Кость для Пойнтера (СИ) - Мартыненко Всеволод Юрьевич

К чести гнома, он практически мгновенно утих и перестал шевелиться. На внешний взгляд мы оба стали неотличимы от камней, усеивающих пол пещеры. Оставалось лишь надеяться, что взгляда этого не последует. В конце концов, зачем патрулю подгорной стражи заглядывать в каждую щель по сторонам дороги?

Меж тем мелькание света от гнилушек в тоннеле сделалось более частым. Соплеменники моего спутника приближались быстро и немо, грозно ступая по гравию дорожного полотна. Вот первый огонек фонаря проплыл через проем входа в пещеру, делая сумрак внутри еще непрогляднее, вот второй…

Третий светильник, укрепленный на шлеме гебирвахсмана, остановился и развернулся в нашу сторону никелированной чашкой отражателя. Повинуясь то ли незримому мановению командирской перчатки, то ли собственной интуиции, стражник бегло осматривал внутренность последнего убежища перед долгим путем через участок без укрытий.

Дышать я прекратил столь основательно, что очередная многоножка, проползавшая во мху перед лицом, решила на пробу сунуть голову мне в ноздрю, однако весьма своевременно поняла, что ни к чему хорошему этот путь не приведет, и поползла своей дорогой. А то уж не знаю, как обошлось бы… Мекан учит терпежу до края, но тут уже и был тот самый край -- тварь вполне могла оказаться ядовитой.

Покуда я, замерев, претерпевал нашествие кивсяка, патрульный вполне удовлетворился результатами осмотра и отпрянул назад, крикнув своим: «Чисто!» Из чего следовало, что он сунулся проверять наш отнорок не из-за личной блажи. Еще пара таких же криков от щелей по ту сторону лишь подтвердила мое предположение.

Провалявшись на всякий случай еще пару минут после того, как затих последний звук, мы с гномом осторожно завозились и приподнялись из сырого мха. Отряхиваясь и приводя себя в порядок, оба пытались производить как можно меньше шума, что оказалось довольно затруднительно. В темноте было не видно, сколько всякой дряни налипло на одежду, но на лице она ощущалась вполне осязаемо. Мне-то ничего, утерся рукавом и все, а вот инсургенту пришлось всерьез выцарапывать мусор из шерстки.

-- Угораздило же… -- сердито пробормотал он, протирая очки. -- На будущее наука -- в ближние щели тут не лезть!

Я лишь мрачно кивнул в ответ на данный вывод.

Первым наружу выглянул я сам, в любой момент готовый опять прикинуться камнем покрупнее. Понятное дело, Гебирсвахе давно уже и след простыл. Немного увереннее я отлепился от стены и сделал шаг к центральной перегородке.

Следом, чуть не толкнув меня в спину, из неудобного лаза выполз гном и как ни в чем не бывало направился туда, откуда пришел патруль. Лишь полуобернулся, глянув на меня через плечо, чтобы проверить, не отстал ли, и снова зашагал дальше. Оставалось следовать за ним, снова взвалив на плечо все тяжелеющую тушку хавчика. Оглядываться не было решительно никакого желания, несмотря на все требования безопасности.

Однако ни на недолгом остатке пути по гостоннелю, ни при куда более долгом и утомительном подъеме по очередному его ответвлению осмотрительность более не понадобилась. До самого конца дороги нам больше не попалось ни одной из уже знакомых или еще неизвестных опасностей Подгорья.

Финал путешествия наступил не то чтобы совсем неожиданно, но как-то на редкость обыденно и просто. Наклонный пол пещеры более-менее выровнялся, сделавшись совсем пологим, свет мха и лишайника сошел на нет, заставив опять вытащить и разбудить жука-фонарника. В его сиянии отсветы солнца, с трудом пробивающиеся от устья пещеры, оказались совсем незаметны, так что когда инсургент попросту со всего маху уселся на очередной булыжник, я чуть не налетел на него. Первые полдюжины секунд причина хоть и долгожданного, но столь внезапного привала оставалась непонятна, а затем гном пробурчал:

-- Давай сюда хавчика! Потрошить будем.

С немалым облегчением я проделал и то, и другое, не замечая, как без сомнения повинуюсь словам своего обычно непутевого проводника. Впрочем, день изматывающей беготни по подземельям отбил всякое желание тратить лишние силы на очередные перепроверки и подначки. Так что и следующее пожелание гнома тоже осталось принять к сведению и исполнять.

-- Сходи наружу, наломай дров, а? -- к счастью, на сей раз его интонация была не требовательной, а скорее заискивающей.

Дров наломать -- это я всегда готов. Мало что умею лучше, вся жизнь тому примером. Так что и сейчас справлюсь. Надеюсь, исключительно в буквальном смысле слова…

После всего сегодняшнего было страшновато даже выглянуть наружу, в привычный и желанный мир земной поверхности. Хотя умом я и понимал, что уж там-то меня не может караулить никакая неведомая опасность из тех, на которые Подгорье оказалось столь обильно.

На первый осторожный взгляд вовне нашего нового пристанища никаких дров не обнаружилось. Каменистый голый откос тянулся вниз на полсотни ярдов до обрыва, за которым виднелись зубцы расположенных снизу скал, а далее расстилалось поросшее тайгой западное подножие Альт. Даже при наличии удобного спуска топать вниз за хворостом было определенно далековато. Оставалось надеяться, что дрова найдутся выше.

В каком-то роде так оно и оказалось. По крайней мере в смысле тех, что можно наломать. Стоило мне шагнуть из пещеры под гаснущий свет солнца, заходящего далеко на западе, как в стороне чуть выше по склону мелькнула череда косых теней, а уши резанул полукрик-полухрип. Заметив движение, тени разом повернули и кинулись на него.

Вот тебе и знакомый мир земной поверхности! Вопреки всем моим рассуждениям, снаружи меня все-таки караулили. Но не гномы, пуще всякого стыда избегавшие покидать привычные пещеры, и не люди из жутковатых племен, населяющих Высокие Альты. Среди нападавших вообще не было ни одного разумного существа. Равно как и живого.

Здесь, близ горных вершин, слишком низких для того, чтобы скрыться под ледниками, ветер был достаточно силен для опоры крыльям давешних летучих мертвяков, а холодный и сухой воздух не позволял гнить их иссохшим телам. Не знаю уж, та ли это была стая, что повстречалась моему флайботу в сердце бури, или другая, но не опознать природу тварей было никак нельзя. Если это были те же самые, то насолил я им порядочно, а если другие -- ума и миролюбия крылатые умертвия демонстрировали ничуть не больше, чем в прошлый раз.

Пригнувшись, я пропустил над собой череду щелкающих впустую когтей, челюстей и клювов, ненароком вдохнув тянувшуюся за летучими зомби волну затхлой вони. Чуть не закашлялся, выдернул из ножен саперный тесак,очень кстати прихваченный для рубки дров, и приготовился к следующей атаке.

Ждать ее пришлось чуть не полминуты, да и навалиться всей стаей умертвия уже не сумели. Более тяжелые и прогнившие дольше ловили восходящий поток над прогретым склоном, необходимый для нового захода, так что сначала пожаловали твари помельче и посубтильнее.

Первым до меня добрался совсем уже иссохший некрупный дактиль, с почти облезшей с черепа и зубатых челюстей кожей, но еще крепкими перепонками крыльев шестифутового размаха. Разевая пасть, он прямо на вираже повернул голову набок, примериваясь одним махом сорвать мою голову с плеч.

Удар тесака навстречу с доворотом, пришедшийся как раз меж челюстей, распахал тварь надвое от глотки до хвоста, заставив ее облететь меня сразу с двух сторон. Не сознавая произошедшего, две половинки дактиля почти секунду пытались продолжить полет по отдельности, но вскоре закувыркались по камням, с сухим треском ломая иссохшие кости и теряя лоскутья шкуры.

На следующих кандидатов для разделки это оказало неожиданно благотворное действие. Уже вышедшие на боевой курс пара грифов и мелкий дракончик стремительно отвернули в разные стороны, расходясь веером, как тесайрские штурмовики от счетверенного колесного стреломета, а прочие твари просто сделали вид, что летят куда-то по своим делам. Неожиданное благоразумие для мертвяков. Видимо, здесь, на вершинах Альтийских гор, неупокоенное зверюги ценили свою послежизнь больше, чем их ходячие собратья на равнине. Променять небо на небытие не хотелось даже этим тварям, и при жизни-то неполноразумным. Скоро они и вовсе скрылись из виду, перевалив через хребет.