Пару штрихов тому назад - Дмитрий Березин

Сначала она увидела мольберт, на котором стояла картина. Под мольбертом лицом вниз лежал Евгений, рядом был перевернутый табурет. Мария вскрикнула, ринулась вперед, но, не сделав и шага, растянулась на линолеуме и ударилась лбом об дверь.

– Женя!

Не чувствуя боли она вскочила и вбежала в комнату. Рука. Шея. Еще пуговица, эта проклятая пуговица. Где. Тихо. Вот. Нет, это не он. Тихо. Да, вот, это пульс. Мария едва его нащупала, настолько он был слабым.

– Женечка, что с тобой? Ты слышишь меня, Женя?

Она встряхнула его за плечо и, сообразив, что ничего из этого не выходит, побежала за сумочкой, в которой был телефон.

– Потерпи, Женя, я сейчас, я быстро, – исчезая из комнаты на считанные секунды, произнесла она.

Теперь руки снова дрожали. У Марии никак не получалось попасть пальцами на нужные клавиши, на экране телефона возникал совсем не тот номер. Наконец она дозвонилась. Скорая была в пути. Оставалось только ждать. Мария держала мужа за руку и на мгновение подняла голову, чтобы взглянуть на картину. У нее закружилась голова, и она опустила глаза.

– Ну и ужас, вот у тебя фантазия больная, – Мария всхлипнула, – просила же не работать, хотя бы денек передохнуть, Женечка. Почему ты не слушаешься? Всегда упрямишься, а я ведь переживаю.

Минут через пятнадцать, показавшихся вечностью, в дверь позвонили, а потом, почти сразу же, грубо постучали.

– Скорую вызывали? Откройте! – услышала Мария, пытаясь нащупать язычок замка на двери. – Вы живы там? Ау!

В квартиру прошли двое, Мария их не разглядела: в прихожей включить свет она не успела, а на лестничной клетке лампочка днем не горела.

– Пожалуйста, быстрее, мой муж без сознания, возможно, это даже кома, раз зрачок такой странный, пульс почти не прощупывается. Я не стала ему ничего делать, никакие таблетки. Да и какие таблетки и лекарства? Ампул у меня нет дома никаких, – по дороге в комнату бормотала Мария.

– Маша? – вдруг спросил врач.

Она пригляделась. Мария не помнила, как его зовут. Пару раз эта бригада привозила к ним в клинику пациентов, тех, кто по полису имел право лечиться там, а не где-то еще.

– Вы можете отвезти его в клинику, где я работаю? – план действий у Марии созрел молниеносно.

– А полис есть? Направление?

– Нет, но…

– Ничего, запишем, как ложный вызов, или отказ от госпитализации. Маша, у него действительно кома, неглубокая, хотя так с ходу сказать сложно, – врач вдруг перевел взгляд на Марию, сидевшую рядом на корточках. – Да тебе и самой неплохо бы подштукатуриться. Где ты так?

Мария ощупала лицо и даже не глядя в зеркало поняла, что выглядит неважно. Слева на лбу была небольшая шишечка, которая при прикосновении отдавалась болью в затылке.

– Я выживу, а с ним…

– С ним нужно как можно быстрее в стационар, это не шутки, – произнес врач.

Несмотря на сложную ситуацию, он слегка улыбался. Он был того же возраста, что и Мария. Маленького роста, с брюшком, совсем лысый – прямая противоположность Евгению. Но Евгений в аналогичной ситуации повел бы себя точно так же. «Удивительное рядом», – подумала Мария, когда фельдшер принес носилки.

– Что расселась, Маша? Не узнаю тебя! Ноги в руки, документы, свои и его, да, вперед, надевай обувь, открывай дверь, – командовал врач, чувствуя, что ситуация вот-вот выйдет из-под контроля. – Закрывай дверь, идем вниз, придерживай его на носилках. Вот так, не волнуйся только!

Всю дорогу до клиники Мария не отпускала руку мужа. Доехали быстро: скорая мчалась, включив сирену, да и ехать было недалеко.

– Александр Александрович! – крикнула Мария, из-за волнения получилось «Сан Саныч», что жутко раздражало главврача, – Александр Александрович, помогите, родненький, с Женей плохо, я не знаю, что делать.

Следом фельдшер с врачом на каталке везли Евгения.

– Что? – сухо спросил Александр Александрович.

– Плохо, – столь же сухо ответил врач, – Инсульт под вопросом, пограничное с комой состояние.

– Это от взрыва? Мы тут смотрели по телевизору… – начал Александр Александрович.

– Как взрыв? Не слышал. А, это тот, что у магазина? Да ерунда там, а не взрыв. Согнали всех, а там только двое осколками поцарапалось. Нет, здесь дело не во взрыве, а в скачках давления. Маша говорит, у него были проблемы, наблюдался. Кардиограмма не работает, так что не могу ничего сказать. Короче говоря, принимайте.

Они оказались в смотровой.

– Маша, побудь в коридоре, – строго приказал главврач, – проводи скорую.

– Но Александр Александрович!

– Никаких «но», Маша, дело слишком серьезное. Передохни. Попроси Катю посмотреть, что у тебя на лбу.

– Со мной все в порядке, – оправдывалась Маша. – Мне нужно быть с ним, понимаете? Александр Александрович, вы же все понимаете! Пустите! Я медсестра! Это мой муж, я должна знать, что с ним!

У нее снова от волнения имя и отчество главного врача прозвучали как «Сан Саныч», от чего он поморщился.

– Маша, займись собой, не отнимай мое драгоценное время, – сказал, кашлянув, Александр Александрович и, обернувшись, заметил, что ему из смотровой машет рукой медсестра. – Все, побежал к твоему, как будет что-то известно, так сразу расскажу. А ты успокойся и позаботься о себе, потому что дальше должна будешь заботиться о нем.

– Я и сейчас должна…

– Сейчас ты не врач, а неадекватная родственница экстренного пациента! И ты сама прекрасно знаешь, что мы с такими делаем и куда их посылаем. Все!

Последние слова он договаривал уже на бегу. Хлопнула дверь. Мария осталась в коридоре одна. Если бы ее не подхватила медсестра из хирургии, Катя, то, возможно, она просто упала бы – конечно, не в обморок, не от усталости, а просто от чувства, что случившееся невозможно переиграть или как-то изменить, и все происходит так, как происходит. Там, в квартире, рядом с ним она даже не успела испугаться, старалась держать себя в руках. Вероятно, Евгений был в коме или близок к этому состоянию, а если так, он мог слышать и понимать все, что происходит вокруг. Лишняя паника в такой момент могла бы сыграть злую шутку. Мария в этот момент была скорее не с мужем, а с пациентом, причем очень тяжелым. И только теперь, когда Евгений оказался там, за двумя дверями, в руках ее коллег-врачей и Александра Александровича, роль жены в ней стала главенствующей, она дала волю чувствам. Точнее, позволила себе это сделать.

– Никаких обмороков, Маша, – голос Кати, несмотря на то, что ей было всего двадцать два, звучал хрипло и как-то по-особенному серьезно. – Идем, посмотрю тебя, нужно хотя бы лед приложить. Кто это тебя так разукрасил?

– Сама… разукрасилась, – шепотом, подавляя в себе стон, ответила Мария.

Она нехотя поплелась в процедурную. У нее никак не получалось подумать о себе и хотя бы ответить, где больно – Катя осторожно водила ватным тампоном со спиртом по шишке, затем приложила кусочек льда, завернутый в маленький полиэтиленовый пакет. Мария постоянно оборачивалась на дверь, чтобы не пропустить момента, когда кто-то из врачей зайдет, чтобы рассказать ей о состоянии мужа.

Когда Катя закончила с шишкой, Мария встала с кушетки и сама отправилась к смотровой. В клинике было тихо, настолько, что Марии хотелось закричать, чтобы совладать с этой тишиной. У нее было дурное предчувствие. Присев на скрипучую металлическую скамейку, она погрузилась в раздумья. Что могло привести к такому исходу? Нет, муж не жаловался ни на что в последнее время, хотя усталость не сходила с его лица. Почему она силой не заставила его остановиться, передохнуть, поберечь себя? Силой! Марии даже смешно думать о таком. Она применяет силу только к самым отъявленным хулиганам среди своих пациентов, к тем, кто разматывает бинты или от безделья искусывает губы в кровь, привлекая к себе внимание и пытаясь вызвать сочувствие.

Даже зная, насколько это бессмысленно, она начинала винить себя – в том, что не уследила, не уберегла. Вот только от чего? Неужели это все из-за работы? Скачки давления у Евгения бывали и раньше. Но вряд ли они могли вызвать то, что произошло.

– Он поправится, Маш, тебе сейчас нужно успокоиться, ничего хорошего от всех этих нервов не бывает, – Мария не заметила, как Катя присела рядом. – Что с ним вообще случилось?

– Не знаю, Катя, даже не представляю, – немного помолчав, ответила Мария.

– Понимаешь, с Женей уже случались всякие неприятности из-за давления, из-за того, что он работает очень много и не делает пауз в работе. Я сначала злилась, а потом перестала. И теперь жалею об этом. Если бы я была хотя бы чуточку настойчивее, то ничего бы этого сейчас не произошло!

– А мне Александр Александрович говорил про какой-то взрыв, его даже по телевизору показывали. Может, с твоим мужем из-за этого? Вы ведь рядом с заправкой живете. Понимаешь, испуг, взрывная волна. Помнишь, к нам на реабилитацию привозили…