Книга предсказанных судеб - Мария Очаковская

11. Веселый виночерпий

Франция, Бургундия, графство Помар, 1499 г.

– Как вы сказали, мадам, звено в роковой цепи?

– Да-да, Жакино, именно так. И дальнейшие события стали тому подтверждением, злой рок будто преследовал нас. Но рассказ следует вести по порядку. Так вот, отпустив Татуш, которая спала по соседству, я прочла молитву Богородице и, едва коснувшись теплой постели, уснула. Однако сон мой был недолгим. Не более чем через час меня разбудили. У изголовья кровати стояла Татуш, легонько хлопая меня по руке. В свете пламени я увидела ее до смерти перепуганное лицо.

«Что случилось?» – спросила я.

«Миледи, происходит что-то неладное…» Она не успела договорить, потому что в тот же миг до нас долетел чей-то истошный вопль.

Он исходил издалека, но был до того страшен, что внутри у меня все похолодело. Так может кричать лишь приговоренный к казни! Задрожав как в лихорадке, я вскочила и уже хотела бежать к детским спальням, но няня остановила меня, заверив, что уже наведывалась к детям и у них все спокойно.

Через некоторое время ужасающие вопли стихли.

«Похоже, кричали в купальнях его милости…» – предположила Татуш.

Увы, любезные мои слушатели, я должна вам открыть, что купальни замка Рабюсси предназначались не столько для омовения, сколько для плотских утех с дурными женщинами. И граф, и кое-кто из его свиты нередко проводили там время, лицемерно именуемое «часом виночерпия». Купальни эти располагались в левом крыле замка, в двух просторных комнатах под покоями его милости.

Небольшие окна с витражным стеклом, объемные купели числом не менее пяти, жаровни, лежанки, по стенам шпалеры на фривольные сюжеты, машикуль[31] с отхожим местом – прибежище греха было обустроено с великим старанием. Заправлял купальнями особо приближенный графа, именовавший себя веселым виночерпием. Уже несколько лет я, прознав об истинном назначении графских купален, не посещала их, распорядившись устроить для себя отдельную.

И ты, дражайшая Элинор, не улыбайся, а хорошенько запомни на будущее, что женщине благородного происхождения не пристало ходить в подобные места, если она дорожит не только своей добродетелью, но и здоровьем. Забавного тут мало. Да будет вам известно, что язва, коросты, чесоточная парша, перелой[32], гнойные вереды[33] и другие еще более тяжкие хворобы происходят от блуда в купальнях, где теплая вода служит для них прекрасным проводником. Так объяснял мне брат Микеле, весьма искушенный в медицине. Но вернусь к событиям той ночи.

«Понеже следом за пиром идет похмелье… – произнесла тогда мудрая Татуш, – но сдается мне, что в объятьях блудницы никто так голосить не станет».

Тем временем с главной лестницы до нас донеслись торопливые шаги. Приоткрыв дверь, мы увидели кузена Анри и нескольких слуг, сбегавших вниз. За ними также поспешал брат Микеле! Вот уж кого не ожидала я увидеть – известный своим добродетельным поведением, он прежде не проявлял интереса к купальням графа. Но подозрения мои тотчас развеяла няня:

«Видно, у них там кто-то захворал, коли так кричал, вот и послали за братом Микеле».

Татуш была права. По смерти старого нашего лекаря, почившего еще в начале осени, и в ожидании приезда нового эту обязанность в замке покамест справлял фра Микеле. Я уже упоминала об его способностях врачевателя. В монастыре в Умбрии, до того как перебраться к нам, он состоял учеником при монахе-травнике. И кое-какие настои, микстуры, отвары, втиранья привез с собой. По скромности не называя себя лекарем, он как-то раз весьма искусно вскрыл гнойник на ноге у графа, а кузену Анри ловко и без боли вырвал воспаленный зуб.

Меж тем крики из купальни то затихали, то возобновлялись.

А мы с няней, коль скоро помощи от нас не ждали, сочли благоразумным не выходить из покоев и подождать до утра. А уж утром расспросить обо всем толком. Но оказалось, что исполнить задуманное непросто.

Супруг мой, зашедший в мои покои, пребывал в самом дурном расположении духа и не пожелал отвечать: «Избавьте меня, мадам, от вашего любопытства. У меня и без того достаточно хлопот!»

На кухне, куда по надобности наведывалась Татуш, среди слуг, как головы гидры, множились слухи, но никто ничего в точности не знал.

И лишь фра Микеле, которого я встретила чуть позже в часовне, рассказал мне о ночном происшествии во всех подробностях.

– Не секрет, миледи, что люди умирают в мученьях, – отвечая на мой вопрос, сказал он, – и на своем веку я перевидал много такого, о чем без дрожи не могу вспомнить. Но то, что произошло минувшей ночью, заставило ужаснуться даже меня. Умер виночерпий его милости. И конец его был поистине страшен. Когда я пришел в купальни, он был еще жив, но бился в судорогах. Спасти несчастного я бы не смог при всем моем желании. От боли он катался по полу и кричал, но крик его более походил на звериное рычание – в непрерывных судорогах тело его извивалось, а изо рта шла кровавая пена. От нее по комнате распространилось жуткое зловоние. Чтобы хоть как-то утишить его страдания, я велел поместить несчастного в одну из купелей. Иногда холодная вода оказывает спасительное действие. В самом деле, на короткое время боль его немного утихла. Мне, однако, не стоит входить более в подробности, ибо они не для женских ушей. Так или иначе, конец виночерпия был предрешен, никакое противоядие не спасло бы несчастного, а лишь продлило бы его мучения.

– Вы сказали «противоядие»? Стало быть, вы полагаете, что виночерпию подсыпали яд? – спросила я.

– О да, без сомнения. Такая внезапная мучительная смерть может быть вызвана только ядом.

– Ах, Боже милостивый! Но ведь перед трапезой мажордом, как обычно, проверил посуду и снял пробу со всех блюд на столе, включая соль. Вы, должно быть, знаете, что он использует весьма надежное средство – рог единорога. Малейшая отрава, и он тотчас меняет свой цвет. А если так, то куда, по-вашему, ее подсыпали? И когда?

– Полагаю, что яд подсыпали в напиток, который подносили в купальнях, – сказал фра Микеле, переходя на шепот, так как поблизости скрипнула дверь. – А вот какой именно яд использовали – я не знаю. Мне известны лишь немногие из них: цикута, кантаридин, сублимат, мышьяковидная кислота. Но действие их отлично от того, что я видел нынче ночью, они убивают иначе. Надеюсь, мне удастся еще раз осмотреть тело несчастного, которое слуги снесли покамест в старый ледник. Тогда, быть может, я смогу ответить вам точнее.

– Я пойду туда с вами, – недолго думая, заявила я.

– Но это неподходящее место для вашей светлости… – попытался протестовать монах, однако, видя мою решимость, с неохотой согласился. – И еще кое-что… если позволите, мадам. От одного из баронов, неотлучно находившегося в купальнях, мне стало известно, что колики у виночерпия случились сразу после того, как он испил из кувшина графа.

– Боже милостивый! – встревожилась я. – Вы говорите о кувшине с пассетом?[34] Не так ли?

– Именно. Но умоляю вас, тише! Осторожность нам сейчас не помешает.

– Насколько я знаю, пассет для мужа виночерпий всегда готовил сам, собственноручно, и в его обязанности входило также снимать пробу с любого напитка, предназначавшегося графу.

– Именно.

– Не хотите ли вы сказать, что он сам подсыпал яд в пассет, а затем по своей воле или по ошибке его же и выпил?

– Нет, миледи. Я предполагаю, что кто-то другой отравил напиток, полагая, что пробу с него уже сняли. Этот кто-то рассчитывал, что пассет должен выпить ваш супруг.

– Святые угодники! Значит, яд предназначался моему супругу? – Страшная догадка сама сорвалась у меня с языка.

– Я не утверждаю… – Монах подошел ко мне ближе.

– Позвольте узнать в таком случае, кто в прошедшую ночь составлял компанию графу. Быть может, обычное общество купальщиков дополнили новые персоны? – последовал мой вопрос.

– Да, наряду с дамами я заметил двух высокородных господ из числа гостей, имен их я, увы, не знаю. Присутствовали также и вчерашний поэт по имени Вийон, и кузен Анри… Простите, миледи, что рассказ мой неутешителен, но все же я принужден указать на еще одно обстоятельство: смерть веселого виночерпия, как вы знаете, уже вторая по счету. Вчера утром жертвой убийц явился молодой Гальгано.

– Но та смерть совсем другое дело. Между ними нет связи.

– Как знать… Они оба состояли в свите графа, верно ему служили. Навряд ли найдется кто-то, кто бы пользовался у его милости большим доверием.

В этот момент разговор наш пришлось прервать, так как в часовню вошел кузен Анри.

– Я вас искал, милейшая Алиэнора. А вы, оказывается, здесь, и не одна… – произнес он с улыбкой. – Будь я на месте моего брата, то непременно мучился бы ревностью, видя, как много времени вы проводите в обществе мужчины.

– В обществе монаха, – исправила его я. – Так зачем вы меня искали?