем ветру, словно клочья имперского флага. Ведьма осталась голой. Она протянула руки, пытаясь ухватить Удинааса за горло…

А он толкнул ее, заставив кувыркнуться по твердой каменистой почве. – Я покончил с насилием, – проскрежетал он негромко. – К тому же я сказал, что мы не одни. Очевидно, ты поняла неправильно…

Он прошел мимо нее, направившись прямиком туда, где свернулась в кольцо змея Серен Педак.

Она пробудилась и ощутила на горле мозолистую руку. Увидела в темноте сверкающие глаза.

Она ощущала, как он дрожит; вес мужчины пришпилил ее к земле. Удинаас придвинул лицо – клочковатая борода защекотала щеку – и зашептал прямо в ухо: – Я ожидал чего-нибудь подобного уже давно, Серен Педак. Поэтому прими мое восхищение… сдержанностью. Тем хуже, что сдержанности тебе не хватило.

Серен стало трудно дышать: сжавшая горло рука была словно железной.

– Я сказал насчет насилия. Слышала, Серен Педак? Сделай так еще раз – и я убью тебя. Поняла?

Она с трудом кивнула. На его лице можно было прочитать всю меру разочарования, обиды перед предательством. Ему больно от того, как жестоко она использовала его.

– Считай меня ничтожеством, – продолжал он. – Если так удобнее в той норке, в которую ты забилась. Именно это и лишило тебя терпения. Но мной уже попользовалась богиня. Пытался попользоваться бог. А теперь и тощая ведьма, которую я некогда вожделел. Она вообразила, будто ее версия тирании лучше всех прочих. Я был рабом, помнишь? Рабы привыкли, что их насилуют. Но слушай, женщина – и запоминай – я больше не раб…

Сверху донесся голос Фира Сенгара: – Отпусти ее, Удинаас. Сейчас ты чувствуешь на затылке острие моего меча – о да, и капли крови принадлежат тебе. Аквитор обручена с Траллом Сенгаром. Она под моей защитой. Отпусти ее немедленно или умри.

Держащая ее за горло рука ослабила захват, отпустила…

И Фир Сенгар схватил раба за волосы, оттащил и толкнул на землю. Тусклый меч прочертил дугу…

– НЕТ! – заорала Серен, падая на Удинааса. – Нет, Фир! Не трогай его!

– Аквитор…

Остальные проснулись и вскочили.

– Не убивай его! «Натворила я дел этой ночью…» Фир Сенгар, Удинаас имел право… «Спаси меня Странник!» Он имел право, – повторила она. В горле нестерпимо болело после удушения и первого, очень резкого вопля. – Я… кое-что сделала. Кое-что ужасное. Прошу… – Теперь она сидела на Удинаасе и беспомощно смотрела на всех. – Прошу вас…Это моя вина…

Удинаас столкнул ее. Серен поцарапала локоть, поднимаясь с камней. – Сделай день, Сильхас Руин, – сказал бывший раб.