Пару штрихов тому назад - Дмитрий Березин

– Вода, вода, в ней силы и смятенье, и простота, и глубина… А откуда вы берете воду? – поинтересовался Художник, допив воду и поставив кружку на деревянный стол. – Ни ты, Франсис, ни другие не выходят туда, за дверь.

– Не делай поспешных выводов, друг мой, – улыбаясь, ответил старик. – Ты здесь совсем недавно, но уже претендуешь на столь исчерпывающее знание, что мне за тебя становится страшно. Столь же резвым был, пожалуй, только Лукас. Он так и норовил взять и узнать все сам, проникнуть туда, куда не следует. А все ради чего? Чтобы узнать что-то раньше того срока, когда это положено. Вот и с тобой такое.

– Что ты хочешь, старик, я даже толком не представляю, где я, что происходит вокруг. Я непрерывно думаю только о том, как можно отсюда выбраться, об этой проклятой картине, которая стоит там, у меня дома. Как дать понять, чтобы именно картина меня может спасти? Представляю, как надо мной суетятся врачи, пытаются что-то сделать, не соображая, что со мной происходит. А я тут, разговариваю с тобой.

Франсис пробормотал что-то на латыни.

– О чем это ты?

– О том, что ты – это сейчас не вполне ты, хотя мои глаза твердят мне обратное. Ты остался там, с ними, в прежней своей жизни. Все самое светлое, весь ум, опыт перешли сюда. Ты – душа. Не игнорируй эти мои слова, вникни в них. Теперь ты можешь гораздо больше, чем мог там. Ты можешь все!

– Все? Здесь? В замке? Взаперти? Нет, не шути так со мной, Франсис. Ты можешь уверить меня в чем угодно, только не в этом. Если я могу все, то почему же эти самые силы не заставили меня повернуть назад там, у мертвого леса или у ворот? – Художник явно нервничал. – Ведь тогда у меня даже не мелькнуло мысли, что не следует идти вперед.

Старика эти слова рассмешили. Он старался не подать вида, чтобы не обидеть Художника, но разве можно скрыть смех, когда все складывается так, что без него не обойтись. Что должен был ответить Франсис? Только правду – неправды здесь не существовало, в ней просто не было необходимости. А Художник – и это старик сразу понял – ожидал от него услышать как раз неправду, какую-нибудь удобную отговорку, способную на некоторое время удовлетворить его любопытство.

– Ты не мог повернуть назад и остаться там у тебя тоже бы не получилось. Тебя бы нашли и убили. Вернее, не тебя, а твою душу. Твое тело осталось там, не забывай это.

– Откуда ты все это знаешь, старик? И кто бы меня убил? Хотя, не отвечай, я знаю. Ведьмы. Так?

– Все так, – ответил Франсис и куда-то спешно засобирался. – Идем, мне нужно тебе показать кое-что. Я надеялся, что это не потребуется так скоро, но это для твоего же блага. Я чувствую, что для тебя после этого многое переменится.

Художник посмотрел на него с некоторым недоверием.

– Ты хочешь выйти вместе со мной из замка? Старик снова засмеялся.

– Каждый волен совершать то, что в его силах. Но, поверь, даже моей воли не хватит пока, чтобы, не опасаясь, не только выйти из замка, но и вообще открыть дверь. Да и это был бы не самый взвешенный поступок из тех, который мы можем совершить. Идем наверх, я тебе должен кое-что показать.

– Наверх? – удивился Художник.

– Именно, – ответил старик. – Кстати, ты спрашивал, откуда вода. Ты видел погреб, мы туда спускались. Там есть еще один, а в нем небольшой источник воды. Когда строил этот замок, то отдавал приказ заложить источник камнями. Видимо, кто-то тогда не лучшим образом выполнил мой приказ. Впрочем, оно и к лучшему, иначе поддержать жизнь и силы было бы просто нечем.

– Покинут силы тело бренное, оставят раз и навсегда… – продекламировал Художник и, обдумывая все услышанное, отправился вслед за стариком.

Художник уже неплохо ориентировался в замке, хотя наверх никогда не ходил. Он вообще считал, что наверху ничего нет. Замок перестал казаться ему темным, серым, неприглядным. Сидя вместе со всеми за столом или на скамье в дальнем углу, Художник разглядывал обстановку и находил в ней все новые и новые интересные детали. Тяга к творчеству не оставляла его и здесь. Он привык к полумраку, он его больше не пугал. В блеклом, чуть мутноватом лунном свете Художник открывал для себя новые, совершенно необычные оттенки окружающего – синеватые, желтоватые, зеленоватые. И все это он с удовольствием отразил бы на холсте, если бы смог работать так, как раньше.

В дальнем углу за массивной деревянной балкой скрывалась небольшая, очень крутая деревянная лестница. Старик буквально карабкался по ее ступеням, держась руками то за балку, то за саму лестницу, чтобы не оступиться и не упасть. Художник последовал его примеру. Ноги скользили по пыльным ступеням: на некоторых из них слой пыли был толщиной с палец. Пыль комьями срывалась вниз и беззвучно, пролетев несколько метров, падала на пол, словно крупный снег.

Наверху было довольно темно – глаза снова были вынуждены привыкать к темноте. Но когда Художник, наконец, смог разглядеть что-либо, он невольно вскрикнул. Вокруг все было заставлено шкафами, на полках которых были книги – много книг, самых разных, в простых и в причудливых переплетах, маленьких и больших, аккуратных и растрепанных. Пыль была и здесь. Она покрывала корешки, была на полу и на полках. Кое-где пыли не было: эти книги явно недавно читали. Художник подошел и потянулся к одному из корешков.

– Оставь, не трогай, – пробурчал старик.

Художник не слушался, его обуревало любопытство. Он взял книгу в руки и уже был готов ее раскрыть. Старик потянулся к нему, на его лице читался ужас. Но кто-то опередил старика. Чья-то тяжелая рука опустилась на плечо Художнику, заставив его вздрогнуть.

– Посмотрел? Поставь на место и слушай, что тебе говорят, – строго, но спокойно сказал Лукас. – Ты еще не с нами, ты еще сомневаешься, вынашиваешь планы. Мы тебе еще не можем верить.

– Лукас! – старик был вне себя от ярости. – Что ты такое говоришь! Я не потерплю здесь таких слов!

– Но это правда, Франсис, правда! Посмотри правде в глаза!

Художник по-прежнему стоял спиной к Лукасу и силился понять, о чем тот говорил, и почему это вызвало такую реакцию со стороны старика. Неизвестно, сколько бы продолжалась вся эта сцена, если бы Лукас не потянулся, не забрал бы осторожно книгу из рук Художника, не поставил бы ее на место и не удалился бы столь же поспешно, как и появился.

– Сколько книг! – прошептал Художник.

– Да, – прошептал в ответ старик и, кашлянув, стал говорить привычным голосом, внушавшим спокойствие. – И тебе все их предстоит прочесть, как их прочли все мы. Знания, что таятся здесь, спасли нас и спасут тебя. Нужно просто как следует их в себя впитать, свыкнуться с тем, что судьба дает тебе еще один шанс.

Где-то в глубине замка раздался тихий, даже робкий стук. Художник расслышал его первым. Старик продолжал что-то рассказывать, но сосредоточиться на его словах Художник уже не мог.

«Что это? Такая тишина, а теперь этот стук. А старик не слышит или притворяется, что не слышит? Может, это кто-то внизу стучит чем-нибудь? Нет, они почему-то боятся шуметь, будто кто-то в любой момент может сюда ворваться. Хотел бы ворваться, уже ворвался бы».

Старик, наконец, уловил стук и стремглав юркнул на лестницу, легко, в пару прыжков ее одолел и был уже внизу. Художник никак не ожидал от него такой прыти.

– Франсис! – крикнул он старику вслед, но тот не ответил.

Художник тоже спустился вниз, так быстро, как будто это была не крутая лестница с маленькими скользкими ступеньками, а всего лишь небольшой порог, с которого нужно всего-навсего соскочить, не опасаясь падения или неожиданного фантастического кувырка с туманными последствиями для своих костей и головы.

Старик был в дальнем углу замка и явно нервничал. Это было заметно по тому, как он переминается с ноги на ногу и изредка потирает виски. Художник огляделся. Ни Лукас, ни остальные не обращали внимания на суету старика: все они сидели, где обычно и были погружены в свои раздумья, изредка обмениваясь репликами, большинство из которых Художник разобрать не мог. Он встал, опершись о массивную деревянную колонну, так, чтобы старик не мог его заметить – так, во всяком случае, казалось Художнику. Аленка в такой ситуации незаметно подкралась бы к нему и легонько ущипнула за ногу.

– Папа! Попался!

А жена бы рассмеялась и добавила: «Женя, ну как так можно! Ты же знаешь, что подглядывать нехорошо! Подойди и рассмотри, как следует то, что тебя так сильно интересует, что ты даже сдержать себя не можешь».

Снова раздался стук. Старик прильнул к стене и с силой нажал на нее. Что-то скрипнуло и сразу же через отворившееся не то небольшое окно, ни то нишу в темный угол замка ворвался лунный свет. Франсис сразу закрыл лицо руками: свет казался ярким не только Художнику, но и ему. Так продолжалось недолго. Старик встал на корточки, прильнул лицом к открытой нише и принялся что-то в нее шептать. Художник чувствовал себя неловко. На какое-то непродолжительное мгновение он посчитал, что стал свидетелем какого-то тайного или очень личного обряда, быть может, молитвы.