Похититель всего (СИ) - Галиновский Александр

— Эй, — сказал Карлик, вновь направляя арбалет Энсадуму в лицо, — Стой смирно.

Из саквояжа показались первые инструменты, а также горелка и несколько мензурок. Все это Старик беспорядочно вывалил на полку перед собой.

Энсадум пристально наблюдал за тем, что появится следующим.

Наверняка это был именно его саквояж.

И в нем — блокнот. Энсадум не мог сказать, что именно в этом блокноте было для него таким дорогим. За свою жизнь он исписал сотни различных записных книжек, блокнотов, тетрадей. Сперва ему приходилось учиться дома, а затем — в стенах Курсора, осваивая азы профессии. Однако именно этот блокнот, куда он переносил все, что находило отклик в его душе, он ценил выше других. А еще этот блокнот подарил ему отец. Просто вручил в свойственной ему одному манере — без слов, с легкой полуулыбкой на лице. Это случилось незадолго… Незадолго до…

Все последующие события произошли одновременно.

Из задней части помещения, где недавно скрылся Юнец, раздался крик.

— Дело сделано! Это он! Он! Это один из них!

Старик мгновенно отшвырнул раскрытый саквояж. Наружу из него выпал и покатился, переворачиваясь с одного угла на другой словно диковинное четырехугольное колесо, хорошо знакомый блокнот.

Два противоречивых позыва: либо рвануться к блокноту, либо уворачиваться от стрелы Карлика, заставили Энсадума сделать движение, которое вышло слишком неуклюжим. Где-то над ним просвистела стрела, ударившая в балку над головой. Судя по звуку, с которым ее металлический наконечник врезался в дерево, сила выстрела была немалая.

— Это он, — продолжал верещать Юнец. Теперь Энсадум его видел, он вынырнул из тени в задней части помещения, и в обеих его руках было по мензурке, словно он только что занимался тем, что переливал реактивы из одной в другую, — Он один из них!

Старик кричал что-то о некромантии, когда Энсадум бросился на него и повалил на пол. Из всех троих именно он казался наиболее опасным противником. Ни Карлик ни Юнец не сравнялись бы с ним в силе, хотя молодость, безусловно, была на их стороне.

Сбив Старика с ног, Энсадум попытался дотянуться до одного из инструментов, что были разбросаны вокруг, однако противник оказался не так прост. В любом случае, он не планировал лежать на полу и ничего не делать.

Старик оказался и проворнее и сильнее, чем казалось на первый взгляд. Оттолкнув Энсадума, он перекатился на бок, затем одним движением поднялся на ноги. Значит, Энсадум верно определил самого сильного. С другой стороны, он ошибся в том, насколько сильным окажется его противник.

В это время Карлик уже достал новую стрелу и начал прилаживать ее к арбалету. Юнец отбросил обе свои склянки и тоже рванулся к Энсадуму.

Бежать или защищаться?

Энсадум выбрал второе. Теперь нужно было выбрать, куда отступать?

Назад путь был закрыт — Карлик хоть и не закончил возиться с арбалетом, мог в любую минуту использовать тот как ударное оружие. Впереди был Юнец — и груда стекла на полу. Справа — Старик. Судя по всему, он уже пришел в себя после падения, и теперь тихонько ругался сквозь зубы, постепенно наступая.

— Некромантское отродье, — он сплюнул и в комке слюны, приземлившемся недалеко от Энсадумова ботинка, была кровь.

От удара? Или и этот человек, как и все, кого Энсадум встретил в пустошах, был болен?

— Думаешь, никто бы не догадался, что к чему? Твои хозяева слишком глупы, раз послали тебя сюда… в который раз.

Энсадум продолжал отступать.

Старик сунул руку в карман и достал некий предмет размером не больше карманного гребня. Одно неуловимое движением и в его руке словно по волшебству возникла бритва.

Ирония в том, что подобными бритвами никто никогда не бреется.

— Послушайте, я…, - начал Энсадум, однако Старик перебил его:

— Нет. Это ты послушай, Пустой.

Странное, дело, но на последнем слове он сделал ударение, как будто имел в виду что-то очень важное. Пустой.

— Мне вот интересно, где вы берете тела? Выращиваете? Выращиваете как раньше растили овощи на грядках. А? До Разрушения? Ты же помнишь Разрушение, так? Для тебя это было не так давно. Или вы воруете тела у мертвых? Воруете у тех, у кого забираете кровь?

Энсадум не раз слышал, как практиков обвиняют в самых различных грехах — надуманных и не очень, но еще никогда он не сталкивался ни с чем подобным. Похоже, эти трое были по-настоящему сумасшедшими.

Что Старик имел в виду, когда сказал, что для него Разрушение было не так давно? Разве те события не произошли для всех одинаковое количество лет назад? Или сумасшедший подразумевал что-то иное?

Впрочем, задумываться об этом сейчас не стоило.

— А-а-а… Понимаю, — Старик теперь держал бритву перед собой, будто и в самом деле думал побриться. Ну, или побрить Энсадума, до которого было шага три-четыре, — Ты не знаешь. Сколько лет назад произошло то, что назвали Разрушением? Будь добр, ответь.

— Около двадцати, — произносить слова внезапно оказалось физически больно.

Затем Старик неожиданно обвел сверкающим лезвием широкий круг.

— Как, по-твоему, все это могло прийти в такой упадок за какие-то двадцать лет?

Честно сказать, Энсадум и сам не раз размышлял над этим.

Здания из камня и бетона выглядели так, будто простояли опустевшими не одну сотню лет, мосты рухнули, целые поселения исчезли с лица земли. Однажды Энсадум видел вышку электропередач, металлические опоры которой были толщиной с бедро взрослого человека. Уцелели только они. Там, где металл был тоньше, его почти насквозь съела вездесущая ржавчина.

И это тоже произошло за двадцать с небольшим лет?

В последний раз он задумывался об этом… Когда?

А когда он вообще следил за временем?

Неожиданно Энсадум понял, что не знает, какой сегодня день, неделя, месяц. В последний раз он был у Курсора во вторник… Или это было воскресенье?

Но — месяц. Какой сейчас месяц?

Какая пора года? Поздняя осень? Зима? Если судить по непрекращающемуся дождю и снегу, то либо то, либо другое. А дом? Когда последний раз он был дома?

— Ты смотри-ка, — вновь сказал старик, — Кажется он начинает понимать. С ними всегда так. Вначале сопротивляются, не понимают, что они, — он как-то странно выделил последнее слово, — Всего лишь здесь.

И он постучал себя по лбу рукояткой бритвы.

— Поэтому последний раз спрашиваю: где вы берете новые тела?

Новые тела?

Энсадум все еще не понимал, о чем речь, хотя какая-то часть его уже все осознала. Из зеркала на него смотрело чужое лицо, а этот странный человек говорил о том, что, что тело ему не принадлежит.

Внезапно все части головоломки сложились.

Значит, кураторы все же умели переносить целые личности в новые тела.

У всех практиков регулярно брали кровь на анализ. Достаточно ли для того, чтобы сохранить, законсервировать воспоминания в одной точке?

Наконец Энсадум смог разомкнуть пересохшие губы…

— Я… не понимаю.

Его злосчастное отражение в зеркале сделало то же самое. Незнакомец, которого он не знал. В этот момент Энсадум вдруг почувствовал себя чужаком в этом теле. Ощущение было таким, словно он одел чью-то грязную поношенную одежду.

Юнец подошел и стал с Энсадумом рядом.

— Этот ничего не знает, папа.

— Заткнись, Барка.

Почти механически Энсадум отметил, что Старик и Юнец — отец и сын, и последнего зовут Баркой, хотя сейчас это не имело никакого значения.

Внезапно Энсадуму показалось, что комната вокруг сжалась до размеров ящика. Дышать стало тяжело, словно он погрузился в темную мучнистую воду, пренебрегнув советом шивана там, на берегу — не касаться ее даже кончиками пальцев. Теперь эта пахнущая мазутом густая вода затекала ему в горло, наполняла легкие… Словно сквозь мутную пленку на ее поверхности он наблюдал, как Старик отпихивает саквояж. От удара ногой тот летит прочь, задевает блокнот и вот уже вдвоем они продолжают лететь, кувыркаясь в воздухе, словно пара бегунов, стремящихся обогнать друг друга. Наконец блокнот падает и раскрывается на случайной странице. Саквояж падает рядом безвольной, мертвой вещью.