Под тенью феникса - Андрей Годар

Подготовившись таким образом к путешествию, я сел на велосипед и отправился в путь.

Конечно, дорогу я помнил только в пределах города, то есть до того места, где она вливалась в хайвэй. Но на обочинах в достатке были установлены путевые щиты, и на них я всецело надеялся.

Даже, помнится, думал какая простая работа у водителей грузовиков – просто ехать вперёд и следить за указателями. Что интересно, когда я говорил об этом с отцом, он даже не пытался меня переубедить, очевидно, в глубине души соглашаясь со мной. Мне всё детство окружающие только и говорили о том, какой я умный мальчик расту, и, слыша об этом так часто, я натурально считал себя умным, во всяком случае, не глупее взрослого мужика который крутит руль, смотря на таблички. Словом, заблудиться в дороге я совершенно не боялся.

Не скажу, что картины разрушения и смерти меня уже совсем не волновали, но мне уже вполне удавалось заставлять себя не смотреть по сторонам, чтобы лишний раз не волноваться. Вот так вперил взгляд в дорогу и крутил педали что есть мочи. Дорога местами была присыпана обломками, между которыми приходилось вилять, а утяжелённый полной корзинкой руль всё норовил вывернуться сильнее, чем нужно, так что скучать и глазеть по сторонам верхом на велосипеде мне совершенно не приходилось. Временами, конечно, прямо по курсу попадалось чтото вроде человеческой ноги, похожей на обгоревшее бревно… или бревна, смахивающего на ногу –но я больше не плакал и не блевал, только сжимал зубы и шпарил себе вперёд.

Доехав до конца нашей улицы, я, совершенно не обратив внимания на куски асфальта и комья грязи, на перекрестке повернул направо и на полной скорости чуть не ухнул в глубокую воронку, еле успел затормозить и спрыгнуть с седла. Содержимое корзины посыпалось вперед, в яму, так что пришлось спускаться на дно, чтобы всё подобрать. Выбраться назад у меня не получилось, так как склоны всё время сыпались, я падал мордой вперёд и выпускал из рук бургеры и бутылку, которые тут же скатывались назад, на самое дно. В итоге я их просто забросил наверх, через край воронки, и лишь после этого, царапая и без того разбитые колени, с чёрти какой попытки вылез сам, поставив ногу на торчащий из осыпи кусок деревянной балки и ухватившись руками за оплавленный край асфальтового покрытия.

Взрывом разворотило всю улицу, так что воронка расположилась аккурат между домов, точнее, тех мест, где они когда-то стояли. Было понятно, что бомбящий город аппарат летел над домами вдоль нашей улицы, а затем, не прекращая своего дела, чесанул дальше поперёк следующего квартала.

Сразу можно было представить ровные ряды бомбардировщиков, аккуратно превращавших городскую территорию в пылающий ад – вроде как газонокосилка работает, полосу за полосой срезая траву на квадратной лужайке. Сама воронка имела форму правильного круга и вглубь уходила не ровными склонами, а вроде как с небольшим заходом у края. То есть сразу она в разрезе выглядела как полукруг. Если бы много лет назад при постройке района кто-то не прикопал здесь строительный мусор, то шансов выбраться у меня скорее всего не было бы. Слава Богу, понял это лишь когда выбрался и огляделся. В яме точно бы запаниковал, а так просто чуток поскулил от ужаса. Обходить яму пришлось маленькими шажочками по самому краю, прижимаясь к оградам, и осторожно катя велосипед – это дело заняло, наверное, минут десять.

Интересно, что после встречи с безумной женщиной мне так и не попадались больше живые люди.

Намного позже я об этом думал и не находил объяснения, ведь наверняка многие должны были уцелеть. Те, кто был в отъезде, находился во дворе, или просто везунчики вроде меня. Но их не было. То ли все действительно были настолько честными католиками, что все как один в то страшное воскресенье отправились в церковь, то ли мне просто не посчастливилось их встретить.

Загадка.

Когда я выехал на хайвэй, солнце уже поднялось высоко и ощутимо пригревало, в куртке мне стало почти жарко. Помню, как стоял и смотрел на щит с указателем «Austin – 220 miles». Это был зелёный щит с ровными белыми буквами на фоне ослепительно голубого неба, а ещё, аккурат посерёдке, его пересекала длинная клякса птичьего помёта. Я плохо представлял себе, какова длинна мили, но понимал, что двести двадцать – это очень много. Но пустынная ровная трасса, под совсем не по-декабрьски тёплым солнцем, будто манила в дорогу, обещая, что дальше всё будет хорошо и просто. То есть правая полоса, левая полоса, посредине разметка, и ровный путь впер1д до самого горизонта и дальше. Я решил перед дорогой наесться поплотнее и съел половину бургера, запив его колой. Просто удивительно, как вчера мне удалось за раз съесть в четыре раза больше, ибо в этот момент я мог поклясться, что уже ни крошки более в меня влезть не может.

Со всех сторон город был окружен полями, которые тянулись, насколько хватало глаз и, наверняка, много более того. Техас вообще является… являлся лидером сельского хозяйства США и был сплошь покрыт полями и фермами. Эх, видел бы ты, какое там изобилие летом – о проблеме питания можно было бы вообще забыть! Но и в декабре на голых полях то и дело попадались парники. Дорога шла ровно, без ощутимых подъёмов и спусков, и через некоторое время я подобрал удобный ритм езды, так что продвигался вперёд достаточно быстро, но особо не выдыхаясь. Скорость получалась довольно приличная для детского велосипедика, километров 7-10

в час. Правда, очень мешала куртка, набитые карманы которой каждую секунду ударяли меня по бёдрам. Я ехал и ехал вперёд, представляя, как достигну Остина, как найду там бабушкин дом, что скажу ей при встрече. Думал я об этом долго и обстоятельно, во всех подробностях, вплоть до интонаций разговора и разных вариантов ответов на вопросы. Даже пофантазировал, как бабушка поведёт меня в кино, хотя раньше она никогда этого и не делала. Лишь в последнюю очередь мне подумалось о том, как придётся рассказать бабушке о страшных событиях в Абилине, но воображаемая бабушка в ответ очень коротко и негромко всплакнула, а затем начала меня жалеть и лелеять, что было в своём роде приятно. Впрочем, и эти размышления со временем выдохлись, начали повторяться, и в итоге настолько мне наскучили, что я предпочёл глазеть на окружающие унылые просторы.

Пейзаж со всех сторон был совершенно однообразным – коричневый квадратик, зелёный квадратик, снова коричневый квадратик с полиэтиленовыми домиками, и так до бесконечности.

Это угнетало, так как начинало казаться, что такая дорога будет продолжаться до бесконечности, увлекая меня в никуда. Знаю, это звучит забавно, будто плохая проза, но у меня, у этого мальчика на пустынном хайвэе было именно такое ощущение, и оно прямо ощутимо давило, пригибая к земле и отнимая все силы. Дети вообще легковерны, осознание тщетности всех усилий и неминуемой погибели принимается ими так же легко, как и вера в Санта Клауса. Нужны были какие-то вехи, ориентиры. Сначала я успокаивал себя тем, что отмечал изменяющееся расположение квадратов полей вокруг и парников на них. Это помогало несколько приглушить отчаяние, но по-настоящему я воспрял духом, когда увидел далеко впереди столб с табличкой. Я