Мозг ценою в миллиард - Лен Дейтон

Интересно, почему Ральф Пайк сам не доставил в Хельсинки ту коробку с яйцами, и не предстояло ли ему завтра ночью другое падение, о котором точно стоило побеспокоиться.

Сигне отправилась домой, высадив меня возле универсального магазина Стокманна. Я объяснил ей, что мне надо купить несколько лезвий для бритвы и носки, но на самом деле просто не хотел возвращаться в квартиру вместе с Сигне. Лучше, чтобы я временно отсутствовал, если Харви рассердится на нее за непослушание.

Когда я вернулся, Харви стоял на коленях посреди гостиной, прилаживая маленькие лампочки к багажнику машины Сигне.

— Чертовски холодно, — сказал я. — Как насчет кофе?

— Если повезет, — проворчал Харви, — то к середине ночи похолодает еще больше. Нам понадобится весь холод, какой только можно представить, чтобы лед был достаточно крепким и выдержал самолет.

Он явно ожидал вопросов, но я сдержался и не проявил никакого интереса. Я побрел на кухню и приготовил кофе. Голубая полоска неба давно стерлась, становилось темнее, и снег приобрел фосфоресцирующий блеск.

— Снег не идет? — спросил Харви.

— Нет.

— То, что надо, — одобрил Харви.

— Что-нибудь откладывается?

— Ничего не откладывается. Наш летчик пролетит и через гору тушенки. Больше всего я опасаюсь аварии внизу, на льду. Потеть, пытаясь срочно починить самолет, когда рассвет вот-вот нагрянет, как гром с неба, и этим кошмарным способом зарабатывать на жизнь — нет, друг, это не по мне…

— Можешь меня не убеждать, — сказал я. — Верю.

— Пассажир прибыл… ооо-уууу, — Харви попал отверткой по пальцу. Он сунул палец в рот, пососал, а затем помахал рукой в воздухе, словно отгоняя боль. — Он захотел где-нибудь отдохнуть.

— Что ты сказал?

— Что я сказал? Послушай, ты убедил меня, что с этим парнем случится через двадцать четыре часа. Я сказал ему, чтобы он погулял по городу до захода солнца.

— Он же вымотается ко времени вылета.

— А чего бы ты хотел? — спросил Харви. Правда, фраза звучала более энергично.

Я скорчил рожу в ответ.

— Не кривляйся, мальчик, — сказал Харви. — Ты у меня — звезда месяца. Гвоздь сезона. Ты нужен мне, чтобы показывать факты, как они есть.

— Благодарю за доверие, — сказал я. — Не запутывай дела только для того, чтобы доказать мою правоту.

— К чертям! У парня достаточно денег, чтобы снять номер в гостинице и отдохнуть.

— Во сколько он появится?

— У тебя что, плохо со слухом? Он не приедет сюда. Когда завтра утром русские его отловят, он честно признается, что ничего не знает о наших акциях в Хельсинки. А я сделаю все, чтобы подтвердить правдивость его показаний. Мы встретимся с ним завтра в девять тридцать вечера на другом конце города.

— А если он к тому времени устанет? Или улизнет?

— Я не стану плакать, парень. Все будет как надо. — Он прикрепил последнюю лампочку к багажнику и осмотрел провода.

— Помоги мне оттащить это железо в коридор. Потом посмотрим телевизор часов до девяти. Время есть.

— Годится, — откликнулся я. — Я не прочь немного поразвлечься, наблюдая за чужими страданиями.

10

Необъяснимое чувство охватывает пешехода, знающего, что между ним и морем лишь тонкий слой льда. Еще более странное чувство испытываешь, когда по этому тонкому льду едешь через Балтийское море на «фольксвагене». Даже Сигне немного нервничала, тем более что в машине нас было четверо, а лед где-то впереди кончался. Когда мы съехали на лед, Сигне и Харви долго изучали трещины и разло мы и пришли к выводу, что он вполне надежен.

Четверо нас было потому, что теперь к нам присоединился Ральф Пайк. Он все время молчал, с тех пор как мы подобрали его на открытом всем ветрам углу улицы, где дорога выходит из Хельсинки. Одет он был в длинное черное пальто и коричневую кожаную шапку с козырьком. Когда Пайк размотал шарф, я увидел под его пальто воротник комбинезона.

Мы ехали по замерзшему морю минут десять. Наконец Харви скомандовал: «Всем вылезти». Вокруг уже сгустилась ночь. Сверкал снег, в воздухе стоял какой-то гнилостный запах. Харви подключил к багажнику на крыше две батарейки и проверил контакт. Лампочки вспыхнули, но бумажные абажурчики делали их невидимыми с берега. Мне почудилось, что на юго-западе мерцают огни Порккала, так как здесь береговая линия поворачивает на юг, но Сигне сказала, что это невозможно. По-рккала слишком далеко отсюда. Харви измерил скорость ветра, а затем переставил «фольксваген» так, чтобы огоньки на крыше сообщили летчику направление ветра. Две лампочки он выключил, чтобы уточнить скорость ветра условленным сигналом.

Ральф Пайк спросил у Харви разрешения закурить. Я представлял, что он сейчас чувствовал. При проведении подобных операций нервишки всегда шалят, и ты настолько полагаешься на умение и опыт руководителя, что спрашиваешь его разрешения на все. Даже на возможность подышать.

— Последняя хорошая сигара, — произнес Ральф Пайк. Он ни к кому не обращался, и никто ему ничего не ответил.

— Пора готовиться, — сказал Харви, глянув на часы.

Я обратил внимание, что Харви совсем забыл о своем намерении скрыть лицо от Пайка и все время находился рядом с ним. Харви вынул из машины кусок материи, а Пайк снял пальто. Они завернули пальто и крепко обвязали тугой сверток длинной веревкой, другой конец которой был прикреплен к поясу комбинезона Ральфа Пайка. Комбинезон был исчерчен множеством молний, под рукавом имелся карман для ножа в кожаном чехле. Ральф Пайк снял шапку, засунул ее за пазуху и застегнул комбинезон под горло. Харви подал ему резиновый шлем. Такой надевают парашютисты во время тренировочных прыжков. Потом Харви осмотрел Пайка со всех сторон, похлопывая и приговаривая «все будет в порядке» так, будто старался убедить в этом самого себя. Удостоверившись, что все соответствует предписаниям и инструкциям, он достал из машины сумку с надписью «Пан-Америкэн» и раскрыл ее.

— Мне приказало передать вам вот это, — сказал Харви таким тоном, будто сам этого делать не хотел. Думаю, что Харви старался сделать все «как по-писаному».

Сначала он вручил Пайку пачку русских бумажных денег немногим толще пачки визиток, потом звякнули монеты. Я услышал наставление Харви:

— Золотые луидоры. Не бросайтесь ими.

— Я ничем не собираюсь бросаться, — сердито отозвался Пайк.

Харви деловито кивнул и вытащил из пальто шелковый шарф. На ткани шарфа была напечатана карта. Мне показалось, что шелковый шарф чересчур изыскан для России, но моего мнения никто не спрашивал. Потом Харви снабдил Пайка компасом, сделанным в виде старомодных часов-луковиц с цепочкой, приводящей в движение механизм шагомера. Затем они проверили документы — «военный билет», «справка о прежнем местожительстве», «паспорт», «трудовая книжка». Под занавес Харви достал из кармана еще два предмета. Первый был похож на пластмассовую шариковую ручку. Он показал ее Пайку.

— Вы знаете, что это?

— Игла с ядом, — ответил Ральф Пайк.

Харви подтвердил это отрывистым голосом. Он передал ручку Пайку, а потом протянул ему пистолет тульского производства калибром 6,35, который русские специалисты называют «пистолетом для медсестер».

— Исправен и заряжен? — спросил Харви.

— Исправен и заряжен, — ответил Пайк, выполняя какой-то странный ритуал.

— Кажется, я его слышу, — подала голос Сигне.

Мы все прислушались, но прошло еще целых две минуты, прежде чем издалека донесся шум моторов. Неожиданно звук стал отчетливым и громким, как будто к нам приближался трактор. Рокот низко летящего самолета заполнил все пространство. Навигационные огни самолета не горели, но я узнал «Чессну». Когда самолет приблизился, мы увидели в кабине лицо летчика, подсвеченное огоньками авиаприборов. «Чессна» покачала крыльями в знак приветствия, промелькнула над указательными лампочками на багажнике нашего «фольксвагена». Потом самолет развернулся, наклоняя одно крыло, и резко пошел на посадку. Длинные лыжи, установленные на шасси, шаркнули по льду, и фюзеляж задрожал. Летчик выключил мотор, и машина заскользила в нашу сторону со странным шипящим звуком.

— Я подцепил простуду, — кашлянул Харви и наконец-то плотно замотался шарфом. — У меня, судя по всему, высокая температура.

Впервые за весь этот вечер он обратился ко мне и глянул, словно ожидая возражений. Затем высморкался и легко хлопнул Ральфа Пайка по спине. Это был сигнал отправления.

Самолет еще не совсем остановился, а летчик уже стоял у двери и махал рукой, торопя своего пассажира.

— Все нормально? — спросил летчик у Харви, как будто ответ самого Пайка его по каким-то причинам не устраивал.

— Все готово, — подтвердил Харви. Ральф Пайк бросил на лед недокуренную сигару.