Маска свирепого мандарина - Филипп Робинсон

Но даже окунувшись с головой в деловую жизнь, Код не смог избавиться от застарелого увлечения, которое вскоре станет хроническим — страстью к "бесполезным знаниям", проявившейся еще в выпускных классах школы и не оставившей его, несмотря на отступление от прежних принципов, в университете. Теперь он жадно поглощал книги по металлургии, запоминал данные анализов, пределы прочности на разрыв, твердость легированной стали по Бриннелю. Он читал об очистке руды и кристаллической структуре. Размышлял о природе бронзы, найденной вместе с обломками древнегреческих кораблей, отмечал общую этимологическую основу названий сплавов. Вычерчивал сложные диаграммы и статистические таблицы изменения цен. Познакомился с историей ИРМы и восхищался каждой деталью ее странных ритуалов.

Все вышеназванное, кроме, пожалуй, статистики, никак не было связано с его конкретными обязанностями, но это отнюдь не значит, что он работал спустя рукава. Напротив, рвение, с которым наш герой выписывал счета, заполнял гроссбух и налоговые формы, составлял погрузочные документы, граничило с фанатизмом. Подобные занятия помогали унять душевное беспокойство, сама монотонность процесса усыпляла червя вины. Возможно, в его нынешней жизни служащего они играли ту же роль, что и погоня за высшими баллами в школе.

Такое прилежание не осталось незамеченным. В 1948 году Моттрам предложил нашему герою должность директора, и удивленный Код покорился воле начальства. Но этим дело не ограничилось. Моттрам приобрел несколько "готовых" фирм, и Код стал числиться их руководителем, хотя на самом деле не знал, как там обстоят дела, просто по просьбе Моттрама подписывал чеки, контракты, переводы, и продолжал заниматься финансами основной компании. Именно Моттрам осуществлял все операции по купле-продаже, и сначала дела пошли чрезвычайно удачно. ИРМа возобновила работу, а правительство приостановило оптовые закупки. Все (имеются в виду, конечно, посвященные) заранее знали о том, что произойдет, и понимали, что поскольку Министерство скоро начнет избавляться от чрезмерных запасов, цены обязательно упадут. Поэтому участники Ирмы стали быстро продавать товар большими партиями непосвященным, которые как обычно ни о чем не подозревали, или производителям, которые не могли ждать снижения цен, и сорвали неплохой куш. Станнум, к большому неудовольствию остальных членов объединения (он ведь совсем еще новичок), заработал больше всех. Моттрам купил еще две компании, приобрел яхту и начал в подражание Черчиллю курить дорогие сигары.

Потом наступил 1950 год, вспыхнула война в Корее, и "Станнум" обанкротился за ночь. Однажды утром Моттрам не явился в свой кабинет, а Кода начали донимать звонки; днем, когда новости стали распространяться, телефон уже не умолкал, извергая непрерывный поток угроз и проклятий. В конце концов Код набрался смелости и распорядился вскрыть сейф Моттрама. Изучил записи о продаже и покупке. И только тогда обнаружил, что его шеф, продолжая политику, которая оказалась такой успешной в прошлом году, за несколько месяцев распродал все, что только мог. Но из-за войны цены на металл мгновенно взлетели, покупатели требовали доставить им товар, а склады "Станнума" были пусты. Более того, пытаясь отсрочить неминуемый крах, Моттрам перебрасывал фонды из одной компании в другую, совершенно не заботясь о законности своих операций — и под всеми документами после росчерка Моттрама стояла подпись Кода.

Комитет управляющих ИРМЫ распорядился провести расследование дел "Станнума". Вскоре Кода арестовали. Ему пришлось отвечать одному, потому что у престарелого джентльмена, формального главы корпорации, случился сердечный приступ, а Моттрам уплыл на своей яхте в Танжер. И хотя друзья осуждали беглеца, втайне они им восхищались: разве он не сделал то, о чем мечтал каждый из них, не "увел кучу денег"? И вдобавок, ему пока что все сходит с рук!

Коду предъявили длинный список обвинений, но это была простая формальность. В нем увидели обычного простофилю, жертву обмана, публично заклеймили, однако решили не привлекать к ответственности. Какое-то время он пытался снова "подняться на ноги". Утром как прежде спешил в метро, добирался до Сити и бродил по офисам знакомых, чувствуя как его все сильнее охватывает тупое отчаяние — хотя некоторые выражали сочувствие, ни один не помог устроиться на работу. Дело не в том, что их бывшего коллегу обвинили в нечестности, такое не считалось грехом, просто Код оказался неудачником, дал себя обмануть. В то время он не понимал истинную причину всеобщей неприязни, но, конечно, замечал смущение и досаду при его появлении и сознавал: люди боятся, что он пришел просить взаймы. Напрасные страхи; Код еще оставался настолько наивным, что ему и в голову не пришло "пятнать" дружбу упоминанием о деньгах.

В конце концов наш герой перестал ходить туда, где его знали, признал справедливость приговора, — каким бы он ни был, — вынесенного приятелями и решил, что во всех своих несчастьях виноват он сам. Убедившись в том, что стал изгоем, больше не ездил в Сити. У него остались небольшие сбережения, и следующие два года, даже не пытаясь найти работу, он кочевал по Лондону, словно иностранец, очутившийся в незнакомой стране. Так начался горький период скитаний в пустыне, который завершился лишь после того, как наш герой добрался до Земли Обетованной: достиг Посвящения.

Глава 7. Вторая консультация

На следующий вечер Код сразу приступил к делу.

"Расскажи мне о своих планах на будущее. Чего ты хочешь добиться в жизни?"

"Ну… Наверное, хочу приносить пользу".

"О да, разумеется! Несомненно. Но что именно ты понимаешь под "пользой"? Приведи конкретный пример".

"Я помогаю людям сделать правильный выбор при покупке товаров. Разве это не польза?"

"Да, конечно. Похвальный альтруизм. Но чего ты хочешь лично для себя?"

"Ну, не знаю… Добиться успеха, жениться, завести ребенка, зарабатывать хорошие деньги, нравиться людям. Купить участок за городом и квартиру в Лондоне. Обычные вещи".

"Хорошо. Тогда давай поговорим вот о чем. Кем ты мечтал стать в детстве?"

Роджерс загукал как младенец.

"Когда-то я хотел работать пожарным!"

"А сейчас?"

"Шутишь? Спасибо, мне хорошо и на моем месте! Реклама сегодня самый перспективный бизнес. Чувствуешь, что делаешь что-то действительно нужное — открываешь людям глаза, заставляешь идти в ногу со временем".

"Иными словами, оказываешь на них влияние? Ты бы решился назвать нынешних рекламных деятелей "непризнанными творцами современной культуры?" Ты ведь так думаешь?"

"Вообще, я сказал бы как-то по-другому, но в общем ты уловил мою мысль".

И воодушевленный Роджерс принялся рассказывать о тех, кем он восхищался, с кого брал пример.

Это люди, которые "обклеили" всю страну модными обоями; сумели самым деликатным образом объяснить здешним тупоголовым упрямцам, что от них дурно пахнет, и убедили использовать освежающие средства, назвав их для начала "лосьон после бритья"; люди, которые решают за всех, когда настанет время считать двухцветное авто не вульгарностью, а особым шиком, а джинсы носить не только янки, но и британцам, не только экзальтированной публике, но и обывателям, не только мальчикам, но и девочкам.

Это люди, которые заменили печенье сладкими булочками, обычный аспирин "алка-зельцером", бутерброды с ветчиной — гамбургерами; люди, которые наполняли смыслом проходящие годы, нарекая в честь товаров массового потребления, так что каждый открывал особую область и эпоху: год Нового прикида, год Сережек-колец, декада Бикини, годы домашних растений, штанов в стиле "матадор", кофе-эспрессо и высоких сапожек. Это прародители Моды — великой богини-созидательницы, наславшей на потребителей каббалистические чары моющих средств.

Это сплоченная группа революционеров, которая с таким успехом (по крайней мере, в нашей стране) сражается против застарелого консерватизма нации в области пищи; которая дала нам суфле и мусс вместо сосисок и пюре, и даже приучила провинциальных домохозяек правильно произносить такие сложные "иностранные" слова.

Это некий титан мысли, автор гениальной в своей простоте, — и успешно осуществленной — идеи продвигать не товар или торговую марку, а просто цвет, желтый цвет.

И еще одна живая легенда, человек, вписавший свое имя в анналы истории, потому что первым продемонстрировал по телевизору обнаженную грудь белой женщины в рекламном ролике.

Роджерс увлекся и в ярких поэтических образах воспел величие гигантов своей профессии, заставив изумленно слушавшего его Кода погрузиться в раздумья.

"Почему бы нет?" — спросил он себя, как всегда фанатично-честный в своих выводах. Разве Роджерс не имеет такое же право претендовать на "истинность" своей жизненной философии, сбивчиво изложенной им сейчас, как и любой другой? В конце-концов, в его пользу свидетельствует великое множество неоспоримых фактов. Создатели рекламы — признанные арбитры в вопросах моды и пристрастий. Они принимают решения, которым следует вся нация: где надо жить, что смотреть, есть и пить, как одеваться. Разве их роль в жизни общества по крайней мере не так же важна, как тех, кто определяет, что нам следует думать? И если уж на то пошло, разве они влияют на наши мысли меньше, чем на то, что мы покупаем? Ибо подавляющее большинство западной части человечества рассуждает на темы, подсказанные творцами рекламы, то есть не об атомном оружии или расовых проблемах, и уж конечно не о предстоящем голосовании за советника Фиша или ольдермена Понда, а о том, что надеть, где поселиться, какой автомобиль-холодильник-столовый гарнитур-напиток, какие обои лучше купить и где взять на это деньги?