Грехи и молитвы (СИ) - Малинник Ира

Лука наступал, а Томас все пятился назад, забирая чуть в сторону и не сводя глаз с ножа. Как медленно он идет!

«Если ты ударишь его по руке снизу вверх, он выронит нож. Действуй, мальчик, действуй или умрешь».

Перед глазами Томаса вдруг возник образ матери: улыбающейся, заботливой, любящей. Она всегда волновалась, все ли будет хорошо и вернется ли ее Томми домой.

«Прости, мама», прошептал Томас и сделал шаг вперед.

Он словно со стороны наблюдал, как его рука резко ударила руку Луки снизу вверх, подхватила падающий нож и тут же вонзила его в шею мужчины. Он отстраненно смотрел, как алая кровь толчками начала вытекать из раны, а отдельные капли попадали ему на рясу. До него, как сквозь вату, донесся безумный крик демоницы – та, отпустив Дарио, неслась к Томасу, чтобы разорвать ему горло, но словно наткнулась на невидимую стену, и стеной этот был голос того, кто приказывает.

— Audite dominum tuum. Услышь своего хозяина, — глухо сказал Томас, все еще сжимая в руке нож, на лезвии которого смешалась кровь Луки с его собственной. — Audite et obedite. Услышь и повинуйся.

Она завыла, не в силах противиться.

— Склони голову предо мной и слушай меня, — продолжал Томас, глядя в ее бледное лицо. — Ибо я тот, кто приказывает, и тот, кому ты повинуешься. Имя мне – Астарот, и там где я, да воцарится тьма.

Он продолжал говорить, и с губ его слетали сухие шелестящие слова, которые жгли демоницу изнутри, заставляя ее корчиться от боли. Томас знал, чувствовал кожей, что Дарио смотрит на него – и потому отводил взгляд, боясь того, что увидит в глазах мужчины.

Наконец, все было кончено. Демоница издала последний вопль и исчезла, словно растворившись плотным темным дымом в воздухе. Дарио же так и стоял на месте, не решаясь сделать шаг вперед. Его била мелкая дрожь.

— Что это такое? – прошептал он, глядя то на остывающее тело паломника, то на нож в руке Томаса. — Что это такое и кто вы такой? Вы и меня убьете? Отец наш и Пресвятая Мать, помоги мне!

Мужчина начал быстро креститься и отступать от Томаса, а юноша все сжимал в руке нож, точно боясь отпустить его.

«Разожми пальцы».

Томас послушался и удивился, насколько сложно ему это далось: рука стала словно деревянной, и пальцы едва гнулись. Нож с глухим стуком упал на землю, но Томас чувствовал, что кожа на ладони осталась маслянистой из-за крови. По его телу пробежала дрожь отвращения.

Едва нож коснулся земли, Дарио развернулся и побежал куда-то назад, в темноту. Томасу не нужно было идти за ним, чтобы догадаться, куда он направился: и вскоре его догадка подтвердилась. В темноте раздался слабый звон упряжи, а вскоре по улице промчалась Белла, оставляя за собой клубы пыли.

Томас Эккер остался один рядом с трупом человека, которого он убил.

Глава 11. Прощение

Дарио гнал кобылу, не разбирая дороги и полностью доверившись чутью животного. Кобыла же, словно уловив настроение хозяина, ровно неслась вперед, уводя мужчину все дальше и дальше от проклятого Пезаро.

В голове Дарио не было ни единой связной мысли: все они уступили место первобытному, животному страху. Только что на его глазах тот, кого он считал спутником и дланью Господней, убил человека – а вместе с этим, Дарио все еще ощущал на шее прикосновение когтей демонического отродья. Он не понимал, что произошло и почему все перевернулось с ног на голову за одну ночь, но инстинкты вопили: бежать! Спасаться, пока ты не стал следующей овцой, которую прирежет сумасшедший пастырь.

После увиденного, Дарио был уверен в одном: зло, которое воцарилось в Ареццо, пробралось куда дальше города, докатилось до Пезаро и овладело сознанием молодого священника. А вдруг он всегда был одержим и только лишь притворялся, чтобы усыпить бдительность Дарио? И его странные слова, что он является Астаротом, Князем Ада – услышанного хватило, чтобы Дарио впал в ужас.

Но по мере отдаления от города, мысли постепенно замедляли свой бег, становились более ясными и разумными. Дарио натянул поводья и спешился с лошади, которая тут же принялась щипать траву. Сам мужчина уселся неподалеку и глубоко вздохнул. Нельзя поддаваться панике – а он уже позорно сбежал и бросил Томаса (убийцу!) одного.

— Ну и дела, Белла, — негромко сказал он, и лошадь отозвалась тихим ржанием. – Что же происходит? Я поклялся помогать святому отцу, но откуда мне знать, чему верить, а чему нет? Кто даст ответ на вопрос, одержим ли он? И куда мне направляться теперь?

— Stolto! Дурак! – раздался откуда-то в ночи звонкий женский голос, а вслед за ним – звон разбитой посуды.

Дарио рассмеялся.

— Видимо, сам Господь дает мне знак, что я и правда сглупил! В любом случае, сидя тут, ничего не выяснишь, а одному мне в Ареццо не справиться. Эй, Белла, давай-ка сюда. Вернемся и попробуем выяснить, как все же обстоят дела. Да еще святой отец собирался мне что-то рассказать, пока на нас не напали… Может, в этом и был весь секрет?

Он уже подошел было к лошади и поднял ногу, чтобы вдеть ее в стремя, как вдруг откуда-то сбоку донеслось деликатное покашливание. Дарио мгновенно развернулся, и его взгляд уперся в мальчика.

Ребенок стоял совершенно один посреди дороги, по которой минуту назад проскакал Дарио. Мальчику было на вид лет шесть-семь, но он не выглядел потерянным. Наоборот, он изучал мужчину с холодной уверенностью умудренного жизнью старца, и эта уверенность отозвалась внутри Дарио животным ужасом.

«Это не просто ребенок», подумал он. Дарио поднял руку, чтобы совершить крестное знамение, но ребенок покачал головой.

— Не нужно этого, — тонкий голосок не вязался с серьезностью тона, и от этого мальчик становился куда более жутким.- Я здесь не для того, чтобы пугать тебя. Передай своему другу: пусть прекратит бегать от нас. Этот ребенок умрет сегодня ночью, а следующей ночью умрут уже трое. Вы не спасете всех, а когда доберетесь до Ареццо, будет слишком поздно. Князь не должен путаться под ногами у Принца. Он выбрал неправильную сторону, и его ждет наказание. Передай это своему другу-священнику и Князю.

Мальчик изобразил гротескный поклон и улыбнулся одними губами; глаза его оставались холодными и неподвижными. Дарио стоял, не в силах шевельнуться, пока тонкий голосок не взвизгнул, подстегивая:

— Шевелись, или первым умрешь ты!

В один миг Дарио оказался на лошади и со всей силы ударил кобылу пятками в бока. Белла недовольно заржала, но тут же взяла в карьер, и вскоре на дороге осталось лишь облачко пыли. Мальчик смотрел на дорогу, не отрываясь, пока пыль окончательно не улеглась, а когда все снова затихло, достал откуда-то из-под рубашки небольшой кухонный нож и мечтательно улыбнулся, поглаживая лезвие.

***

«Убийца!»

Это слово вертелось в голове Томаса, пока он гнал коня по той же дороге, по которой уехал Дарио. Томас выбрал этот путь ненамеренно: он просто вскочил на мерина и позволил тому выбрать направление, а конь увязался за знакомым запахом кобылы. И теперь, мчась по дороге и оставляя позади мертвого паломника, Томасом овладевал все больший ужас.

«Я убил его!»

«Ты спасал жизнь себе и тому деревенскому дураку!» Астарот пытался образумить Томаса, но испуганный разум юноши не принимал никаких аргументов. Вместо того, чтобы обдумать сложившуюся ситуацию, его разум метался, как птица в силках. Томас чувствовал, что сходит с ума.

«Ну хватит».

Руки юноши натянули поводья, а тело безвольно скатилось с лошади. Томас почувствовал на лице слезы.

«Убийство – грех, но лучше грех и искупление, чем смерть без возможности искупления. Ты раскаиваешься? Так стань жертвой в Ареццо».

Слова Астарота, наконец, пробились сквозь густую пелену ужаса и тревоги. Томас задышал медленнее, спокойнее.

«Ты же священник, ты сам постоянно талдычишь это своей пастве. Что любой грех можно искупить. Даже убийство, если оно было во спасение».