Кость для Пойнтера (СИ) - Мартыненко Всеволод Юрьевич

Путь к пункту назначения, по большей части ведущий под уклон, не имел никаких особых примет в сравнении с виденными ранее тоннелями и переходами. Разве что отличался особой извилистостью и заброшенностью, не уступавшей внешним пещерам. Было очевидно, что гном старательно выбирает маршрут так, чтобы свести к минимуму возможность встречи с кем бы то ни было. Само по себе это было неплохо и подчеркивало серьезность его намерений, но тем не менее добавляло проблем. В населенном сердце Подгорья было трудновато избегать встреч с его обитателями -- то и дело откуда-нибудь доносилось эхо голосов, каждый раз заставлявшее нас обоих надолго вжиматься в стены.

После каждого такого чудом не стрясшегося столкновения траектория нашего передвижения по пещерам явно усложнялась. Было уже в принципе невозможно предположить, сколько еще потребуется бить таким образом ноги о щебень и булыжники, устилавщие пол. Поэтому, когда мой спутник остановился перед неприметной нишей в стене очередного пустынного и скудно освещенного коридора, я смог лишь тупо затормозить следом, стараясь не сшибить его с ног.

Возня, устроенная в нише малолетним инсургентом, более всего походила на одновременный поиск пьяницей ключей по всем карманам, а замочной скважины -- по всей подворотне. На удивление, в итоге то, что извлек гном из бесчисленых складок своего одеяния, именно ключом и оказалось. Не слишком привычного вида, он скорее напоминал самодельные фермерские рычаги для примитивных запоров против зверья, но был сделан из темного, грубо кованного металла. По полному отсутствию декора и изящества исполнения стало ясно, что работа древняя, еще до Войны Сил.

Сыскалась и замочная скважина в глухой с виду боковой стене, хотя сам я не обнаружил бы ее, даже глядя в упор. После чего ключ оказал на преграду совершенно непредсказуемое действие -- никакой двери не появилось, просто вся дальняя сторона ниши откатилась в сторону. В образовавшуюся щель пришлось протискиваться как можно быстрее, поскольку принципом своего действия открывающий механизм более всего напоминал маятник.

По ту сторону оказалось столь же безлюдно, но на порядок более прибрано, световые полосы на стенах ухожены, а пол засыпан мягким песком. Словно зашли с улицы в прихожую крупной сельской усадьбы. Однако при всем том здесь было на порядок тише и безопаснее, каким-то образом чувствовалось, что места не столь проходные, как во внешних тоннелях. Более всего местность напоминала платный тракт между Анариссом и Токкуром, обустроенный богатыми купцами для срочных перевозок.

-- Это Коронные Тропы, -- торжественно объявил подгорный житель, почуяв мое замешательство. -- По ним не всякому можно ходить… А из людей так и вовсе!

-- Так я тут не первый? -- поддел я напыщенного маломерка.

-- Не… Даже не в первой дюжине, -- инсургент воспринял подначку совершенно всерьез. -- Во второй уже.

-- Так что ж теперь, не гордиться? -- продолжил я игру в надежде, что до него-таки дойдет.

-- Отчего же? -- пробить гнома оказалось невозможно. -- Гордись!

Что я еще мог, кроме как в очередной раз молча кивнуть? Он же это на полном серьезе. Хорошо хоть, в отличие от тех же купцов, не догадался брать плату за проход, за погляд или, пуще того, за почет...

К сожалению, бесплатно идти по ровной удобной дорожке довелось всего полчаса -- до круглого зала-перекрестка с прозрачными светящимися колоннами между каждым из четырех проходов. Тут гном и вознамерился оставить меня, удалившись на переговоры с охранником.

Прямо скажем, это была не лучшая идея -- на пересечении двух путей ровно вдвое больше вероятность попасть на глаза кому не надо. Да и занять время изучением устройства местных осветительных шедевров тоже было не с руки. И так все видно -- цельные стеклянные трубы диаметром с фут, внутри которых по полдюжины стальных прутов в веревочной оплетке, поросшей тем же светящимся мхом почти чисто желтого колера. Поэтому, выждав минут пять, я осторожно двинулся по коридору, скрывшему малолетнего инсургента.

Я шел, стараясь производить как можно меньше шума, пока не расслышал отголоски разговора, отдающиеся от стен. Из-за многократного отражения звука разобрать слова было нельзя, но тона объяснения явно были повышенные. На каждое тоненько-заискивающее «тю-тю-тю-тю-тю» моего спутника в ответ доносилось мрачное, краткое «бу-бу-бу» его невидимого отсюда собеседника.

Реплики сменяли друг друга все чаще -- очевидно, в ход пошли самые крайние средства убеждения. Наконец разговор оборвался на решительно отрицающем «бубу!» долгой, долгой паузой...

Которую пресек глухой удар и пол укрик-полухрип. Нехороший такой, многозначительный, весьма смахивающий на последний.

Проклиная решение отпустить единственного посланного Судьбой проводника и сотоварища, я кинулся вперед, вытаскивая тесак и готовясь к самому худшему. Скоро за поворотом замерцал свет, так что ошибиться и свернуть не туда стало невозможно. С оружием наготове я вылетел на освещенное место…

Инсургент был жив-живехонек и невредим, по крайней мере, на первый взгляд. Чего никак нельзя было сказать о втором гноме, который неподвижно лежал лицом вниз с торчащим из затылка острым стальным жалом. Оказывается, у моего попутчика имелось-таки оружие помимо мелкого хозяйственного ножичка -- до поры до времени спрятанный в бесчисленных одежках то ли топорик, то ли кайло, который малолетний заговорщик отнюдь не стремился обнаружить в моем присутствии.

Предосторожность законная, но заставляет слегка иначе смотреть на того, кто делит со мной путь и ночлег. Неизвестно, какие еще сюрпризы найдутся у него в запасе на крайний случай. Может, и страх перед магией, старательно демонстрируемый гномом, окажется не столь велик…

-- Он отказался уйти и пригрозил обернуться, -- пояснил инсургент извиняющимся тоном, чуть ли не со слезами в голосе. -- Иначе было нельзя…

Сразу видно -- мал еще, не привык убивать. Чужая смерть не требует оправдания. Особенно когда уже все сделано, и ничего не поправишь. Причем сделано так ловко, что даже рудничная лампа с капризным огоньком в медной сетке не опрокинулась -- вон как ровно стоит.

-- Ты клевец свой прибери, да карманы ему обшарь, -- ободрил я незадачливого, но подающего надежды убийцу.

Тот послушно выдернул острие из затылка трупа, обтер его о войлок нижнего пончо… и, чем-то щелкнув, снял железку с рукоятки. Сунул в поясную обойму рядом с полудюжиной других на любой случай, а рукоятку привесил рядом. Необычная конструкция, и сразу стало ясно, отчего раньше я не смог ее приметить -- сейчас, когда части порознь, не враз догадаешься об их назначении.

Обирать мертвеца гном не торопился. Побаивался, что ли -- хотя теперь-то уж чего бояться? Разве что…

-- Ты чего там о псалмах говорил? Самое время для них, -- в мои планы не входило пугать его еще больше, но тут лучше перестраховаться, чем дотянуть до реальных страхов. -- Первый мертвец часто встает неупокоенным.

-- Это не первый… -- инсургент уставился на меня поверх пыльных очковых линз отчаянно виноватыми глазами. -- И не последний! Меня никто не должен видеть, только слышать можно… Второй гейс такой!

Только истерики мне тут не хватало! Несообразность оправданий гнома заставила меня выпалить без всякой задней мысли:

-- Что, и меня тишком прирежешь, как буду не нужен?

Неожиданно малолетний устранитель всех свидетелей своего внезаконного существования успокоился и расслабился.

-- Ты не в счет! -- махнул он на меня рукой в драной перчатке без пальцев. -- Гейс касается только Любимых детей Матери. А вы, люди, тут вообще ни при чем, сами по себе…

Спасибо и на том, хотя попахивает от такого подхода каким-то смутно ощутимым высокомерием. Не похожим на эльфийское, но тем не менее весьма явно читаемым в таком вот обособлении рода человеческого. Да и себя подгорный народ титулованием не обидел -- в Любимые дети самовольно возвел.

Хотя, может, и не так уж самовольно. Если верить преданиям, то, удалившись от мира, Мать скрывается в жарких глубинах Подгорья. Таким образом, гномы на самом деле оказываются ближе прочих к Первофениксу если не духовно, то территориально. А то и взаправду, единственные из всех разумных рас, поддерживают общение хоть с одним из Породителей…