Русская басня - Николай Леонидович Степанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ни хлеба, ни холстины.
ВОРОНА И ЛИСА
И птицы держатся людского ремесла.
Ворона сыру кус когда-то унесла
И на дуб села.
Села,
Да только лишь еще ни крошечки не ела.
Увидела Лиса во рту у ней кусок,
И думает она: «Я дам Вороне сок.
Хотя туда не вспряну,
Кусочек этот я достану,
Дуб сколько ни высок».
«Здорово,— говорит Лисица,—
Дружок Воронушка, названая сестрица!
Прекрасная ты птица;
Какие ноженьки, какой носок,
И можно то сказать тебе без лицемерья,
Что паче всех ты мер, мой светик, хороша;
И Попугай ничто перед тобой, душа;
Прекрасняе сто крат твои павлиньих перья;
Нелестны похвалы приятно нам терпеть.
О, если бы еще умела ты и петь!
Так не было б тебе подобной птицы в мире».
Ворона горлушко разинула пошире,
Чтоб быти соловьем;
«А сыру,— думает,— и после я поем:
В сию минуту мне здесь дело не о пире».
Разинула уста
И дождалась поста:
Чуть видит лишь конец Лисицына хвоста.
Хотела петь — не пела;
Хотела есть — не ела;
Причина та тому, что сыру больше нет:
Сыр выпал из роту Лисице на обед.
ПИИТ И БОГАЧ
Богатый человек прославлен быть желал,
Отличным тщася быть отечества в народе;
Он сроду не служил и хочет быти в моде,
И не трудясь ни в чем. Пиита звать послал
И на него свою надежду славы клал:
«Пожалуй, освяти мое ты имя в оде!»
Но что воспеть Пииту об уроде?
«Будь ты отличностей моих, Пиит, свидетель!
Воспой, мой друг, воспой святую добродетель!»
«Я петь ее готов.
Пристойных приберу к тому немало слов.
Но как, дружочек мой, ее тогда прославлю,
Когда твое я имя вставлю?
Да я же никогда не хваливал ослов».
ГОРШКИ
Себя увеселять,
Пошел гулять
Со глиняным Горшком Горшок железный.
Он был ему знаком, и друг ему любезный.
В бока друг друга — стук:
Лишь только слышен звук,
И искры от Горшка железного блистались.
А тот недолго мог идти,
И более его нельзя уже найти,
Лишь только на пути
Едины черепки остались.
Покорствуя своей судьбе,
Имей сообщество ты с равными себе.
РЕМЕСЛЕННИК И КУПЕЦ
Был некий человек не от больших ремесел,
Варил он мыло, был ежеминутно весел,
Был весел без бесед,
А у него богач посадский был сосед.
Посадский торгу служит
И непрестанно тужит,
Имеет новый он на всякий день удар:
Иль с рук нейдет товар,
Иль он медлеет,
Или во кладовых он тлеет,—
Посадский день и ночь болеет
И всяку о себе минуту сожалеет.
К соседу он принес на именины дар,
И дал ему пятьсот рублей посадский златом.
Во состоянии ремесленник богатом
Уж песен не поет, да золото хранит,
И золото одно в ушах его звенит;
Не спит, как спал он прежде,
Ко пропитанию нимало быв в надежде.
И может ли быть сон,
Когда о золоте едином мыслит он?
Одно его оно лишь только утешает
И есть и пить ему мешает
И песни петь.
Сей жизни мыловар не может уж терпеть,
И как ему житье то стало неприятно,
К посадскому отнес он золото обратно.
ПРОСЬБА МУХИ
Старуха
И горда Муха
Насытить не могла себе довольно брюха,
И самого она была гордейша духа.
Дух гордый к наглости всегда готов.
Взлетела на Олимп и просит там богов;
Туда она взлетела с сыном,
Дабы переменить ее мушонка чином,
В котором бы ему побольше был доход.
Кот
В год
Прибытка верного не меньше воевод
Кладет себе на счет.
«Пожалуйте котом вы, боги, мне мушонка,
Чтоб полною всегда была его мошонка».
На смех
Прошением она богов тронула всех;
Пожалован. Уже и зубы он готовит,
И стал коток
Жесток,
И вместо он мышей в дому стал кур ловить:
Хотел он, видно, весь курятник истребить
И кур перегубить;
Велели за это кота убить.
Смерть больше всякия на свете сем прорухи:
Не должны никогда котами быти мухи,
Нижé вовек
Каким начальником быть подлый человек.
МЫШЬ МЕДВЕДЕМ
Хранити разума всегда потребно зрелость,
И состояния блюсти не вредно целость;
Имей умеренность, держи в узде ты смелость;
Нас наглости во бедства мчат.
Пожалована Мышь богами во Медведи;
Дивятся все тому — родня, друзья, соседи,
И мнится, что о том и камни не молчат;
Казалося, о том леса, луга кричат.
Крапива стала выше дуба;
На голой Мыши шуба,
И из курячей слепоты
Хороши вылились цветы.
Когда из низости высоко кто воспрянет,
Конечно, он гордиться станет,
Наполнен суеты,
И мнит: «Как я еще тварь подлая бывала,
И в те дни я в домах господских поживала,
Хоть бегала дрожа,
А ныне я большая госпожа,
И будут там мои надежно целы кости: