Слова сияния - Брендон Сандерсон

Она была заполнена картами.

Хитрость в прыжке между поверхностями заключалась не в приземлении, как узнал Каладин. Дело было не в рефлексах или ощущения времени. И даже не в изменении перспективы.

Все дело было в страхе.

В том моменте, когда его тело, зависшее в воздухе, переходило от падения вниз к падению вбок. Его инстинкты оказались не приспособлены к таким изменениям. Примитивная часть разума паниковала каждый раз, когда низ переставал быть низом.

Каладин побежал к стене и прыгнул, направив ноги в сторону. Он не должен сомневаться, не должен бояться, не должен отклоняться. Это походило на обучение прыгать лицом на каменную поверхность, не поднимая рук для защиты.

Он изменил свою перспективу и использовал штормсвет, чтобы заставить стену стать полом. Переместил ноги. Даже утихомиренные, в тот краткий момент его инстинкты восстали. Тело знало, оно знало, что он собирался упасть обратно на дно ущелья. Он сломает кости и разобьет голову.

Каладин приземлился на стену, не споткнувшись. Удивленный, выпрямился и глубоко вздохнул, выпуская клубы штормсвета.

— Неплохо! — похвалила Сил, мельтеша вокруг.

— Это противоестественно, — сказал Каладин.

— Нет. Я никогда не стала бы ввязываться во что-то противоестественное. Это всего лишь... особенноестественно.

— Ты имеешь в виду, сверхъестественно.

— Нет, не имею.

Она рассмеялась и закружилась перед ним.

Это было противоестественно — как противоестественно для ребенка шагать, когда он только учится ходьбе. Но станет естественным со временем. Каладин учился ползать, но, к несчастью, вскоре он должен уметь бегать. Как ребенок, свалившийся в логово белоспинника. Учись быстро или станешь обедом.

Он побежал по стене, перескакивая через пласты сланцекорника, затем прыгнул в сторону и изменил направление к дну пропасти, приземлившись лишь с небольшой заминкой.

Лучше. Он побежал за Сил, держась позади.

Карты.

Шаллан прокралась вперед, ее единственная сфера проливала свет на комнату, завешанную картами и заваленную бумагами. Они были покрыты наскоро набросанными глифами, что не добавляло им красоты. Она едва могла прочесть большинство из них.

«Я слышала о таком, — подумала она. — Рукописная система штормстражей. Их способ обойти запреты насчет письма».

Амарам был штормстражем? Графики периодичности на одной из стен, перечисляющие сверхшторма, и вычисления их следующих приходов, написанные той же рукой, что и пометки на картах, похоже, служили тому подтверждением. Возможно, именно это искали Кровьпризраки — компрометирующие материалы. Штормстражи, будучи учеными мужского пола, вызывали у большинства людей чувство неловкости. То, как они использовали глифы, по существу, ничем не отличалось от письма, их тайная природа... Амарам слыл одним из самых идеальных генералов во всем Алеткаре. Его уважали даже те, с кем он сражался. Выставить его штормстражем значило серьезно навредить его репутации.

Зачем ему возиться с таким странным увлечением? Все эти карты смутно напомнили ей те, что она обнаружила в кабинете отца после его смерти, хотя те изображали только Джа Кевед.

— Понаблюдай снаружи, Узор, — сказала Шаллан. — Скажешь мне, как только Амарам вернется в дом.

— М-м-м-м, — прожужжал Узор, удаляясь.

Понимая, что ее время ограничено, Шаллан поспешила к стене, подняв сферу, и сохранила воспоминания о картах. Разрушенные равнины? Эта карта была более детальна, чем те, что она видела раньше, включая Главную карту, которую она изучала в королевской галерее карт.

Откуда у Амарама что-то настолько детальное? Шаллан попыталась понять глифы — насколько она видела, в них не было грамматики. Глифы не предназначались для подобного использования. Они передавали единичные идеи, а не последовательность мыслей. Она прочитала несколько в ряду:

«Происхождение... направление... неопределенность… Место в центре не определено?»

Возможно, имелось в виду именно это.

Другие записи были простыми, и она перевела их в уме.

«Возможно, движение в том направлении принесет результаты. Воины заметили наблюдающих оттуда».

Другие группировки глифов не имели для нее смысла. Письменность была причудливой. Вероятно, Узор смог бы ее перевести, но Шаллан точно не могла.

В стороне от карт стенах были увешаны длинными свитками, заполненными письменами, знаками и диаграммами. Амарам над чем-то работал, чем-то значительным.

«Паршенди!» — поняла Шаллан.

Вот что означали те глифы. Парап-шенеш-иди. Три глифа по отдельности означали три разные вещи, но вместе их звучание составляло слово «паршенди». Вот почему некоторые письмена казались тарабарщиной. Амарам использовал некоторые глифы фонетически. Он подчеркнул такие глифы, и ему удалось передать с их помощью понятия, которые никогда бы не получилось выразить другим способом. Штормстражи на самом деле превратили глифы в настоящую письменность.

«Паршенди, — перевела она, — до сих пор отвлеченные природой своих характеров, должны знать, как вернуть Несущих Пустоту».

Что?

«Вызнать у них тайну».

«Добраться до центра раньше армий алети».

Некоторые письмена оказались списками первоисточников. Хотя их перевели в глифы, она узнала некоторые цитаты из работ Джасны. Одни ссылались на Несущих Пустоту. Другие были предполагаемыми рисунками Несущих Пустоту и разных мифологических созданий.

Вот оно, полное доказательство того, что Кровьпризраки интересовались теми же вещами, что и Джасна. Очевидно, как и Амарам. С колотящимся от волнения сердцем Шаллан повернулась вокруг, оглядывая комнату. Неужели где-то здесь секрет Уритиру? Нашел ли он его?

В комнате было слишком много всего, чтобы Шаллан могла перевести все полностью и сразу. Письменность слишком трудна, а учащенное сердцебиение чересчур нервирует. Она сохранила несколько воспоминаний, чтобы позже нарисовать все целиком.

Переведенные мимоходом письмена вызвали в Шаллан новый вид страха. Похоже... похоже, что светлорд Амарам, идеал чести алети, на самом деле пытался вызвать возвращение Несущих Пустоту.

«Я должна по-прежнему участвовать во всем происходящем, — подумала Шаллан. — Нельзя допустить, чтобы Кровьпризраки перестали иметь со мной дело из-за неразберихи с вторжением к Амараму. Мне нужно узнать, что еще им известно. И я должна понять, почему Амарам ввязался в это дело».

Сегодня ночью она не могла просто сбежать. Нельзя было рисковать и насторожить Амарама тем, что кто-то проник в его секретную комнату. Она не могла провалить задание.

Шаллан должна смастерить ложь получше.

Она вытащила лист бумаги из кармана и шлепнула его на стол, а затем принялась неистово рисовать.

На безопасной скорости Каладин спрыгнул со стены, крутанулся вбок и приземлился на землю, не сбив шаг. Он двигался не очень быстро, но хотя бы больше не спотыкался.

С каждым прыжком он все удачнее приглушал внутреннюю панику. Вверх, обратно на стену. Снова вниз. Раз за разом, втягивая штормсвет.

Да, появилось ощущение естественности. Да, появилось ощущение принадлежности.

Он продолжил бег вдоль дна ущелья, чувствуя волну возбуждения. Взметнулись тени, когда он увернулся от груды костей и мха. Каладин прыгнул через большую лужу, но недооценил ее размер, начал падать и вот-вот должен был шлепнуться на мелководье.

Но рефлекторно посмотрел вверх и сплел себя с небом.

На короткий момент он перестал падать и начал двигаться вверх. Его импульс продолжал толкать его дальше, и он перелетел через лужу и снова сплел себя с низом. Вспотев, он приземлился, перейдя на быстрый шаг.

«Я могу сплести себя с верхом, — подумал он, — и падать в небо вечно».

Но нет, так мог бы думать обычный человек. Разве небоугорь боится упасть? Рыба ведь не боится утонуть.

Пока Каладин не начнет думать по-новому, он не сможет управлять данным ему даром. Это был действительно дар. И он его примет.

Теперь небо принадлежало ему.

Каладин закричал, устремляясь вперед. Он подпрыгнул и сплел себя со стеной. Без паузы, без колебаний, без страха. Приземлившись на стену, он побежал так быстро, как только мог, а Сил, кружившая рядом, засмеялась от восхищения.

Но ведь это так... так просто. Каладин спрыгнул со стены и посмотрел прямо вверх на противоположную стену. Он сплел себя в том направлении, сделал сальто и приземлился на одно колено туда, где мгновением раньше находился потолок.

— У тебя получилось! — воскликнула Сил, порхая вокруг него. — Что изменилось?

— Я.

— Ну да, но что в тебе изменилось?

— Все.