Маска свирепого мандарина - Филипп Робинсон

"Для чего запустили сосиску?"

— чтобы поколебать чрезмерную мужскую гордость Линнегана (стоит).

"Откуда она появилась?"

— из наникотиненной руки горизонтально-вытянувшегося Блума;

— от мясника Дж. Джонса, Хай-стрит, Дублин, прежняя Ирландия;

— из мяса и внутренних органов престарелой коровы, скончавшейся в графстве Майо 15 декабря 1905 года от Рождества Христова.

"Куда полетела?"

— к выдающемуся носу Линнегана (стоит)

— в выдающийся нос;

— впоследствии на пол;

— впоследствии (через пять часов семнадцать минут) в ведро с мусором Майкла О’Флинна, городского уборщика;

— впоследствии в печь. Прах к праху.

"Осталась ли довольна тем, что ее насильно "запустили"?

— достоверные свидетельства, на основании которых можно сформулировать обоснованные выводы, по данному вопросу отсутствуют.

"Была ли цель достигнута?"

— была.

"Являлось ли намерение непоколебимым?"

— непоколебимым являлось намерение поколебать чрезмерную мужскую гордость любвеобильного Линнегана".

Код закончил читать. Роджерс глупо ухмылялся, словно ассистентка фокусника в ожидании условного знака.

"Скажи пожалуйста, — внушительно произнес Код, — ты считаешь данный отрывок непристойным?"

"Так точно! Чистое похабство, командир!"

"Самый обычный эпизод, где один бросает в другого сосиску, ты считаешь непристойным?" (нахмурившись, скептическим тоном).

"Ну, если ты так ставишь вопрос, тогда он не непристойный".

"Не непристойный? — (еще сильнее сдвинув брови) — Текст, где действие происходит в борделе, а все персонажи в той или иной степени вовлечены в развратные действия? С постоянными неприличными намеками и двусмысленными фразами?"

"Ну, я сначала так и подумал, что он непристойный, — промямлил Роджерс, — а теперь понимаю, что это Искусство".

"Иначе говоря, искусство для тебя означает непристойность?"

"В наши дни такое встречается сплошь и рядом, верно?"

"Хорошо, а классические памятники культуры? Изваяния обнаженных женщин, например Венера Милосская? Какое они на тебя производят впечатление? Никогда не хотелось выцарапать свое имя у них пониже спины, или где-нибудь еще?"

"Послушай, старина, это уж слишком!"

"Они возбуждают тебя так же, как голый манекен в магазине одежды?" (безжалостно)

"В чем-то, наверное, да".

"Другими словами, ты фетишист? Статуя или изображение полуодетой девицы в одной из твоих реклам волнуют тебя не меньше живой обнаженной женщины? А как насчет эксгибиционизма? Никогда не хотелось раздеться догола на людном месте?"

"Ради всего святого, старина! За кого ты меня принимаешь?"

Код непреклонно сжал губы.

"Я зачитаю тебе еще один отрывок", — сказал он сурово.

"Директор программ Объединенной Компании Расширенного Телевещания объявил, что согласно немедленно вступающим в силу условиям соглашения с Архиепископом Кентерберийским и министром Общественной Гигиены, танцовщицам отныне разрешено демонстрировать тридцать квадратных инчей своего зада в дополнение к двадцати, указанным в лицензии Компании. Тем не менее, дельтовидная область трусиков, которая сейчас должна составлять не менее восьми квадратных инчей, оставлена неизменной до тех пор, пока не произойдет дальнейшая либерализация общественных взглядов".

"Какое впечатление на тебя произвел текст?".

"Слушай, а это правда?"

"Скажи пожалуйста, какие у тебя возникают мысли, когда ты слышишь фразу "танцовщица с роскошным задом"?

"Понятно какие!"

"Слюнки текут, разгорается аппетит? — напирал Код. — Ты считаешь такое описание сочным и даже соблазнительным?"

"А ты нет?"

"Соберись, Роджерс. Возьмем только слово "зад": о чем оно тебе напоминает? Шаловливая возня в школьном душе после физкультуры?" — лукаво предложил он.

Объект покраснел и судорожно закашлялся.

"Ты считаешь такие вещи смешными? — резко произнес Код. — Как по-твоему, забавно будет, если вместо Дня матери у нас объявят День слюнявчика, и всем придется носить подгузники?"

Роджерса такая перспектива явно шокировала.

"Ну ладно, — смягчился Код. — Последний вопрос, чтобы закрыть тему. Как ты реагируешь на малоупотребимое сейчас слово "штанишки?"

"Господи, старина! — взорвался Роджерс. — За каким чертом тебе все это нужно?"

Код со снисходительно-терпеливым видом объяснил:

"Я пытаюсь обнаружить у тебя признаки детского эротизма. Тут важен не столько сам ответ, сколько наблюдаемый аффект".

"Что еще за аффект?"

"Эмоциональная реакция".

"Ну и как результат?"

"Отрицательный. По крайней мере тут ты ничем существенным не отличаешься от остальных, — обнадежил его Код. — Но давай сейчас займемся другим. Послушай".

Он стал декламировать по памяти:

"…тишина.На стуле сально ухмыляется свеча, роняя свет.Лже-формулой чернеет бесстыдно-голая стена.Но вот, смотри — здесь пусто, никого здесь нет!

Хихикнул ветер на лету там, где навислаОпорожненная утроба неба.Злорадство отдаленных звезд. И свист.

Здесь посмотри, за охромевшим стулом.И там, где в тени прячется угрюмойСтена. Помет крысиный. Пауки.

Никто здесь не был, в этом доме хмуром!Но слышишь, среди полой тишиныПротикали часы: "Спеши". И посмотри:Глаза состарились, нам говорит стекло.Что делать дальше, как нам поступить?"

Красноречивое молчание.

"Итак. Скажи мне, что это значит?"

Роджер поежился.

"Как будто кто-то бродит по дому, где водятся привидения".

"Неплохо, неплохо", — одобрил Код.

"Ладно. Теперь отвечай так быстро, как только сможешь".

Код выстреливал вопрос за вопросом, словно пули из автомата. Темп увеличивался, напряжение росло.

"Ты боишься темноты? По ночам мерещится, что в комнате кто-то есть?"

"Иногда".

"Тебя пугает неожиданный шум?"

"Да".

"В последнее время замечал у себя новые родинки?"

"Как ты узнал?"

"Сейчас стал курить больше обычного? И выпивать?"

"Ну, наверное".

"Когда-нибудь казалось, что все вокруг на тебя смотрят, так что хочется проверить, не расстегнута ли ширинка, и даже не выглядывает ли твое хозяйство из прорехи?"

"Да! Да!"

"Твои мигрени всегда становятся сильнее, как только ты ложишься в постель?"

"Да! Точно!"

"А если все-таки удается заснуть, утром чувствуешь вялость и головокружение?"

"Именно!"

"Иногда, в самое неподходящее время, начинаешь думать о смысле жизни? Для чего ты существуешь, зачем все происходит?"

"Поразительно! Как ты узнал? Как?"

Код сидел, не говоря ни слова. Затем поднялся и снова наполнил стакан Роджерса. Замер, с состраданием глядя на своего подопечного. Объект изнывал от беспокойства. Он ждал, какой ему вынесут приговор. Роджерс пришел сюда, чтобы узнать, чем он болен, но теперь, когда ему должны вот-вот сообщить диагноз, смертельно боялся услышать его. Он не смел заговорить. Наконец, Код нарушил молчание.

"Ничего не поделаешь, — произнес он трагическим тоном. — Именно то, о чем я подозревал с самого начала. Слава богу, что ты не пошел к психиатру!"

"Ради всего святого! Ты выяснил, что со мной, или нет? Скажи мне! Прошу тебя, скажи!"

"Никто из врачей не сможет объяснить, что с тобой, — грустно произнес Код. — Все, на что они оказались способны — придумать название. Атомный психоз, сокращенно "а-психоз".

"Никогда ни о чем таком не слышал!"

"Разумеется ты не слышал! Они стараются скрыть заболевание, пока не выяснят о нем побольше. Ведь сейчас они в полном тупике".

"Но почему об этом не было ни слова в газетах?"

"Да потому что они ужасно встревожены. Пока боятся даже предупредить население о новой угрозе из-за того, что не имеют ни малейшего представления, как с ней справиться".

"Ты хочешь сказать, я не один заболел?" — в голосе Роджерса слышалось легкое облегчение.

"Неужели ты не обратил внимание, сколько людей за последнее время бесследно исчезло? Поп-музыканты и министры, гуру и полоумные миллионеры? Фельдмаршал Виконт Пекин, автор книги "Как мы с Господом Богом выиграли войну и как собираемся победить в следующей"? Малькольм Икс, который некогда писал на старинные памятники, а теперь почиет с Непорочной Девой? Епископ, решивший, что настало время Всевышнему уволиться со своего поста? Священник, установивший, что душа находится в вагине? Журналист, не поверивший, что первый спутник на самом деле вращается вокруг Земли, король Трансильвании, астроном, считавший полеты в космос "сущим бредом", родезиец, до сих пор хранящий верность королеве, "бессмертный" африканский премьер-министр? Не говоря уже о старухе, которая жила над нами в двадцать третьей квартире!"